– Коли рубль твой, – усмехнулся Роджер, – то и выигрыш твой?!
– Жаль, не весь! Батюшка расточительный одарил Малашку аж сотней! А мне сей скряга лишь жалкую тыщонку оставил!
– Но ты, конечно, сотню у Малашки отняла?
– Жаль, не всю! Десятку ей оставила, дабы опосля отнять, но… не вышло!
– Неужли жадная Малашка растратить оную успела?
– Не успела, … то бишь я не успела отнять, аки сия придурочная сама десятку мне возвернула в виде награды за спасение живота ея никчёмного от утопления с родителями ея!
Роджер аки бы удивился:
– Неужли следовало рисковать животом твоим бесценным ради живота ея никчёмного?!
– Ясно дело, что не следовало, ибо я ради Малашки не токмо в пучину – в лужу бы не полезла! Но ничем не рисковала я, ибо запретила служанке своей в лодку сию садиться, то бишь выволокла из оной!
– Озарение свыше?
– Не совсем… Дело в том, что подруга мамаши Глашкиной пригласила ту на день рождения свой со всей семьёй ея. Жила та на другом брегу.
Октябрь уж наступил,
и Сейм разбушевался не на шутку…
– А при чём тут Сейм, то бишь парламент польский непокорный?
– Ни при чём тут пергамент польский, ибо Сейм – река, на коей Курск наш расположен…. Сели все в лодку, а Малашка трусливая заскулила, что мол
в такую плохую погодунельзя доверяться волнам.
Глашка ей и отвечает: «Ты потому, дура, такая умная, что азбуку мою смотрела!». Тут-то я и спасла служанку свою от утопления, ибо плавает она аки топор без ручки деревянной! Схватила за власы, выволокла из лодки и слегка побила для пользы ея же! Ибо нарушила она запрет мой изучать грамоту… Засим выяснилось, что польза от выволакивания малашкиного стократно превзошла для нея пользу от избиения ея же, ибо лодка тем временем доплыла до средины Сейма и опосля порыва ветра сильнейшего успешно перевернулась! Прошка попытался мамашку Глашки-Малашки спасти и обхватил оную. Но тут неприятность случилась и глаголил он Глашке уплывающей:
«Аки назло не повезло,ибо ногу мне свело!».
Оба и утопли.
– Вместе?
– По частям. Оттолкнул он супругу свою любимую (хоть и не любящую) и… буль-буль! Агашка же побарахталась, повопила и… следом за мужем последовала… А сестрице моей аки с гуся вода. Доплыла до брега, повалялась пару дней в горячке и выздоровела, причём совсем!! Была у нея болезнь редкая, но не заразная. Уж сколько докторов ея осматривали – всё без толку. А опосля купания вынужденного наступил у нея так называемый стресс. Слово сие с треской не связано. Так самый главный Эскалоп молвил. (С трудом превеликим сдержался Уолтер, дабы не расхохотаться. Понял он, что перепутала «эрудитка» сия древнеримского бога врачебного искусства Эскулапа со вкуснейшим блюдом из телятины али свинины.) В итоге Глашка везучая не токмо от горячки вылечилась, но и от болезни той!
– Видать, верно предсказание цыганки той крутой!
– Предсказание сие предков Малашкиных и сгубило! – молвила Наташа. – Глаголила мамаша ея, что лишь потому ввергает себя и семью свою в пучину речную, что не может потонуть герцогиня будущая аглицкая! Она и не потонула… Батюшка-то мой ранее не шибко цыганке сей верил, ибо вряд ли герцог аглицкий «клюнет» на деву хоть и лепую зело, но с болезнью непонятной. Опосля же исцеления глашкиного чудесного уверовал окончательно и трясётся надо дщерью своей, во блуде рождённой более, нежели надо мною, дщерью законной! Даже вольную ей дал, ибо негоже герцогине будущей во крепостных девках пребывать! Когда победил Архимед (благодаря колдовству ведьмы Малашки!), подарил он его своей фифе внебрачной, дабы было той над кем издеваться, ибо над Малашкой я ей особливо изгаляться не позволяю – моя всё-таки служанка, а не ея!
(Помыслил тут Роджер, что Наташа глупая для любимой его всё-таки меньшее зло, нежели Глафира столь же глупая, но более жестокосердная! Автор тоже помыслил, но об ином. Произнесённые Наташей словА «изДЕВАться» и «изГАЛЯться» родственны по смыслу. Видать, была некая злобная «Галя», кояя по гороскопу была «дева». Впрочем, и без гороскопа тоже, коли при всей стервозности своей не вела образ жизни шлюхастый.)
