- Что такого важного в этом чуваке, Смерти? Почему он единственный, с кем ты будешь сражаться?
- Потому что он психопат, который не остановится, пока я не умру.
Желудок Мэтью зарычал. Даже падая от истощения, я спросила:
- У кого-нибудь есть любая пища для Мэтью?
Финн поднял брови в сторону Джексона.
- Кто-то не дал нам много времени на сборы, потому что должен был ехать за Эви. - Сказал он мне. - Мы отказались от моих обширных запасов. Рад, что мы приехали вовремя, чтобы спасти тебя, кстати.
Я повернулась к Джексону.
Он поднял свободную руку и руку с арбалетом. Ответив грубым тоном:
- У меня ничего нет для coo-yôn. - Кайджанский дурак. - Моя сумка находится в грузовике.
Что он думал о своей ошибке, оставленной сумке? Он считал, потерю своего аварийно-спасательного снаряжения смертным грехом, равным самоубийству. Он набросился на меня однажды, подобно собаке, когда я отошла футов на пять от своей сумки.
- Ты труп без этой сумки! - Сказал он тогда, вкладывая ее в мои руки. - Ты мертвец. Ты меня слышишь? Мертвец.
Я бы сумела сохранить ее, если бы не была похищена группой ополченцев. Джексон спас меня от тех людей, доказывая, что он герой.
Неужели прошло всего три дня? Сейчас он здесь, со мной. И он никогда не был с Селеной. Я хотела, чтобы его сильные руки обвивались вокруг меня. Я хотела, чтобы он шептал мне на кайджанском-французком своим рокочущим голосом те слова, что лишь я могла понять. Но было такое чувство, будто он находится на расстоянии тысячи миль.
Я не смогла удержаться от вопроса:
- Ты ничего не собираешься сказать обо всем этом?
Он ответил жестокой ухмылкой, сверкая своими белыми зубами.
- Теперь это не моя группа, нет? - Гнев сверкал в его серых глазах.
- Нет. Это не так.
Все замолчали.
Несмотря на возросшее напряжение, повисшее в воздухе, мои веки становились все тяжелее. Сон сморил бы меня, но я боялась Селены.
Мэтью прошептал у меня в уме:
- Она защитит тебя своей жизнью, пока Смерть не придет за тобой. Если Смерть придет. Она знает, что ты его единственная слабость.
А я? Смогу ли я их обидеть? Случайно выпустить ядовитые споры и тому подобное.
- Безопасно. Ты контролируешь это сейчас.
При этих словах я закрыла глаза. Я почувствовала взгляд Джексона на мне еще до того как Мэтью сказал:
- Он смотрит. Он смотрит. Он жаждет знать, что за твоим фальшивым лицом. Любопытство сжигает его.
Я повернулась к Мэтью, желая услышать больше. Фальшивое лицо? Почему он смотрит так, будто ненавидит меня?
- Ненавистьлюбовь. Больнеловкость.
Я не понимаю. Мэтью не ответил. Наверное, смотрел на свою руку, что означало: тема закрыта. А у меня не было сил надавить на него.
Финн откашлялся:
- Так значит этот чувак, Смерть, не будет утруждать себя приходом за таким второстепенным персонажем как я?
Прежде чем я скользнула в сон, Мэтью горестно пробормотал:
- Смерть придет за всеми нами...
Я потеряла слишком много крови, она лилась из раны на боку, капая на песок пустыни.
Мои враги окружили меня. Мы собрались в этом месте как листья в вихре. Их призывы все сильнее звучали в моей голове. Я уже убила четырех из самых сильных, но мои силы истощены, я ранена.
У меня нет ни шипов, ни лозы, ни деревьев, чтобы помочь мне. Ничто не растет в этих пустынных землях. Нигде нет воды, только стены каньона.
И я понятия не имею, как ориентироваться на местности, нет лошади, чтобы уехать. Когда я, спотыкаясь, бреду через лабиринт ущелий, мои ноги утопают в песке. Хожу по кругу?
Там, впереди… Я вижу свой собственный след крови. Я хожу по кругу! Я опираюсь спиной на скалу. Почему я не могу быть одаренной представительницей фауны?
Топот копыт эхом отдается в каньоне, что означает - скачет массивный конь. Смерть? Он нашел меня в последний раз? Каким-то образом мне удалось ускорить темп, увеличивая расстояние. Пот льется. Льется кровь.
Я останавливаюсь. Я в тупике. В ловушке. Я оборачиваюсь, так чтобы Жнец был в поле зрения.
Он один, верхом на белом коне с красными глазами. На нем черные доспехи, шлем на лице. Два меча висят на поясе. Полированный конец косы выступает из кобуры на седле.
- Императрица. - Произносит он
- Смерть. - Отвечаю я, пытаясь скрыть тяжесть моего ранения.
- Я видел твое сражение с другими сегодня, - сказал он, его голос глубокий и скрипучий. - Твои силы чудовищны, тварь.
- А твои, нет? - он мог убивать одним прикосновением к чужой коже. Другие Арканы шептали, что он предпочитает убивать прикосновением.
Но я хочу жить! Мне только восемнадцать лет и я далека от того, чтобы покинуть этот мир.
Смерть склонил скрытую шлемом голову.
- Твоя плоть регенерирует. Интересно, могут ли другие убить тебя.
- Не могут, - ложь - и ты не можешь. Так что оставь меня.
Словно я ничего не говорила, он снимает шлем, обнажая шокирующее зрелище - свое лицо. Он… прекрасен.
Его скульптурные черты лица правильные и смелые, горделивый лоб и нос. Его загорелая кожа и легкие светлые волосы выделяют янтарные глаза. Думаю, ему не больше семнадцати лет.
Он спрыгивает с легкой грацией. Пока он подходил ближе, я поднимала голову все выше и выше, чтобы удержать его взгляд. В нем должно быть более шести футов. Его осанка выражала высокомерие. Очевидно, он знатного происхождения.
Его взгляд падает на окровавленные руки, которыми я зажимала свои раны.
- Так много знаков. Скоро они будут моими.
Если он убьет меня, эти знаки появятся на его руках, мои убийства станут его собственными. Аркан, который имеет, в конце концов, все знаки, последний оставшийся, выигрывает.
Вдалеке ревут львы. Фауна и ее звери.
Где мои союзники? Дурак, ты меня оставил?
Когда смерть достает меч, я плюю кровью в его лицо и бегу вправо, он ранит меня с неестественной скоростью. Я бегу влево, то же самое. Я скрючиваю свои пальцы и кидаюсь на его броню, ожидая увидеть борозды на металле от моих острых когтей.
Полетели искры, но мои когти не оставили ни единой царапины.
Задыхаясь, я встряхиваю головой, дико взбивая свои красные волосы. «Нет яда» шепчут мои локоны. Я поднимаю свободную руку и призываю появиться мой лотос. Ничего. Я нажимаю на свои губы, облизываю их. Они онемевшие, треснувшие. Нет покрывающего их яда для смертельного поцелуя.
Я использовала все мои способности, зарабатывая четыре знака на моей руке, мои символы стали тусклыми, как эта ненавистная пустыня.
