Якоб снова свернул на излюбленную стежку, но я не прерывал его. Неужели менты что-то нащупали? Или просто догадываются? Странно, ищут в гаражах, домой никто не заглянул. Что я, ночую рядом с машиной? Обычно свидетеля или обвиняемого находят дома или на работе…
— Вон Васька намедни подцепил на Ярославском пассажира. Дело обычное. «Куда ехать?» — «В Кунцево». — «Пятьсот». — «Поехали». Только тронулись — милиция. Пассажира — в наручники, Ваську тожеть поволокли… Туда-сюда, подписку о невыезде, документы заарестовали. Васька, ты его знаешь, всполошенный, по нем давно психушка плачет, криком кричит, мол, ентого черномазого в первый раз вижу… Куда там, не поверили… Потому я и спрашиваю: зачем тебя менты ищут, по какой надобности?
— Не знаю…
— Должен знать! Потому как милиция зазря цеплять не станет — не та фирма… Да вот, о фирме! Купил я вчерась на рынке свечи. Поглядишь — нормальные, те, которые нужны. А на поверку… Вон движется твой мент, — прервался Якоб, и показал корявым пальцем на въездные ворота в кооператив.
По проходу между рядами гаражей медленно, помахивая веткой, шел мужчина в джинсовой куртке. Проходя мимо поднятого на домкрате «запорожца», он остановился, осмотрел разобранное колесо, заглянул в открытый гараж.
Подошел к нам.
Батя, там пацаны ничего у тебя не стащат?
Якоб испуганно глянул на свою машину и трусцой побежал к ней, забавно вскидывая высохший зад. Мы весело засмеялись.
— Знаю я таких мужиков, разговорчивых, — подмигнул мне мужчина. — Прилипнут — не оторвать. А мне нужно поговорить с вами, так сказать, с глазу на глаз. Вот и приврал малость, чтобы деда сплавить…
Я кивнул. Брешите, мол, сколько угодно, разрешаю. Мужчина вздохнул, извлек из нагрудного кармана удостоверение. Показал мне. Не доверяя зрительным способностям собеседника, представился:
— Расследование особо тяжких преступлений. Следователь Вошкин Сергей Сергеевич… Присядем?
Начинался мелкий нудный дождик. Сидеть на воле неуютно, забираться в гараж не хочется. Пришлось пригласить следователя в машину.
Где— то в области живота утробно екало, будто туда переместилось насмерть перепуганное сердце. Но я постарался улыбаться как можно приветливей. Конечно, улыбки выходили мученические, наверное, так улыбались узники в камере пыток.
— Слушаю вас, Сергей Сергеевич.
Вошкин молчал. Он с преувеличенным вниманием разглядывал бегающего вокруг «запорожца» старика Якоба, который безуспешно искал мифических пацанов.
Я тоже умолк. Мое дело отвечать на следовательские вопросы, а не соваться со своими замечаниями.
Наконец, следователь повернулся ко мне.
— Может быть, мой визит выглядит глупым, но, поверьте, Николай Иванович, поговорить нам просто необходимо. В первую очередь — в ваших интересах.
— Поговорим, — безразлично согласился я. — Если надо…
— Обязательно надо!… Понимаю ваше недоумение. На самом деле, вместо того, чтобы навестить вас дома или на работе, или пригласить к себе, следователь приходит в гаражи… Но мне не хотелось нарушать семейный покой. Мало ли что подумает жена… Появиться у вас на работе — вызвать ненужные вопросы у тех же подчиненных. Пойдут догадки, сплетни. Пригласить к себе — вроде рановато… Понимаете ситуацию?
— Понимаю, — односложно одобрил я поведение следователя.
Когда же он перейдет к делу? Его извинения и объяснения, наверное, имеют цель вывести меня из состояния равновесия, заставить размягчиться, психологически сдаться… Зря старается, ничего из этого не получится. Поскольку я ни в чем не виноват, мне не в чем признаваться и каяться. Если и перевозил на своей машине краденое, то по незнанию и… по необходимости. Ведь намного лучше слушаться опасных пассажиров, чем получить нож в бок или пулю в грудь…
— Ваша сестра, Серафима Ивановна Чернова, арестована…
От неожиданности я онемел. Двигал губами, шевелил языком, но — ни звука. Будто в немом кино. Но там хоть титры имеются, а здесь тишину нарушает один «запорожец» Якоба.
Ожидал я не известия об аресте Фимки, о чем знал и без сообщения следователя, а допроса о недавней поездке в Ногинск. И вдруг — резкий поворот. Я почувствовал, как подо мной в буквальном смысле слова заходило сиденье «москвича».
— Что же вы молчите? — насторожился Вошкин. — Если решили отказаться от родства с подследственной — зря. Ничего не получится. К тому же мера пресечения избрана для предотвращения нежелательных контактов вашей сестры с действительными преступниками. Серафима Ивановна проходит по делу, как возможная наводчица… Бояться вам нечего.
