Сожалела ли она об ошибках юности?
О недолгом счастье?
Не знаю. До вранья она не опускалась, а правда была неприглядна. И отец как-то, под настроение, рассказал, что в стране победившего коммунизма ярые борцы были не особо-то нужны. Джона встретили. Поселили в Минске, устроили на завод токарем, бабушка получила место в библиотеке. От партийных щедрот им досталась однокомнатная квартира в новостройке. И все бы хорошо, но… мятежная душа требовала борьбы.
Или развлечений.
И дабы не ухнуть с головой в болото мещанской жизни, Джон стал проводить время в компании новых товарищей по партии. И отнюдь не за разговорами. Пил он и прежде, утверждая, что знает свою меру, и бабка предпочитала закрывать глаза на сей малый недостаток. В России же недостаток упал на благодатную почву, и даже появление моего отца, нареченного Олегом, ничего не изменило. Мой дед умер задолго до моего появления на свет, и, как водится, бабка четырежды в год появлялась на его могиле. Меня тоже брала с собой, утверждая, будто могилы предков суть корни семейного древа…
Как бы там ни было, но здесь я лучше буду Оливией Майловой, нежели Красноперко.
– Лайра Оливия, – обратился ко мне эльф с очередным поклоном и столь глубоким, что кончик косы его скользнул по сапогам, а серый котелок съехал на левое ухо. – Могу ли я поинтересоваться, что делаете вы в столь… сумрачный час в этом лесу?
– В подлеске, – на всякий случай уточнила я.
А время и вправду близилось к вечеру. Я и не заметила, что оно потянулось к земле, наливаясь темным багрянцем. Небо позеленело больше обычного, что, надо полагать, знаменовало близость сумерек.
– Гуляю, – наступил момент правды.
Нет, может статься, местные дамы имеют похвальную привычку совершать моционы по сельским дорогам и делают сие исключительно босиком, но подозреваю, не все так просто.
– Гуляете? – переспросил эльф недоверчиво.
– Да… вышла… пройтись… и вот немного… – я вздохнула.
Никогда не умела врать.
Бабушка моя, которая, собственно говоря, и занималась воспитанием – родителям, увлеченным друг другом и геологией, было некогда, прочно вбила в упрямую мою голову постулат о недопустимости лжи.
– Я заблудилась, – сказала я чистую, между прочим, правду.
Правда, не стала уточнять, что в другом мире.
Но и в этом, думаю, леди может сбиться с пути?
– Сочувствую.
– Не могли бы вы сказать, – я поскребла зудящей пяткой о камень, – где я нахожусь?
– Каренейский тракт, – любезно ответил эльф.
– И куда он… ведет?
– К Каренеям.
Логично, если подумать. Еще бы понять, что такое эти их Каренеи.
– И далеко еще…
– Полторы сотни миль, полагаю…
Зараза ушастая! Говорит и улыбается. Любезненько так. Всем видом своим демонстрируя, что премного счастлив ответить на мои вопросы. Полторы сотни миль… это много. Подозреваю, это очень много… подозреваю, это непреодолимо для одной конкретной особы, которая через десяток миль ляжет и тихо доумрет на обочине, раз уж сразу упокоиться не решилась.
И, наверное, мое отчаяние было столь явным, что эльф протянул руку:
– Но мы будем рады доставить вас…
– В Каренеи? – жалобно поинтересовалась я, не представляя, что мне в этих Каренеях делать.
– Куда скажете. Через миль двадцать будет Ормс, маленький городок, но в нем есть почтовик, да и городская управа, в которой вам помогут. Если хотите…
Я хотела.
И пусть вид механического монстра внушал определенные подозрения, но лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
Глава 4
Леди и новые знакомства
Получасом позже я, умывшаяся – к моему удивлению в прицепном вагончике наличествовал водопровод и даже ванна имелась, мраморная, на золоченых львиных лапах поставленная, – сидела за столом.
По правую мою руку устроился Тихон, который ради внеурочного чаепития соизволил отереть копоть и надеть свежую рубаху. Как свежую… относительно предыдущей, скомканной и отправленной им в ящик с грязным бельем, вполне себе свежую. Но вот на рукавах ее виднелись жирные пятна. Воротничок торчал как щенячьи уши, а пара пуговиц исчезла. Притом рубаха была клетчатой, из какой-то плотной и по виду теплой ткани.
– Прошу извинить мой внешний вид, прекрасная лайра. – Тихон спешно закатал рукава. – Но, увы, к моему величайшему прискорбию, за последние триста миль мы не встретили ни одной швейной мастерской.
И не только ее.
Прачечные, судя по всему, им тоже не попадались. Взять хотя бы скатерть. Льняная. Белоснежная. С тонкой вышивкой. И пятнами от чая, вишневого компота и соусов… пятна застирывались, но, похоже, не слишком старательно.
