Карисса... Стальной шпиль над старой цитаделью, увенчанный позолоченным лунным серпиком... Неведомо кем и когда вырубленные из серого камня бескрылые драконы, украшающие вход в башню Альсток... Неистребимый запах болота из городского рва, влажный ветер, тянущий с Лейна, и тонкая паутина дождя на лице...
О, если бы он был придворным! Наверное, тогда он научился бы обращать внимание на каждое сказанное слово, на каждый вскользь брошенный намек, на интонации, на жесты... А ведь его предупредили дважды, предупредили, по придворным меркам, почти в открытую, как глупца. Разве можно было не догадаться, что происходит что-то не то, когда Герберт, которого Дэниел глубоко любил, ранее один из первых воинов королевства, а ныне первый из советников, мрачно сказал наедине: "Лучше б ты подождал с визитом до весны. Неспокойно там у вас." Дэниел не понял, как можно было не выполнить приказ короля, отговориться от приезда ранней осенью и плохой погодой. Тогда не понял.
Не понял он и слов Эрика Де Браса, старшего сына графа Арнольда, ныне возглавлявшего королевскую гвардию. Как же они звучали?.. Нет, не запомнил точно. Что-то о будущих переменах, о здоровье Гельмунда... А ведь не за что было Де Брасу его любить, особенно после той истории с мечом... Как же злились все представители семейства, и брат, и сыновья, и племянник, когда узнали, что Арнольд завещал свой меч, родовую драгоценность древностью не менее сотни лет, не кому-то из них, а безвестному тогда еще мальчишке. Завещал, как учитель ученику.
Великолепный это был клинок. Обоюдоострый, в два локтя длиной, весь покрытый золотой насечкой с изморозным налетом серебра на остро отточенном жале. Белую костяную рукоять увенчал голубой камень, словно схваченный золотыми когтистыми лапами. Впрочем, почему "был"? Он и сейчас, заточенный, ухоженный и хорошо вычищенный, висит на стене в покоях Дэниела, красивый и опасный, как спящая змея. Только вот сколько ему придется спать? Ведь словно молотом ударили слова короля: "Мы пока не нуждаемся в ваших услугах. Отправляйтесь в свой замок и ждите там Наших повелений." Но сколько же можно ждать? Уже минула осень, зима, весна...
Только тут Дэниел обратил внимание, что подковы коня звякают по булыжнику и встряхнул головой, отгоняя видения. "Вот наваждение лесное! Даже не заметил, как выехал к самому центру Эстера, на площадь перед трактиром." Он снова выругался про себя и повернул налево, в узкий переулок, направляясь к дому сэра Мартина.
Официально сэр Мартин именовался местным прево, но фактически был высшей властью этого маленького края. Он не только командовал городской стражей и председательствовал в суде, но и заведовал сбором налогов, тихо, без скандалов, разрешал мелкие тяжбы - в общем, делал все, что положено делать наместнику. При этом, сэр Мартин всегда старался казаться как будто меньше ростом. Был он из очень бедного рода, как и Дэниел, только откуда-то с юга. Собственно, и обращение "сэр" к его имени обычно добавляли из вежливости. В свои пятьдесят он еще не был опоясанным рыцарем. И, хотя и состоял на королевской службе, должность занимал по меркам государства столь незначительную, что король едва ли даже знал о его существовании. Однако Мартину, чью семью за бедность чуть не лишили родового герба, должность эта казалась синекурой. Он очень боялся ее потерять, и потому старался исполнять все дела очень добросовестно, но незаметно, ни в коем случае не встревая в ссоры сильных мира сего. Когда же ему поручили надзор за опальным маршалом, Мартин просто не знал, что делать. А вдруг, когда монарший гнев сменится на милость, ему припомнят то, что он, хотя и по приказу, совал нос в дела одного из первых рыцарей королевства. Для Дэниела же Мартин был практически единственным собеседником. Отношения его с семейством Де Брас были безнадежно испорчены, к тому же и обреталось оно сейчас в столице. Разговоры с ближайшими соседями очень быстро сходили на гончих собак, лошадиные стати и цены на ячмень. Потому между "поднадзорным" и "надзирателем" установилась некая негласная договоренность. Дэниел не реже, чем раз в две недели приезжал в Эстер и обедал у Мартина, а тот за обедом сообщал ему те мелкие новости, которые могли дойти до невзрачного чиновника, живущего в глуши. Притом, Дэниел до сих пор задавался вопросом: неужели гостеприимный хозяин столь мало знает о событиях в королевстве, или, на самом деле, ведет хитрую игру, сообщая новости намеками вместо ответов. Но все же это был единственный способ узнавать что-то о последних событиях.
И все пошло привычным чередом. Мартин почтительно встретил гостя у дверей, извинился за то, что не ожидал визита, но, тем не менее, сразу же пригласил Дэниела проследовать к уже накрытому столу. Первую четверть часа за обедом царило молчание, прерываемое только отдельными репликами. Дэниел, как всегда, похвалил душистый раковый суп и с удовольствием отведал миноги в вине. Мартин, тоже как всегда, извинился за скудность угощения. Все это было обычной, каждый раз повторявшейся прелюдией к игре в "вопросы и ответы", и потому Дэниел, не торопя события, прихлебывал белое вино и разглядывал хозяина, ожидая начала беседы.
Мартин даже внешне соответствовал своей должности. Был он, как и Дэниел, человеком без возраста, но если Дэниел как бы застыл в расцвете лет, где-то между тридцатью и сорока, и седые волосы в его русых кудрях были вовсе незаметны, то Мартин, скорее, выглядел примерно на сорок с небольшим. Его так и хотелось назвать "дядюшкой". Прево был невысок, ростом Дэниелу чуть выше плеча, и с заметным брюшком. Округлое его лицо с живыми серыми глазами уже исчертили тонкие морщинки, в волосах прорезалась лысина, но внешность, тем не менее, не несла признаков дряхлости и нездоровья. Он напоминал, скорее, купца или горожанина среднего достатка на покое, тем более, что одевался обычно в одежды неброского покроя и неярких тонов. И Дэниелу, не привыкшему общаться с людьми подобного рода, весьма трудно было сказать, много ли хитрости скрывается под этой маской спокойствия и, даже, может быть, простодушия. Но он признавал за Мартином немалый ум и талант в общении с людьми с самого первого знакомства.
Внезапно сэр Мартин прервал размышления Дэниела, придав себе глубоко официальный вид, сообщил о том, что иск о порубке, вчиненный две недели назад Майертом, дэниеловским управляющим, рассмотрен, виновными признаны работники франклина Эдвина, и сей франклин в ближайшее же время возместит нанесенный ущерб. Дэниел вежливо поблагодарил, а про себя подумал: "Говорил же я паршивцу, чтоб не поднимал шум из-за десятка несчастных берез." Тут Мартин принял еще более официальный вид и сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
