Да, она сама не невинная овечка, за почти три сотни лет её жизни всякое бывало, даже в войнах приходилось участвовать, у неё за плечами своё личное кладбище и немаленькое. Но вот эта ситуация откровенно бесила. С её стороны убивать вот так мальчика, пусть и приговорённого неведомыми силами века назад было… подло. Казалось бы, подло и ведьма — это слова-синонимы. Но не могла она это допустить. И в итоге решила чуть отпустить ситуацию — вдруг дочь утихомирит свои амбиции, и одумается. Но когда на коже младенца появился первый надрез, Марга поняла: нет, не одумается. Дальше произошло то, что произошло, и других порезов, складывающихся в древний знак, больше не появилось. На ребёнке. На теле дочери их было более чем достаточно.
Дальше пришлось оказывать первую помощь внуку, и это был самый сложный день в её жизни. Несколько часов Марга сидела напротив мёртвой дочери и зажимала руками рану ребёнка. Одновременно она наколдовывала заклинания исцелений, но помогало слабо. Древний ножик, сотни, если не тысячи лет назад, был зачарован именно на то, чтобы наносить раны, которые сложно вылечить. Это было наследие ушедших. Точно неизвестно кто его ковал, как зачаровывал и заговаривал, однако достоверно было известно: им можно было убить колдуна, даже если на нём висели заклятия на неуязвимость и амулеты мага или на защиту, легко пробив даже самый мощный элементальный щит. Весомый козырь в серьёзной заварухе. Вот уверен кто-то в своей неуязвимости, и тут один точный удар — и вся уверенность уходит вместе с жизнью. Хорошо, что здесь был всего лишь небольшой поверхностный разрез. Но и его не получилось закрыть и остановить кровотечение перевязкой. Она не давала крови вытечь, прижимая тёплый фонтанчик ладонью и покачивая плачущего ребенка другой. Ладонь Марги, это не кусок тряпки, это рука опытной колдуньи: нанёс бы рану не фамильный нож, та бы уже и затянулась давно без следов.
Через какое-то время ведьма догадалась дойти и до сумки, где лежала бутылка козьего молока, аккуратно вытянуть её и напоить младенца. Вроде как давно известно, что для грудничков это не полезно, и вообще вредно, пить козье или тем более коровье молоко вместо материнского. Только плохие матери так делали. Если не появлялось молоко, старались найти кормилицу. Но дочь была плохой матерью. Она не заморачивалась такими вопросами, и не кормила его сама. Когда Марга ей указала на это с намёком, что кормить лучше все-таки своей грудью, та отмахнулась: «Да какая разница, всё равно жить ему недолго». Внук с жадностью выхлебал всю бутылку и после этого даже заснул, хотя и тревожно, постоянно вздрагивал. Еще через пару часов, она почувствовала, что давление на ладонь ослабло, а чуть позже и вовсе прекратилось. Она переборола эту рану, как будто та была живым противником. Тогда наконец удалось убрать с неё руку и перевязать ребёнка. Марга физически превосходила многих, в том числе крепких здоровых мужчин, несмотря на это руки дрожали как с жуткого похмелья. Сама то она в таком никогда не была, даже если выпить много — её организм справится с ядами и покрепче чем алкоголь, и не даст шалить, но наслышана была.
Однако было не время отдыхать. Подкрепившись едой, но даже не приводя себя в порядок, вся в чужой крови она потащила тело дочери на улицу. Зашла еще раз в дом и, убедившись, что детёныш все еще спит, не собирается умирать и даже сон вроде как выровнялся, прихватила там лопату и со скоростью не самого слабого землекопа стала рыть могилу. Опыт был. Уложив в неё тело, она произвела следующие манипуляции: достав катушку с грубой нитью и продев ту в иглу с большим ушком, стала зашивать губы мертвой ведьме. Грубыми стежками — здесь аккуратничать необязательно, это не шитьё на показ мод. И нить, и игла были зачарованы собственноручно. В крайнем случае сгодились бы и обычные, но тут лучше перебдеть, чем недобдеть. Все-таки и она, и дочь — не обычные люди, и могут доставить неприятности своему убийце и после собственной смерти. И обязательно постараются доставить! Порода такая.
Потом выдернула пробку из алхимического плотно закрытого фиала и вокруг убитой по контуру потекла тонюсенькая струйка песка, а если быть точным — смеси песка, перемолотых костей одного зловредного и очень пакостного существа, а также пепла пера сумеречной птицы. Естественно, с наложенным на всё это нужным заклятием. Смесь надо было экономить, чтобы хватило обсыпать вокруг. Наконец края песчинок сомкнулись. На дне фиала осталось немного — это она высыпала на грудь дочери. Лишним не будет. Последним штрихом был серп, как бы накинутый сверху на горло, воткнутый острым концом вниз. Совершив еще несколько пассов руками, приговаривая слова заклятия, она снова взялась за лопату и стала забрасывать яму землёй. Сделав это, в изголовье могилы умостила большой камень. Камень был самым обычным, просто ей показалось, что так надо сделать. На могиле нужен могильный камень, так правильно. После этого прочитала еще одно заклинание, обойдя могилу против часовой стрелки и закрывая таким образом колдовскую печать. Всё, мести убитой дочери можно было не опасаться.
Дальше был долгий ночной переход, с младенцем на руках. Тот то хныкал по пути, то успокаивался. Она устала так, как не уставала никогда, и в общем-то никто не мешал переночевать в избушке, ничего страшного уже не должно было произойти, но… не хотелось. Лучше побыстрее прийти домой и отдохнуть уже там. А усталость пройдёт, это несмертельно. Главное внук жив, и она попробует сделать так, чтобы это продолжалось как можно дольше, а дочь… ну что ж, каждый отвечает за свои поступки сам. В этом случае ответственность — смерть. Ведьма сделала — ведьма ответила. Это и её самой касается.
Как бы ни хотелось домой, но оказавшись в своём селе, первое что она сделала — пошла искать кормилицу. Несмотря на глубокую ночь, она нашла нужный дом, где недавно косоглазая дочка сельского плотника разродилась девочкой, и без всякого смущения постучалась в дверь.
— Кто там? — спросил сонный мужской голос, по всей видимости муж недавней роженицы.
— Это Марга. Соседка с края села, — зачем-то уточнила она, как будто кто-то тут мог её не знать. —