Многоуважаемый Гренморт лишь вздохнул.
Вздох его был тяжким.
Душераздирающим.
А в его исполнении…
Если Тихон был эльфом, вернее – альвином, то Гренморт причислял себя к подгорному народу. Невысокий, на полголовы ниже меня, он отличался непропорционально развитой фигурой: широкие плечи, длинные руки и в то же время короткие, хоть и крепкие ноги.
Ноги, затянутые в шелковые чулки.
Белые.
К чулкам прилагались туфли с длинными загнутыми носами и пряжками-бабочками, пышные штаны из золотой парчи, из прорезей которых выглядывал лиловый шелк.
Подвязки с пышными бантами.
Рубашка с круглым кружевным воротником – я такие только в учебниках истории видела. И камзол из атласа винного цвета.
Убийственная красота.
Пышную бороду Гренморт заплетал в тонкие косички, каждую из которых украшал крохотный парчовый бантик. В темной гриве волос виднелись и бусины, и перышки. И при всем этом он умудрялся смотреться весьма гармонично.
– Не будет ли с моей стороны дерзостью уточнить, чья нынче очередь стирать? – поинтересовался Тихон, почесывая ухо.
– Так… Ричарда? Вчера я был. Позавчера ты. Сегодня Ричард… и стирает… – Грен взял паузу, добавляя трагизма. – И готовит.
И вновь вздохнул.
Так обреченно… похоже, упомянутый Ричард, который за столом отсутствовал, был не слишком умел в готовке.
– Если хотите… – Я скромно потупилась.
Нет, не сказать чтобы я стремилась произвести впечатление кулинарными талантами – судя по стопкам кривоватых бутербродов из черствого хлеба и несколько заветрившегося сыра, это будет несложно, – скорее уж видела возмож- ность.
Эта самая возможность просто-таки нагло лезла в глаза.
В жилом вагоне, где разместились и небольшая гостиная, и столь поразившая меня ванна о львиных лапах, и крохотная, едва повернуться, кухня с холодильной установкой – вот уж еще одно чудо, – царил беспорядок. Мягко говоря, беспо- рядок.
Я бы сказала, форменный бардак.
Грязная посуда.
Грязная одежда.
И ковер, некогда, подозреваю, весьма милый и недешевый, тоже не отличался чистотой.
Клубы пыли в углах и толстый слой ее же на очаровательной этажерке. Вместо статуэток, которые бы с этажеркой гармонировали, на полочках валялись ключи, отвертки и розовые бантики…
Чай пах сеном. Возможно, им и был, поскольку вкус соответствовал запаху. Над бутербродами печально кружила муха, не решаясь, впрочем, покуситься на них.
– Возможно, – я сделала глубокий вдох, – это будет нагло с моей стороны, но…
…эти двое по первому впечатлению неплохие ребята.
Подобрали.
Чаем напоили. Накормили в меру возможностей… и вообще везут вот. Только ехать мне совершенно некуда. И не факт, что в городке, куда мы прибудем к завтрашнему утру, меня встретят столь же ласково. Нет уж, знакомое зло лучше незнакомого.
А с бардаком я управлюсь.
Имеется опыт.
– …вы не хотели бы нанять домоправительницу? – завершила я фразу и скромно потупилась, надеясь, что поймут они верно. В конце концов, в ближайшем окружении не было никого, кто бы претендовал на сие чудесное место.
– А… – Альвин дернул ухом, для разнообразия левым.
И котелок снял.
– Готовлю я неплохо. Стирать умею. Иглу в руках тоже держать доводилось. – Я старалась говорить спокойно. – Естественно, никаких иных…
…это слово я подчеркнула, и подгорец очаровательно зарделся.
– …услуг я не оказываю.
Альвин дернул правым ухом.
И уставился на подгорца.
Подгорец – на потолок.
Посмотрела и я. Потолок был низким, что, впрочем, неудивительно. Удивительно вообще, как в эту колымагу столько всего влезло, изнутри она выглядела куда больше, чем снаружи.
– Ричард будет недоволен, – произнес Гренморт со вздохом и покосился в сторону ширмы. Надо полагать, за ней и находился тот самый Ричард, поборник бардака и любитель черствого хлеба.
– Будет, – согласился Тихон.
– Он и так постоянно недоволен. На паршивого не угодишь: то жарко, то не парко, то баня студена. А мы скоро язву заработаем… и вообще… не токмо пузище смышляет о пище, и тощий живот без еды не живет.
Изрекши сию мудрость, Грен вытащил из бороды бантик и предложил:
– Пять серебряных в месяц?
– Десять, – сказала я. – И полное содержание.
