Один из зеленых сказал что-то на своем птичьем языке, указывая на Чарли, и рассмеялся. Смех звучал непривычно для Чарли. Оранжевый ответил, и это вызвало всеобщий хохот. Неожиданно спутник Чарли, в своем нелепом красном халате, присел и начал шлепать ладонями по полу, кося глазами. Он ползал на коленях, выставив одну руку вперед, как будто нащупывая путь. На лице его застыла маска комического ужаса.
Тут все буквально взвыли от восторга.
У Чарли начали гореть уши, что всегда служило либо признаком гнева, либо последствием алкоголя. В данный момент и сомнений быть не могло относительно причины.
- Что же, давайте посмеемся вместе, - прорычал он.
Все еще смеясь, они ошеломленно смотрели на него, в то время как красный халат продолжал имитировать, как существо двадцатого века впервые в жизни взошло на невидимый эскалатор.
Внутри Чарли что-то оборвалось - сегодня его швыряли, тянули, пихали, роняли, над ним смеялись, издевались, не хватало лишь последнего перышка, которое, как известно, ломает спину верблюду. Уже не помня себя, Чарли так наподдал по мягкому месту, обтянутому красным халатом, что это сделало бы честь любому старшекурснику колледжа. Бедняга так и покатился по полу, чуть не ткнувшись головой в большой стол, за которым сидел рыжий.
Воцарилось гробовое молчание.
Существо в красном халате очень медленно поднялось с пола и повернулось к Чарли, растирая себе ушибленный бок.
Чарли спиной прижался к прочно закрытым дверям и ждал, переводя глаза с одного лица на другое. Никакого гнева он не увидел, да и удивления тоже - на него смотрели с сожалением, что было, пожалуй, еще хуже для него.
- Черт побери, - обратился Чарли к одетому в красный халат, - вы сами напросились!
Одно из существ прокурлыкало что-то, а другое ему ответило. Затем вперед вышел одетый в красный халат и изобразил посредством ряда стонов и жестов что-то вроде того, что он - свинья, он не хотел обидеть Чарли. Чарли понял его, но ему хотелось ответить: "Если ты чувствуешь, что неправ, зачем ты тут кривлялся?"
Существо в рыжем халате медленно поднялось и непонятным образом вышло из-за стола. Дружелюбно и сочувственно оно произнесло слово из трех слогов и сделало жест в сторону стены, где появился проем. Послышался общее бормотание в знак согласия, все начали кивать Чарли и улыбаться, приглашая последовать за ними.
Чарли Джонс продвинулся вперед, но не более, чем было нужно для того, чтобы заглянуть в открывшийся проем. Он увидел примерно то, что и ожидал, незнакомые предметы, расставленные или висящие непонятно на чем, не могли скрыть основного назначения помещения, где в центре стоял плоский ярко освещенный стол, в одном конце которого было укреплено что-то вроде шлема, а по бокам скобы, предназначенные для фиксирования рук и ног. Это была операционная, и он вовсе не хотел там оказаться.
Чарли быстро отступил назад, но там были трое его спутников. Его кулак уже не мог ничего изменить. Поднятую руку схватили и крепко держали. Попытки отбрыкиваться привели к тому, что чья-то мускулистая нога так сжала его колени, что он не смог освободиться. Существо в оранжевом халате с извиняющейся улыбкой приложило маленький белый шарик, не больше целлулоидного, что используются для игры в настольный теннис, к правому предплечью. Шарик щелкнул и лопнул. Чарли глубоко вздохнул, намереваясь погромче закричать - впоследствии он так и не смог вспомнить, удалось ли ему выдавить из себя хоть один звук.
- Видал это? - спрашивает Герб.
Они сидят у Смита в гостиной, Герб лениво листает газету, а Смитти поит водой дочку, удобно расположившуюся у него на руках.
- Что там?
- Короткие трусы - но для мужчин.
- Ты имеешь в виду белье?
