один. С тыла раздаётся голос:
— Ты съезжать собираешься? Если нет, то подвинься.
Оборачиваюсь. Фигура чуть выше моей. Голова светлая. Худощавый паренёк в серой майке смотрит на меня ничего не выражающим взглядом. Постамент горки слишком узок, чтобы можно было просто подвинуться, пропустив человека вперёд.
Быстро съезжаю вниз на ногах. Нарушитель спокойствия ухмыляется, повторяя мой манёвр. Если бы тут была моя мама, то она точно отругала нас обоих за опасные забавы. Но сейчас я сам по себе, а значит — хозяин положения.
Необъяснимая сила тела несёт меня снова взобраться по железным прутьям наверх, только чтобы повторить спуск. Новообретённый товарищ с ещё бо́льшей скоростью увязывается за мной.
С каждым пройденным кругом акробатика усложняется. Теперь я цепляюсь за металлическую дугообразную перекладину, расположенную над горкой. Отпускаю хват в переломный момент, приземляясь на плоскость горки и продолжая скользить на ногах. У нашего дуэта быстро завязывается подобие догонялок.
Появляются новые лица детей, заинтересовавшиеся незамысловатым весельем. Пока они только начинают «обезьянничать» неподалёку, не вступая в прямой контакт.
Останавливаюсь отдышаться. Надо мной, вверх ногами свисла голова нового знакомого. Заговорил он первый:
— Тебя как зовут?
— К. А тебя?
— А меня С. Будем дружить?
— Давай.
С. спрыгивает на ноги рядом со мной. Мы жмём друг другу руки.
Как чиста и прекрасна детская открытость. За минуту я обзавёлся другом. И хоть я этого не показываю С., но внутри меня распускаются хризантемы. Мысленно улыбаюсь. Мой первый друг вне стен садика.
Сегодняшний день подобен празднику.
Буквально через пару минут С. умудряется подтянуть несколько ребят, завязывая общую игру в «слепую обезьяну».
Для незнающего читателя поясню основной механизм. На камень-ножницы-бумага определяется один человек, которому предстоит с закрытыми глазами лазать по железным перекладинам, пытаясь «замаять» своего ближнего, ориентируясь только на дразнящие весёлые фразы.
Суровая, но такая притягательная игра в те годы пользовалась огромным успехом. В какой бы час я не проходил мимо двора, всегда кто-то да играл в неё. Нередки были случаи серьёзных травм.
Однажды я видел, как коренастый парнишка резко дал дёру за потенциальной жертвой, влетев с силой в металлический столб. Крови тогда пролилось много. Это впечатлило меня. Несмотря на крики и общую атмосферу произошедшего ужаса, акт насилия (вперемешку с багровым цветом) заворожил меня. Было в этом что-то мифическое и успокаивающее, похожее на чудно́й сон.
На первом розыгрыше я и С. быстро слетели в сторону победителей, оставив двух незнакомых мальчишек бороться за право не быть слепой обезьяной. Комичен ещё тот факт, что проиграл парнишка с огромными окулярами. Детская невежественность умудрилась высмеять и это, не принимая ранимой души мальчика.
Игра началась. Я растворился в общем веселье, забыв про себя. И это чувство оказалось прекрасным. Если бы сейчас я смог также самозабвенно отдаться общей истерии, этой общей гипнотической волне — то счастью моему не было предела. Но человеческий ум подобен стеклу: разбившись единожды, из осколков не собрать глади.
Невозможно забыть посторонний опыт, как и избавиться от приобретённых штампов. Дорога суждений имеет направление строго вперёд. Только у заблудившихся наивных овечек (которым я искренне завидую) есть возможность в любом возрасте задаться вопросом, благодаря которому изменится весь их путь.
В порыве радости никто из нас не замечает закатного неба. Юные человеческие массы начинают заменяться более скверными личностями. Мамы забирают своих детей, удаляясь ужинать.
Сестра окрикивает меня, пришло время возвращаться домой. Жму руку С… Мы обещаем друг другу встретиться завтра после обеда на этом же месте.
Покорность взрослому ребёнку.
Прохладная вода на лице.
На ужин я сметаю макароны с жареным яйцом.
Так хорошо вспоминать сегодняшний день.
Ночью плохо спалось. Радость не давала сомкнуться векам, не позволяя отдаться свободе, ведь сон — единственно возможная утопия, которая может быть у человека, не считая смерти.
Сестра, чьё спальное место находилось напротив моего, монотонно сопела. Сейчас я завидовал ей. Спящее существо часов не считает.
Вверенный самому себе, за неимением возможности как-то физически измотаться, я начал нагружать голову фантазиями и воспоминаниями, мешая их в одну кучу, стараясь неумело спародировать эффект сновидений.
Мысленно возвращаюсь в садик. Вот местный задира. Такие ребята всегда выше, жилистей и наглее тебя. Фамилия на японский лад: Тен-чен-ко. Короткий рыжий ворс. Пухлые губы.
За отведённое время, что мне довелось быть здесь, этот парень ни разу меня не обижал, но было в его поведении всегда что-то властное и пугающее.
Сродни Э., некоторые его поступки граничили с запретной чертой. Мне сразу вспомнился самый яркий эпизод с ним и девочкой по имени Н..
Дело было после ИЗО. Часть ребят остались в мастерской, заканчивая выводить своих смелых военных в касках с ружьями, защищающими нас от проклятых фашистов. Другая же часть (с моим участием) побежала обратно в рекреацию на обед.
Аппетит разыгрался не на шутку, да ещё мода на картонные сосиски бушевала среди детей и подростков. Вредная пища соблазнительна за счёт усилителей вкуса; Эдакий законный наркотик для самых маленьких.
Пообедав в числе первых, я отстранился в коридор. Нужно было сложить кисточки и оставшуюся чистую бумагу в личный шкафчик.
На лавке в углу сидела Н… Все знали вокруг, что Тенченко неровно дышит к этой прелестной особе. И действительно, её тоненькое личико напоминало мордочку очаровательного оленёнка, которого волшебница превратила в человеческую особь.
Пока прелестная девочка мило улыбалась, рассказывая свирепой мальчишечьей фигуре семейный казус, Тенченко резко оборвал её, попросив «заткнуться». Его длинные ноги в шортах вдруг уселись сверху Н… Рука взяла её головку и губы их неловко соприкоснулись, после чего он снова встал, но не отстранился от своей пассии.
Теперь его пах находился на уровне её лица. Ещё немного опустившись, этот странный человек начал двигать тазом взад и вперёд, касаясь частей тела Н..
Всю эту сцену я наблюдал, как и сейчас, словно во сне. Непонятный акт, подсознательно воспринимаемый запретным знанием.
Снова возникло чувство, как в тот раз, когда Э. пи́сала прилюдно во время прогулки. Я оторопел. В нижней части тела я ощутил невыносимое и непонятное желание. Какой стыд! Появилось желание погасить реакцию организма. Но какое дело до моих желаний, мысли совсем распоясались. Фантазия нагло стирает озабоченного самца, рисуя вместо него озабоченного меня.
Я лежу на своём (промокшем от пота) диване под толстым слоем покрывала, чувствуя новый прилив неизведанного желания.
«Время для изучения самое подходящее. Никто меня не видит. А даже если сестра проснётся, в такой темноте ей ничего не удастся разглядеть» — нагло
