предъявил Центральной Раде 48-часовой ультиматум с целым рядом требований. В частности, запрещалось пропускать без разрешения «главковерха» Крыленко воинские части на Дон и Урал, требовалось содействие в борьбе с контрреволюционерами, приказывалось прекращение разоружений и отдача отобранного оружия и т. п.
Последовавший в тот же день отказ заставил часть Киевского совета рабочих и солдатских депутатов уехать в Харьков, откуда она 9 декабря «объявила войну» Центральной Раде. Несмотря на успехи красных, Совнарком все же еще считал целесообразным открытие переговоров, предлагая даже для этой цели собраться в Смоленске или Витебске. Но боевые действия настолько усилились, что об этом уже в ближайшие дни не могло быть и речи. Сформированный 2 января в Харькове народный секретариат Украинской рабоче-крестьянской республики назначил командующим Восточным фронтом полковника Муравьева[19], в состав его входили две армии под командой Ремнева и Берзина, с приказанием наступать на Киев. Последовательно были заняты, главным образом из-за предательства целого ряда частей гарнизоны Староконстантинова, Ровно, Лозовой, Бахмача, Екатеринослава и Одессы. Кольцо вокруг Киева все более и более сужалось.
В это время в Киеве недовольство Радой все более и более возрастало… 12 января она объявила независимую Украину, но результат был обратный тому, который она ожидала. Нужно сказать, что большевики представлялись рядовому населению Киева не более опасными, нежели украинские самостийники.
В частности, офицерство, отнюдь не сочувствуя красным, не желало сражаться под желто-голубым украинским флагом из-за прогерманского направления Рады. Независимо от этого нельзя было забыть нанесенных обид всему некоренному населению Киева: по приказу Рады правом жительства пользовались лишь лица, проживавшие до 1 января 1915 года.
Все остальные, в частности офицеры, большинство которых прибыло в Киев после революции и распада фронта, обязаны были регистрироваться. В подтверждение выдавалась темно-красная карточка, так называемый «красный билет», послуживший несколько позже предлогом к притеснениям и расстрелам их носителей со стороны большевиков.
С 15-го по 26 января развивалось генеральное сражение за власть. Обнаруженный труп убитого Пятакова еще больше озлобил красных, и украинский комендант (Шинкарь) 16 января объявил Киев на осадном положении.
Умеренный элемент украинского правительства во главе с Винниченко[20], чувствуя, что власть доживает последние часы, подал в отставку. 17 января два полка переходят на сторону красных и начинают обстрел центра города. 18-го объявляется генеральная забастовка – население лишалось света, воды и продовольствия. Но уже 20-го чувствуется известная усталость, и городское правление известило население, что борьба окончена, предлагается прекращение забастовки и возобновляется отпуск хлеба и других продуктов «на обычных условиях». Но это было лишь отсрочкой. Большевики, получив подкрепление в виде бронепоезда, начали обстрел города со станции Дарница. Уличные бои, в особенности в районе Арсенала и Педагогического музея, где помещалась Центральная Рада, возобновились с новой силой. 24 января красные перешли Днепр, заняли окраину города Печерска, откуда открыли усиленный артиллерийский огонь по центру города. Держались лишь украинские фанатики и офицерский отряд, сформированный для борьбы с красными, но очень малочисленный по вине, как мы видели выше, украинской власти. 25 января началась самая сильная бомбардировка, принудившая украинские войска оставить город по направлению на Житомир – большевики шли по их пятам. В ночь на 26-е был зверски убит, оставленный всеми, в том числе, увы, и монахами, исколотый штыками, 70-летний старец, митрополит Киевский и Галицкий Владимир (Богоявленский).
26 января стрельба окончилась. Уход украинцев не вызвал особого сожаления оставшегося населения, но никто не мог предполагать, что настоящий кошмар только начинается. Жители города, не слыша больше артиллерийской стрельбы, выходили «за новостями» и встречали всюду страшные разрушения. Пылающие и простреленные здания, неубранные трупы, но главное – встречающиеся зверского вида субъекты, часто пьяные, в лице новых хозяев – красноармейцев. Начались повальные обыски и грабеж… Несмотря на успокоительные воззвания, расклеенные с утра в городе, большевистские банды, главным образом под предлогом проверки документов, начали массовые расстрелы, которые производились самым зверским образом. Раздетые жертвы сплошь да рядом расстреливались в затылок, прокалывались штыками, не говоря о других мучениях и издевательствах.
Большинство расстрелов производилось на площади перед дворцом, где помещался штаб Муравьева, и в расположенном за ней Мариинском парке. Проверку производил даже «сам» Ремнев, который, если отдавал документ, отправлял тем самым под арест во дворец. Если же он засовывал бумаги в карман – арестованных отправляли в «штаб Духонина», т. е. расстреливали.
Тела многих убитых, не имевших в Киеве ни родных, ни близких, оставались лежать там по нескольку дней. Со слов свидетелей, картина представлялась ужасной. Разбросанные на площади и по дорожкам парка раздетые тела, между которыми бродили голодные собаки; всюду кровь, пропитавшая, конечно, и снег, многие лежали с всунутым в рот «красным билетом», у некоторых пальцы были сложены для крестного знамения. Но расстрелы происходили и в других местах: на валах Киевской крепости, на откосах Царского Сада, в лесу под Дарницею и даже в театре. Тела находили не только там, в анатомическом театре и покойницких больниц, но даже в подвалах многих домов. Расстреливали не только офицеров, но и «буржуев», и даже студентов. Интересно отметить, что арестованных во дворце (между ними и знаменитый В.В. Шульгин[21]) охранял караул от Георгиевского полка до тех пор, пока их не перевели в городскую тюрьму. Было также много арестованных в доме Городецкого на Банковой улице и пансионе Полония. Но не успела еще земля впитать пролитую кровь, как новая власть организовала 3 февраля, то есть через неделю, с большой помпой гражданские похороны «жертв революции». Хоронили 300 человек, в большинстве неопознанных невинных жертв…
29 января из Харькова прибыл генеральный секретарь Украинской рабоче-крестьянской республики, который наложил на город контрибуцию в 10 миллионов рублей и наметил целый ряд «реформ». Но недолго пришлось большевикам оставаться в Киеве – Брест-Литовский мир позволил украинцам обратиться за помощью к немцам, которые совместно с украинскими частями начали «наступление» на восток.
Если бы не отступавшие в порядке чешские части, не позволявшие немцам быстро продвигаться, киевские большевики могли быть взяты врасплох. Но и так население могло «любоваться» вереницей извозчиков, нагруженных награбленным добром, с важно восседавшими большевиками, разодетыми в найденные в интендантских складах пестрые гусарские мундиры.
Но до последней минуты обыски и грабежи продолжались, причем особенно отличались так называемые «червонные казаки», а народный секретарь по внутренним делам тов. Евгения Бош, когда противник находился в 30 верстах от города, возвещала, что Киеву не угрожает никакой опасности, так как красные получили крупные подкрепления…
16 февраля власть перешла в руки городского самоуправления; и в тот же день на вокзале появились первые немецкие