- Да, как бикини, но еще меньше. Вязаные. Черт, они весят не больше десяти грамм.
- Меньше. Последний писк после вечерних мини.
- Ты купил?
- Черта с два! Сколько?
Герб заглядывает в рекламу.
- Полтора доллара.
- Зайди в "Мистер Доллар" на Пятой улице, купишь пару за два семьдесят три.
Герб разглядывает картинку.
- Белые, черные, бежевые, голубые и розовые.
- Точно, - Смитти осторожно вытаскивает соску.
Ребенок в последний раз икает и засыпает.
"Ну же, Чарли, проснись! - Мам еще пару минуток - я не опоздаю - я пришел только в два часа - ты не должна знать, как я набрался. Который час - мам?"
Чарли... - Прости, прости меня, Лаура... Я хотел, чтобы все было хорошо. Ни у кого не получается хорошо в первый раз. Ну, иди, иди. Мы это исправим - просто попробуем еще раз...
"Чарли? Тебя зовут Чарли? Называй меня просто Ред..."
...Когда ему было четырнадцать (он помнил, все помнил), была девушка по имени Руфь на той вечеринке с игрой в почту: "Кто пришел? - Почтальон. - Кому письмо?" К почтальону вызывали в коридорчик между двумя занавешенными двойными дверями в старом доме на Сэнсом Стрит. Весь вечер Чарли смотрел на Руфь. У нее была смуглая, нежная кожа и иссиня-черные гладкие волосы, нежный воркующий голос, маленький аккуратный рот и застенчивые глаза. Она не смотрела ни на кого более секунды, и под оливковой кожей нельзя было рассмотреть румянца, но вы знали, что он там есть, и что кожа теплая. И когда все захихикали, бормоча всякую чушь, и стали указывать на Чарли и Руфь, они должны были пойти в темный коридор и закрыть за собой дверь, тогда он сказал себе: "Вперед!". Он пропустил Руфь в дверь, и она, опустив глаза так, что ее длинные темные ресницы лежали на смуглых щеках, вошла в темноту. Плечи ее были напряженно округлены, руки крепко сжаты, маленькие ноги переступали маленькими шажками. Сзади замяукали и зачмокали. Чарли судорожно сглотнул и плотно закрыл дверь... Руфь молча ждала его внутри, а он всегда вел себя как нахальный маленький заводила, и крепко взял ее за плечи. Только теперь она широко раскрыла свои умные застенчивые глаза, и он на долгие, показавшиеся годами секунды, утонул в их темной глубине. Чарли сказал себе: "Вот, что я хочу от тебя, Руфь" - и нежно, осторожно поцеловал ее в самую середину гладкого теплого лба, а потом откинул голову, чтобы вновь заглянуть в эти глаза. "Руфь, прошептал он, мне нужно только это". - "Ты понимаешь меня, Чарли, выдохнула она, - да, да, Чарли, ты понимаешь меня".
- Ты понимаешь меня, Чарли. Ты действительно меня понимаешь. Он открыл глаза, и туман исчез. Кто-то склонился над ним, но это была не мама, не Лора, не рыженькая из Техаса и не Руфь - это было существо в красном халате, которое вновь повторило:
- Ты понимаешь меня теперь, Чарли.
Слова были не английскими, но он все понимал и даже чувствовал, в чем состоит отличие - в полноте смысла каждого слова. Например, "Ты" обозначало, однако, не близкие отношения и не формальное обращение, а дружбу и уважение говорящего, как, например, обращение к любимому дяде; "понимаешь" было употреблено скорее в его простом глагольном значении, а не в эмоциональном или психическом; "меня" - в смысле дружелюбного помощника, советчика или наставника, а не юридического лица или вышестоящей персоны. Он полностью ощущал всю полноту именно вложенного в слова смысла, хотя и впервые столкнулся с такой системой языковой культуры. Если бы Чарли хотел ответить по-английски, он мог бы сделать это. Что-то было добавлено к смыслу, но ничего не было утеряно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
