ещё три комнаты.
- Это - папы, - указала на закрытую дверь Аделина, туда мы заходить, конечно, не стали, - там - его кабинет, а здесь комната для гостей.
Я киваю и внимательно слушаю Адель. Мы проходим в огромный зал, который совмещен с кухней, которая закрыта стеклянными дверьми-купе. Здесь, пожалуй, уютнее всего, потому что преобладают светлые тона.
- У вас красивый дом.
- Наверное, - соглашается Аделина, усаживаясь на стул.
- А ты разве мне не будешь помогать? – подмигиваю девочке я.
- А можно? - детских глазах загорается искренний огонёк.
- Конечно! - улыбаюсь я, - какая каша у тебя любимая?
- Рисовая! - заявляет Адель и спрыгивает со стула, подбегает ко мне и впивается в мою ногу, а потом резко отступает.
- Ударилась? - присаживаюсь я на корточки и внимательно смотрю на Адель.
- Нет, - шепчет она и прячет взгляд, - давай готовить.
- Давай! - соглашаюсь я, решая переключить ее внимания, хотя сама так и не поняла, что ее расстроило.
Я подставляю стул поближе к столешнице, на которую тут же взбирается Адель. Она ведёт себя идеально, слушает меня, действует четко по инструкции и радуется, когда все получается.
Конечно, мы рассыпали немного риса, пролили пару столовых ложек молока, даже сахар успел от нас убежать, но я не ругала Адель, а только хвалила за старание, при этом ловко убирая пролитые и рассыпанные продукты.
Во время готовки мы мило беседовали. Аделина рассказывала что-то про свои игрушки, говорила про Виолу, как я поняла, это домработница. Аделина щебетала, как птичка, а я внимательно слушала. Внутри разливалось тепло. Мне было так уютно с ней.
- Вот так, - показываю я Адель, как отрезать сливочное масло, - положим это сюда. Отлично. А теперь мешай.
Адель усердно перемешивает кашу. А я любуюсь этой девочкой. Такая старательная и славная.
- Помой руки и садись за стол. Будем ужинать! - весело командую я.
- И ты есть будешь? - недоверчиво спрашивает Адель.
- Конечно! Ты же кашу готовила. Как я могу отказаться?
Адель радостно кивает, спрыгивает со стула и несётся в ванную мыть руки.
Мы вместе садимся за стол. Я наливаю нам зеленый чай и подаю кашу в тарелках.
- С чем будешь кашу? - спрашиваю я.
- Не знаю. А разве ее с чем-то едят? Обычно я ем просто кашу, - интересуется ребёнок.
Удивительно, что при наличии таких средств, которые очевидно есть у ее отца, она совсем не избалованна.
- А то! Смотри, можно порезать фрукты или ягоды. Я люблю с соленой карамелью и орехами, но это немного странное сочетание, - смеюсь я, - ещё можно положить варенье или сахар.
- Хочу банан! - выдаёт Аделина своё решение, подумав в полминуты.
Я очищаю и нарезаю банан кружочками в тарелку Аделине. На удивление, в доме много продуктов. Вернее их с избытком. Даже для себя я нашла миндаль и сироп ‘соленая карамель’. Наверное, его используют для кофе, но сейчас он щедро польется в мою кашу.
- Приятного аппетита! - говорю я.
Мы пробуем кашу. Получилось не идеально, конечно, но вполне съедобно.
- Очень вкусно! - сразу хвалю ребёнка я, замечая ее довольную и смущенную улыбку.
- А можно мне попробовать твою кашу? - интересуется Адель, поглядывая на мою тарелку.
- Конечно, если у тебя нет аллергии на орехи, - улыбаюсь я.
- Нет! Мне вообще все можно кушать, - заверяет меня Адель.
Я пододвигаю ей свою тарелку с кашей. Адель захватывает ложку и пробует на вкус.
- Странный, - выдаёт она, но не выплевывает.
Я смеюсь.
- Но мне нравится! - заверяет меня Аделина и запускает ещё одну ложку в мою тарелку.
- Ты знаешь, большинство знакомых, когда узнают мои вкусовые пристрастия, крутят у виска.
- Зачем? - удивляется малышка.
- Эм. Это значит, что им кажется это совсем не вкусным. Вот, например, что ты больше всего не любишь кушать?
- Гречневую кашу и сосиски, - отвечает ребёнок.
- Ну вот. Для большинства людей каша с соленой карамелью и орехами, как для тебя гречка с сосисками, - поясняю я.
- Ясно, - отвечает Адель, улыбаясь и пододвигая мою тарелку к себе, а я не могу сдержать улыбки.
- Кстати, я гречку тоже не люблю, - а сама думаю о том, что с ней у меня так много общего, - а почему ты сосиски не любишь?
- Они мягкие, - отвечает Адель, а я снова смеюсь.
Хороший аргумент.
- Значит, сосиски я тоже больше не ем, - отвечаю ей, а она довольно кивает.
Когда с кашей почти закончено, я решаюсь задать вопрос, мучающий меня весь вечер:
- Адель, а где твоя мама?
Девочка сразу хмурится, а потом внимательно смотрит на меня. О чем-то раздумывает, а я не тороплю ее с ответом.
- Пойдём, я тебе кое-что покажу, только это секрет. Ты никому не расскажешь?
Я киваю. Адель берет меня за руку, ведёт в свою комнату. Она достаёт из-под кровати какую-то коробку, в которой спрятан старый журнал. Передаёт мне и тыкает пальчиком на обложку.
- Это моя мама, - заявляет малышка.
А я не знаю, что сказать. Журнал, кажется, на французском языке. Открываю страницу, ища имя. Светлана Сладкова. Сердце стучит быстрее, потому что имя женщины, которое мне дали в клинике и было Сладкова Светлана Валерьевна. Значит, я не ошиблась.
- Твоя мама модель, - делаю очевидный вывод я, пытаясь утихомирить свой жар в груди.
- Не знаю, - пожимает плечами Аделина, - я ее совсем не помню… Жаль, у тебя не светлые волосы. Тогда моей мамой была бы ты, - бесхитростно выдаёт Адель, а мое сердце начинает биться скорее.
- Я бы хотела быть твоей мамой, - говорю серьезно, а потом добавляю шутливо, - хочешь, я покрышку волосы?
Аделина внимательно смотрит на меня.
- Нет! Они похожи на мои, - она снова забирается ко мне коленки, начиная гладить их.
Я стараюсь перевести тему.
- У тебя столько котиков. Ты их любишь?
- Не знаю, - вздыхает Адель, - их мама любит. Тут так написано, - тыкает пальчиком в журнал она.
- А я больше собак люблю! Они настоящие друзья человека, - ревностно отвечаю я.
- Да? Расскажи мне о собаках, - просит Адель, а я начинаю увлечённо
