– Да! – решительно произнёс он. – Наша кровь. Кровь Заманских.
Он взглянул на Марию, как бы спрашивая её разрешения, и положил малыша в кроватку. Затем задумчиво заходил по комнате из угла в угол. Он о чем-то размышлял, хотя, видимо, решение уже было принято, обдумывались детали. Затем подошёл вплотную к Марин и пристально стал её рассматривать. Удовлетворившись осмотром, он ещё раз прошёлся по комнате и остановился, внимательно смотря на женщину.
– Я, к сожалению, не имею детей, – произнёс он наконец. – И, вероятно, уже никогда иметь их не буду. – Он замолчал, как бы ожидая, что на это ответит Мария, но та не могла произнести от волнения ни слова. Видя, что она молчит, Генрих продолжал: – Я решил усыновить ребёнка моего брата. Хотя у нас разные матери, но отец один, и я не хочу, чтобы наш славный род, сделавший так много для государства, вымер. После моей смерти он, Генрих Второй, наследует все моё имущество и власть, которую я имею. Я сам его воспитаю. Пусть он рождён был моим братом, но по духу он будет моим сыном.
Решив, что он все сказал, Генрих выжидательно посмотрел на Марию и протянул ей руку. Мария опустилась на колени и поцеловала её.
– Сколько тебе лет? – осведомился новый хозяин, взяв её за подбородок. Её лицо было на уровне его живота. Мария почувствовала, как от него исходит густой неприятный запах.
– Зимою исполнится восемнадцать, – прошептала она.
– Ну хорошо! – он ещё раз бросил взгляд на детскую кроватку и вышел.
Есть теперь Марию звали наверх. За столом они сидели втроём. Ирина по-прежнему не обращала внимания на свою бывшую подругу. Генрих же, напротив, все чаще и чаще бросал на неё взгляды. Обычно за столом не велось разговоров. Ели молча. Прислуживали три лакея в белых смокингах и таких же белых перчатках. Голые черепа их были прикрыты завитыми париками. При Александре было все иначе. За столом вёлся оживлённый разговор. Обслуживали себя сами, без лакеев. Да и стол был иной. Теперь утром они ели овсянку. В обед обычно подавался жидкий бульон с сухариками, а на ужин – неизменный творог. Генрих всякий раз подчёркивал свой спартанский образ жизни.
– Умеренность в еде, – поучал он, – основа здоровья и нравственности.
Еде предшествовала молитва.
Мария испытывала постоянное чувство голода. Она стала после этих трапез забегать на кухню, где кухарка давала ей ещё порцию оставшегося супа. Все это делалось в тайне. Так как, не дай бог, если бы об этом узнал хозяин, для них бы это плохо кончилось. Мария чувствовала, что, если она не будет есть больше, у неё пропадёт молоко. За столом она украдкой наблюдала за Ириной. Та вяло ковыряла ложкой в твороге. Несмотря на скудость еды, она явно не чувствовала голода и не спала с тела. Секрет скоро раскрылся. Один раз она столкнулась с Ириной незадолго до ужина в коридоре лицом к лицу и почувствовала запах ветчины. Та поняла, что её секрет раскрыт, и решила себя обезопасить, приобщить подругу к своему «преступлению». Она поманила её за собой в свою комнату. Закрыв дверь, вытащила из тумбочки свёрток.
– Хочешь? – спросила она, отрезая толстый ломоть ветчины.
– Откуда это?
– Много будешь знать…
Мария съела ветчину и с благодарностью посмотрела на Ирину.
– Спасибо!
Ирина зло фыркнула:
– Ладно! Поела, уходи!
Мария пошла, но у самой двери обернулась.
– Послушай, почему ты меня ненавидишь? Ведь мы же были подругами.
Ирина подскочила к двери. Захлопнула её и, обернувшись к Марии, горячо заговорила:
– Ты хочешь знать? Хорошо! Ты всегда мне перебегаешь дорогу! Тогда, на аукционе, я была бы первая! Если бы не ты, то Александр был бы жив! Я бы смогла его уберечь!
– От чего? – не поняла Мария.
– Так ты ничегошеньки не знаешь? – всплеснула руками Ирина.
– Абсолютно! Кроме того, что он попал в аварию.
– А почему он попал, ты догадываешься? Нет? Ну так я тебе скажу. Он был в заговоре. Да! В самом настоящем.
– В заговоре? Не понимаю. Чего же он добивался?
– Я толком не знаю. Но заговор был раскрыт и всех, понимаешь, всех тихо устранили. Некоторых так, как твоего Александра, других иначе. Я почему знаю? Генрих проговорился как-то ночью. Он сам планировал эти акции.
– Как?! И своего брата?!
– Его-то он больше всех ненавидел!
– За что? Ведь Александр был таким добрым…
– Вот именно за это! За то, что он был добрым, молодым, здоровым и красивым. За то, что он мог любить и его можно было любить. Признайся, ты любила его?
– Очень!
