это так виртуозно, что подкопаться не к чему. Я выслушиваю одного за другим старших родственников, каждого благодаря за поздравление, а сам отсчитываю минуты до того, как смогу оказаться в своём новом доме и познакомиться со своей собственной бейгали.
Но и этому испытанию кровными узами приходит конец. Каким бы затянувшимся не был вечер, наконец выпита последняя далла кофе. И отец говорит: «Пора».
4
МАРИ
Женщины ещё вчера предупредили, что Кирам приедет ближе к ночи. Поэтому весь день я неприкаянно слоняюсь по риаду. Настроение скачет от «мы все умрем» до «я всё смогу». Я, то реву, листая фото на своём планшете, то, вдруг успокоившись, обдумываю свои шансы вырваться из Палеры. Пока дышу — надеюсь, а буду раскисать — точно ничего не выйдет. Будем откровенны, вероятность выбраться самостоятельно из переделки на данный момент весьма ничтожна. Одной мне точно не справиться, нужен союзник. Только где же его взять? Можно конечно попробовать надавить на Джахизу, ей ведь моя кандидатура вовсе не по душе. Но женщины здесь настолько бесправны, что вряд ли у неё получится помочь мне хоть чем-то. Однако и этот вариант сбрасывать со счетов не стоит. Оставим как запасной. А вот план с мальчиком гораздо более перспективный. Он ещё подросток, значит, им управляют гормоны, и он не так искушён в манипулировании людьми. А я умею быть ужасно милой. Надо всего лишь уговорить его вывезти меня из страны. Неважно куда. Не знаю, сколько времени это займет. Вполне возможно, что не один месяц. Но я жива-здорова, у меня есть цель, и есть идея, как её достичь. Так что унывать рано. Главное стараться поменьше думать о близких, о том, каково им сейчас. Эмоциональные качели мне совсем не помогут. Я вернусь домой, каким бы долгим и сложным не был путь.
Кажется, что день тянется бесконечно, но вот уже и закат. Палера близко к экватору, в семь вечера уже кромешная темнота. В ночи на меня снова накатывает беспросветное отчаяние, поэтому к десяти я не только жутко раздосадована, но и зла. Ничем хорошим такая первая встреча закончиться не может, нужно срочно успокоиться. А что может успокоить лучше, чем любимая музыка? Благо наушники мне вернули вместе с планшетом. Включаю плэйлист для наведения порядка в мыслях и сама не замечаю, как начинаю подпевать медитативным песенкам, успокаиваясь потихоньку.
Вообще-то, Джахиза велела ждать мальчика у входа. Но я же не собака, посему с удобством располагаюсь у бассейна на мягком диване. Обложившись подушками, я почти засыпаю и чуть не пропускаю явление «великого белого господина». Повезло, что расслышала шум двигателя в перерыве между песнями. Когда выскакиваю во двор, Самир с сыном уже выходят из машины. Я встаю у самой двери, наблюдая, как они приближаются. В принципе, не знай я правды, в жизни не сказала бы, что парень слепой — так уверенно он идёт рядом с отцом. Он делает лишь на один шаг больше ко мне, когда отец уже останавливается. А в целом мальчишка двигается легко и решительно, глядя прямо перед собой. Самир говорит ему что-то на своём языке, они коротко обнимаются и отец возвращается в большой чёрный автомобиль, вежливо кивнув мне на прощание. Пока провожаю его взглядом, тщетно пытаюсь выйти из ступора и вспомнить, как я хотела начать эту беседу. Но, как только гул мотора стихает за углом, парень заговаривает первым. И я ни черта не понимаю из той абракадабры, что он произносит. Звучание его речи завораживает, смахивая на замысловатое заклинание. Как-то я была уверена, что он говорит по-арански. А если нет, то зачем здесь я? На всякий случай уточняю:
— Я не говорю на языке Палеры. Но знаю кирийский. Ты понимаешь меня?
Он чуть разворачивается ко мне, губы трогает лёгкая усмешка, когда он непринуждённо переходит на аранский:
— Я — Кирам. А как твое имя? — аллилуйя, мы нашли общий язык! Пока лишь в буквальном смысле, но и это уже неплохо.
— Меня зовут Мари, — замолкаю, не зная, что сказать дальше. Не спешит продолжить беседу и он. Я рассматриваю парнишку в тусклом свете уличного фонаря и потихоньку начинаю понимать, что легко не будет. Во-первых, он выглядит несколько старше, нежели я предполагала, во-вторых, ощутимо выше меня и майка не скрывает стальных мышц. Если он вдруг решит применить силу, я с ним не справлюсь, это очевидно. Лицо его довольно угрюмо, как у человека не привыкшего смеяться, и вряд ли у меня получится пронять его моим излюбленным методом — юмором. Но договариваться необходимо. Как сказал древний и великий царь, скульптуру которого Кирам чем-то неуловимо напоминает: нападение — лучшая форма защиты. Поэтому я спешу перехватить инициативу:
— Давай зайдём и поговорим. У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — я улыбаюсь во все тридцать два зуба, даже понимая, что мою улыбку он не увидит. Но, может быть, почувствует?
Надо очаровать противника, а потом уж выставлять свои требования. Кирам, неопределённо хмыкнув, всё же протягивает мне руку с открытой ладонью. Что ж, первый шаг сделан. Его рука твёрдая, сухая, горячая и касается моей осторожно, словно боясь спугнуть. Моё сердце начинает биться как сумасшедшее — страшно. Пусть и совсем молоденький, но это явно тренированный и крепкий мужчина, а бежать мне некуда. С трудом пересилив желание вырвать ладонь и отскочить подальше, я веду его в дом. Как и всегда бывает со мной в моменты дичайшего стресса, начинаю болтать без умолку, описывая окружающее пространство. Кирам же очень сосредоточен. К концу экскурсии по дому, просит повторить её еще раз, только медленнее. Окей, это я могу. В конце концов, наш променад заканчивается в гостиной. Парень садится на диван, я же стараюсь занять место как можно дальше от него — в кресле напротив. Снова повисает тишина. Я разливаю по стаканам ледяной лимонад, предусмотрительно захваченный мной с кухни, и подаю ему один. Медленно цежу свой, снова забыв начисто всё, что собиралась сказать. На ярком свету мне удаётся рассмотреть Кирама получше. Темноволосый, с золотисто-карими глазами как у матери, прямым носом и высокими скулами мальчик просто до неприличия смазлив. Застарелый шрам на левой щеке удивительным образом не нарушает гармонии его лица. В моей старшей школе за таким бы увивались все девчонки. Немного расфокусированный взгляд, устремлённый вперед, не портит, а наоборот добавляет образу некий ореол романтичности. У него нет косоглазия, которое часто встречается у невидящих
