Королева заняла свое место, ее примеру последовали придворные, начавшие устраиваться на скамьях. Пенелопа осмотрелась, поправила украшенный перьями капор и расшитый серебром подол платья. Она была довольна собой: ее лицо и фигура были безупречны, ее бы заметили в любом обществе. А ее золотистые волосы вместе с темными глазами имели свое, особенное очарование, перед которым невозможно было устоять. Половина придворных, которым полагалось не спускать глаз с королевы, в действительности глядели на ее юную кузину. Пенелопа впитывала теплую волну всеобщего восхищения – это было новым для нее ощущением, к которому она еще не совсем привыкла. Девушка еще не понимала, что природа подарила ей нечто, чем обделила большинство других женщин. У королевы, несмотря на все ее притязания, не было этого и в помине. Всю жизнь, где бы ни появлялась Пенелопа, все будут отдавать дань истинной красоте.
На ристалище появились претенденты на звание победителя турнира – лорд Арундель, лорд Виндзор, Филипп Сидни и его лучший друг, Фулк Гревилль. Все они были в церемониальных доспехах. Пенелопа сразу заметила, что доспехи Филиппа – золото на бледно-голубом – были усыпаны звездами. Другие тоже обратили на это внимание:
– Это для леди Пенелопы. Звезды для Звезды... – зашелестело по рядам.
Пенелопа выпрямилась и сделала вид, будто ничего не заметила. Уже больше года Филипп писал блестящие сонеты в итальянской манере и посвящал их ей. Он называл ее Стеллой, то есть Звездой, а себя – Астрофилом, влюбленным в Звезду. Конечно, это было всего лишь игрой, и все вокруг это знали. Пенелопа считала, что он выбрал ее в качестве идеального объекта своей возвышенной страсти потому, что это было безопасно для них обоих.
Они знали друг друга так долго, когда-то отец хотел, чтобы они стали мужем и женой; теперь их связь была иного рода – Филипп был любимым племянником, почти что сыном ее отчима – разве это не давало ей некоторых прав на семейного поэта? Как бы то ни было, его поэзия была изумительна, и Пенелопа была не прочь погреться в лучах его славы.
Претенденты читали стихи королеве. Пенелопа пыталась понять, кто написал их – Филипп или Фулк, но не смогла определить, поскольку стихи состояли сплошь из особых оборотов, принятых при дворе. Затем начался шуточный штурм крепости – несколько слушателей, облаченных в алое, забирались на стены крепости по приставным лестницам и бросали вниз гирлянды цветов, обсыпанные надушенной пудрой.
После этого начался турнир. Зрители замирали, когда соперники мчались навстречу друг к другу вдоль барьера. Бесконечное мгновение, в которое спокойствие и умение рыцаря позволяли ему получить преимущество, затем сильнейший удар, ломающий древко турнирного копья. В этот момент вся галерея подавалась вперед, стремясь увидеть, кто победил.
Кроме претендентов, в турнире вызвались участвовать еще девять или десять благородных рыцарей, и среди них был сэр Генри Ли, чемпион королевы, который опоздал к началу, сломал шесть копий и удалился непобежденным. Кроме Генри Ли, претенденты не уступили больше никому, а у Филиппа Сидни было на счету больше побед, чем у любого из них. Зрители восторженно следили за тем, с какой легкостью этот худощавый молодой человек побеждал своих противников, искусно обращаясь с конем. Бой для него тоже был поэзией – поэзией движения. Он считался одним из лучших наездников Европы. Первый день турнира закончился обычным воодушевлением. Королева, сопровождаемая Лейстером и послом Франции, спустилась с галереи. Фрейлины последовали за ними. Придворные направились к парусиновому шатру, в котором скоро должно было начаться пиршество. Шатер был специально раскинут к приезду французов, на его стенах были нарисованы деревья, а крыша была украшена ветвями....
– Леди Пенелопа! Я искал вас повсюду.
– Ну, милорд, теперь вы меня нашли, разве не так?
Пенелопа не замедлила шага, надеясь, что непрошеный спутник отстанет. Это был молодой человек лет двадцати двух, но из-за крупной головы с маленькими, оценивающими, глазками он выглядел гораздо старше. Самый настоящий торговец, который размышляет, сколько он может позволить себе заплатить за телку, что было не так уж далеко от истины.
– Я надеюсь, ваша милость соблаговолит подарить мне танец сегодня вечером. Я просил вас об этом в пятницу, с разрешения вашего опекуна, и я не могу понять, почему...
– Надеюсь, ваша светлость простит меня. Мне необходимо поговорить с мистером Гревиллем.
Она присоединилась к небольшой группе людей, обсуждающих тонкости турнирного боя. Фулк Гревилль улыбнулся и предложил ей опереться на его руку. Он был в приподнятом настроении, еще не остыв от состязаний и не успев снять доспехи.
– Я польщен тем, что вы намерены поговорить со мной, леди Пенелопа. Или вы просто хотели избавиться от общества лорда Рича?
– С некоторых пор он постоянно меня преследует. Мои родственники прочат его мне в мужья, но, хвала Господу, королева еще не дала своего согласия.
Гревилль пробормотал нечто неразборчивое. Так вот кого выбрали ей в мужья! Грустная перспектива – она заслуживает мужа получше, чем богатенький лорд Рич. Но было так сложно подобрать подходящего жениха юной леди, столь же знатной и в то же время столь же бедной, как сестра графа Эссекского.
– Ну, моя Стелла?
Рядом с Пенелопой появился Сидни, неся под мышкой свой шлем. Шлем продавил ему на лбу полосу, а волосы отсвечивали на солнце ярко-рыжим.
Пенелопа поздравила его с победой и спросила, не собирается ли он написать сонет, посвященный сегодняшнему дню. Он засмеялся и обещал попробовать.
Они шли мимо двух пожилых джентльменов, которые тихо о чем-то говорили друг с другом. Тот, что с седой бородой, был сэр Фрэнсис Кноллис, дед Пенелопы, казначей двора ее величества. Другой был ее опекун, лорд Хантингтон, лорд-председатель совета по делам Северных территорий.
Пенелопа сделала реверанс и уже прошла мимо, но лорд Хантингтон подозвал ее:
– Мне нужно поговорить с вами, дорогая. Должен сообщить, что мне посчастливилось пробудить интерес ее величества к вашему будущему. – Он закашлялся. – Я давно понял, что ее легче настроить на нужный лад, когда она думает о чем-то приятном. Этот французский визит для нас стал настоящей удачей. В случае, если оба семейства смогут договориться между собой, королева не будет возражать против вашего брака с лордом Ричем.
Пенелопа едва не лишилась чувств. О боже! Какой ужас... Она была уверена, что королева, испытывающая неприязнь к супружеству в принципе, не даст своего благословения. Однако ее величество, как оказалось, испытывала неприязнь к слишком бойким незамужним особам, которых некому было усмирить. А может быть, Елизавета I чувствовала вину перед детьми лорда Эссекса, сложившего голову за корону в ирландских войнах.