– Вот видишь… а я? Что такое любовь? Если бы я знала?! – она села в кресло и, обхватив голову руками, заплакала. – Боже мои! Почему я такая несчастная?! Как я его ненавижу!
Она вскочила, расстегнула платье и бросила его на пол.
– Вот, посмотри!
Мария невольно отшатнулась. Все тело подруги было покрыто синяками, царапинами и старыми следами укусов.
– Посмотрела? Это когда у него не получается… он звереет… старый вонючий импотент… Да ты скоро сама в этом убедишься. Думаешь, тебя это минует? Как бы не так! Увидишь, что он вытворяет! Ха! Перед этим смотрит похабные фильмы и меня заставляет… Как я его ненавижу! – повторила она. – Иногда во мне появляется дикое желание задушить его ночью, когда он храпит и слюнявит подушку. И я это сделаю! Мне уже все равно!
Мария обняла подругу.
– Успокойся, прошу тебя, милая.
Она случайно бросила взгляд на дверь и обмерла. В дверях стоял Генрих и пристально, тяжёлым взглядом смотрел на женщин.
ПОВОРОТ
Он вошёл в комнату, запер за собой дверь и остановился в двух шагах от женщин. На Марию он теперь не смотрел. Взгляд его водянистых глаз был устремлён на Ирину. Та сжалась.
– Так, сука, – прошипел Генрих. – Завтра я тебя отправлю туда, куда ты, видимо, хочешь попасть. Но сегодня ты получишь от меня сполна то, что заслужила. – Он сунул руку в карман и вытащил продолговатый металлический цилиндр. Держа его впереди себя, он нажал кнопку, и из цилиндра выскочил тонкий гибкий хлыст. Ирина завизжала.
– Тебе знакома эта штука? Ты уже раз её попробовала. Теперь ты получишь всю оставшуюся порцию.
Хлыст со свистом разрезал воздух. Ещё. И ещё раз. Брызнула кровь. Ирина кричала, извиваясь на полу всем телом. С каждым нанесённым ударом Генрих зверел все больше и больше. Наконец женщина перестала кричать. Генрих стал тогда бить её ногами в живот, в грудь. Наступила тишина. Слышны были только глухие удары да сопение истязавшего неподвижное тело палача.
«Он её сейчас убьёт!» – с ужасом подумала Мария. Она схватила Генриха за плечо.
– Перестаньте! Вы убьёте её!
– Что?! – взревел Генрих. Он поднял хлыст. Мария успела отстраниться, и удар хлыста обрушился ей на плечо, рассёк платье и кожу. Генрих метил в лицо, но промахнулся из-за малого расстояния. Не помня себя, она вырвала из его рук хлыст и обрушила удар тяжёлой рукоятки на голову хозяина. Генрих обмяк и свалился на пол. Мария продолжала наносить удар за ударом…
Внезапно она успокоилась. Подошла к двери, прислушалась. Все было тихо. Она приоткрыла дверь. В коридоре никого не было. Снова закрыла и повернула ручку замка. Затем, схватив труп за ноги, поволокла его в смежную со спальней ванную комнату. Положив труп на кафельный пол, взяла таз и тряпку, вернулась в спальню и тщательно замыла следы крови. Вымыла руки и занялась Ириной. Она положила её на постель и стала приводить в чувство. Ирина застонала и открыла глаза. Сделала движение и тут же скривилась от боли.
– Там, в ванной, на полке – мазь, – прошептала она.
Мария нашла мазь и, срезав ножницами пропитанные кровью обрывки платья, смазала раны подруги. Через некоторое время та окончательно пришла в себя.
– Где он? – были её первые слова.
– Лежит на полу в ванной, – спокойно ответила Мария.
Та пристально посмотрела на неё и все поняла.
– Ты убила его? – все ещё не веря в случившееся, спросила она не то утвердительно, не то вопросительно.
Мария кивнула головой.
– Лежи! – приказала она, когда Ирина сделала попытку приподняться.
– Что теперь будем делать?
– Не знаю…
Ирина закрыла глаза. Долго молчала, что-то обдумывая. Потом решительно сказала: – Позови управляющего!
– Ты хочешь меня выдать? – спокойно и отрешённо спросила Мария.
Ирина не ответила. Усилия, которые она затратила на разговор, лишили её последних сил, и она снова потеряла сознание.
Мария задумалась. Она не жалела о случившемся. Поняв, какая её ожидает жизнь, она уже не боялась смерти. Ирина, как она случайно узнала у дворецкого, была уже десятой наложницей у Генриха. Тогда она не придала значения этому. Теперь же ей стала ясна судьба тех девяти, которые были раньше, до Ирины. Но Александр? Не может быть, что он не знал всего. Как он мог приобретать Ирину для Генриха? Может быть, он не знал? Ей хотелось в это верить. Александр… А сын? Что теперь будет с ним? За все время, прошедшее от случившегося, она впервые подумала о сыне и только тогда почувствовала страх. Она вспомнила закон, который не раз им объясняли во время уроков в школе. Закон гласил, что если убийца представителя высшего класса не найден, то казни подлежат все слуги, живущие в его доме.