— А я ничего не боюсь. Интересно только, долго ли вы собираетесь держать за решеткой невинного человека?
— Пока не будет окончательно доказана невиновность.
— Вот ее и допрашивайте… А что вам нужно от меня?
— Видите ли, фактов, доказывающих причастность Серафимы Ивановны к преступлению, немного, но они все-таки имеются. Все мы не безгрешны, все ошибаются, вот и я боюсь совершить ошибку, которая может навредить вашей сестре. Для полного, всестороннего анализа мне нужно знать о подследственной все, абсолютно все. Поверьте, ваша откровенность во многом поможет мне и… ей.
Интересно, что хотел бы услышать от меня дотошный следователь? С кем сестра дружила в детстве? Какими болезнями болела? Какие отметки получала в школе? Были ли у нее в девичестве мужчины или Никита — первый?
Глупо и наивно.
Вошкин ожидал ответа, не сводя с меня испытующего взгляда. Кажется, даже упорное мое молчание он укладывал в определённые графы и строки некой следовательской анкеты.
Прошло пять минут… десять… пятнадцать… Я исследовал обстановку вокруг «запорожца» Якоба. Следователь исследовал мою физиономию.
— Жаль, — вздохнул он, — очень жалко… Не получается у доверительного разговора.
— Не получается, — буркнул я. — Потому что беседа — ни о чём. Обычное сотрясение атмосферы, ковыряние палкой в навозной жиже…
— Не скажите, — возразил внешне добродушно следователь, позавидуешь его выдержке, лично я бы давно уже перешел на тяжёлый мат. — В лаборатории, откуда похищен изотоп, сотрудников — по пальцам можно пересчитать. Доктора и кандидаты наук отпадают, подозревать их нет оснований, все они проверены, перепроверены… Остаются три лаборанта: двое мужчин и ваша сестра…
— Значит, научное звание — нечто вроде отпущения всех грехов: и настоящих, и будущих?… Конечно, дело ваше, но мне не ясно одно: чем я могу помочь следствию? И могу ли вообще?
— Повторяю: мне важна каждая мелочь… К примеру, как относится сестра к новым нарядам, покупает их готовыми либо шьет сама? Может быть, пользуется услугами портных? Кто они, где живут, что собой представляют? Если у сестры имеются драгоценности — купила ли она их или получила в подарок? От кого, по какому случаю?
— Не знаю! — зло выкрикнул я. — Если бы знал — все равно вам не сказал бы! Неужели трудно понять — брат сестру не продаст! Ни при каких условиях, понимаете, ни при каких? Простите за прямоту, но психологически вы — голый, круглый нуль. И как только таким «нулям» доверяют решать человеческие судьбы?
— Или, к примеру, — невозмутимо продолжал Вошкин, пропуская мимо ушей мои оскорбительные выпады в его адрес, — вышла Серафима Ивановна замуж — кто такой ее муж? Нет, нет, не с точки зрения специальности или биографии — меня интересуют, так сказать, моральные устои. По любви он женился или по расчету?… Ведь ваша сестра… как бы это выразить, не блещет красотой…
— Можете считать, что разговора у нас действительно не получилось, — процедил я сквозь накрепко сжатые губы, с трудом удерживаясь, чтобы не врубить «психологу» прямым в нос. — Лучше будет, если мы распрощаемся… Желательно — навсегда.
— И, наконец, меня особенно интересует круг знакомств: подруги, мужчины… Поверьте моему опыту, нередко анализ родственников и друзей играет в расследовании преступления решающую роль.
Спорить с Вошкиным бесполезно, это все равно, что пытаться вступать в полемику с работающим радиоприемником. Ни приемник можно перевести на другую волну либо вообще выключить, с Вошкиным, к сожалению, такой прием не удастся. Когда собеседник окончательно выходит из себя и начинает грубить, ругаться, следователь как бы выключает слух. Можешь посылать его к матушке либо к бабушке, он не реагирует, продолжает твердить свое.
Я рывком открыл дверь машины, предлагая собеседнику покинуть салон. Но Вошкин не торопился. Помолчал, будто собираясь с силами для решающего броска. Я насторожился. Что еще собирается преподнести мне человек с «вшивой» фамилией?
— Кстати, слышал — вы числитесь неплохим автомехаником. А у меня — несчастье: «жигуленок» забарахлил, что случилось, не могу понять… Посмотрите? Гараж неподалеку — три остановки автобусом…
Вступать в конфликт с человеком, в руках которого, можно сказать, судьба твоей родной сестры, — глупее трудно придумать. А тут подбрасывают нечто вроде спасательного круга: исправишь машину — добрее сделаюсь по отношению к твоей преступной сестричке.