Долго ещё распиналась Наташа, убеждая красавца аглицкого не влюбляться в сестру ея, прекрасную ликом, но ужасную нутром своим прогнившим! Токмо зря расходовала она красноречие своё, ибо сама Глафира ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ лучше нея ОТВРАТИЛА Роджера тупостью и мерзостью своими!
…Засим настало время ведёрное, и сменила ораторшу многословную служанка ея немногословная, но лишь по делу глаголящая, хоть и не вяжущая лыко (то бишь вяжущая не лыко, а носки льняные для Роджера), но у коей, аки глаголет народ расейский, «всякое лыко во строку!», то бишь что ни скажет, всё к месту, но не с точки зрения упомянутого народа расейского, а с точки зрения графа Уолтера Гриффита, интеллектуала аглицкого.
И молвил граф сей, под личиной Роджера Смита скрывающийся:
– Поведала мне токмо что Наташа говорливая о неудачной переправе чрез Сейм. И передала рассказ Глафиры о последних словах батюшки твоего, Малашка! Потрясён я сим образцом высокой поэзии и безупречной рифмы… пред лицом вечности!
– Переправа сия суть неудачна лишь (не считая родителей) относительно… меня. Для сестрицы же моей исцелённой вследствии купания она насупротив удачна зело. Утоплением своим батюшка несчастный опроверг популярное заблуждение из руководства для пловцов начинающих, коее гласит: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!». В те трагические мгновения упомянутые руки работали исправно, однако ко спасению утопающего не привели, ибо свело не указанную в руководстве ногу.
– Значит, следует выкинуть из руководства сию фразу, – предложил слушатель, – и в последующие издания не включать!
– Отнюдь! – возразила служанка. – Не выкидывать следует, а чуть подправить.
– Добавить али убавить?
– Либо то, либо иное. То бишь либо «Спасение утопающих – суть дело рук и ног самих утопающих!», либо «Спасение утопающих – суть дело самих утопающих!»
На сем месте умном решил Роджер сменить тему «утоплую»:
– Интересная у тебя фамилия, Малашка – «Ломоногова»! Видать, кто-либо из дальних предков твоих ногу сломал?
– Не столь уж дальних! Дедушка мой деяние сие свершил, поскользнувшись зимой на льду, но так и преставился без фамилии. А батюшке моему будущему предложил барин его фамилию себе выбрать, а тот поленился, видать, и доверил сие барину, коий и нарёк родителя моего Ломоноговым, ибо сие означает «сын человека, сломавшего ногу»!
– Хоть какое-то чувство юмора есть у Василия Никитича!
– Мечтаю хоть когда-либо в сем убедиться, – усмехнулась Малашка, – ибо глаголила я про некоего предыдущего барина. А фамилия моя не столь уж смешна, ибо каждый может ногу сломать. А вот нос – токмо тот, кто на сие напросится поведением своим предосудительным. Посему фамилия «Ломоносов» куда смешнее была бы!
Рассмеялся боксёр аглицкий, чей нос лишь потому сломан не был, что обладал владелец его техникой высокой, что отметил, аки уже глаголилось, великий корейский боксёр Юзц.
Не могли ведать оба собеседника, что чрез три месяца того же 1711 года явится в сей мир обладатель фамилии сей смешной Михайло Васильевич Ломоносов. И такой бешеный пиар ожидать будет оного учёного и поэта, что фамилия его не считается и поныне ни боксёрской, ни смешной!
– Восторгаюсь я, Малашка, твоим внутренним обликом, – молвил чрез некоторое время Роджер, – но не внешним! Пыталась ли ты соблюдать правила гигиены?
– Соблюдаю я главное правило, за коее француз сей Ги прозван «гиеной», то бишь питаюсь, аки зверюга сия, объедками!
(Не ожидал Роджер, что деревенщина сия ведает малоизвестное и малопротяжённое имя, коее во двадцатом веке носил столь же малоизвестный премьер-министр французский Ги Молле происхождения иудейского, а веком ранее – широко известный писатель французский Ги де Мопассан происхождения французского, коий воспевал во творениях своих любовь и преставился от последствий оной. Автор имеет в виду так называемый «люэс». Болезнь сия расшифровывается аки «ЛЮбовь ЭСмеральды». Любовь сия описана в романе знаменитом о любви балерины божественной цыганской к балетоману латышскому. Виктор Гугу назвал шедевр свой «Любовь к па рижской богоматери»…. Засим «люэс» был искоренён путём… переименования в «сифилис». … Но вернёмся к диалогу об объедках.)
– Мне тоже не столь уж давно довелось питаться пищей сей остаточной, – молвил Роджер, – однако я мылся, стригся и причёсывался.
– Соблюдать же прочие правила и рада бы зело, но есть мнение, что сие мне ни к чему!
– И кто же носитель мнения сего?
– Сие не суть важно.
– Ну Малашенька! Ответь по дружбе!
