В глубине площадки у подножия следующей ступени обрывов были расположены наземные постройки «Тускароры» — несколько бетонных домиков, ангары для машин и вертолета. На скале у самого обрыва — маяк, немного в стороне — башни для актинометрических наблюдений, метеостанция, прожекторные установки, радары. В небе на фоне туч — паутина антенн.
Вход в наклонный тоннель, ведущий к шахте, находился почти в центре площадки, метрах в двухстах от домиков базы. Кошкин и профессор биолог Анкудинов — один из членов правительственной комиссии, час назад прилетевший на Симушир, вышли из тоннеля, и Анкудинов присел отдохнуть на широкую деревянную скамью, стоявшую у входа.
— Утомились, Иван Иванович? — сочувственно спросил Кошкин, наклоняясь и заглядывая в широкое с тройным подбородком лицо Анкудинова. — Тут высоко: над морем метров сто пятьдесят будет.
— Над уровнем прилива, дорогуша, а не над морем, — отдуваясь, сказал Анкудинов. — Вот так… А крутой этот ваш тоннель, ишак залягай тех, кто его придумал.
Анкудинов тяжело вздохнул, достал из кармана аккуратно сложенный носовой платок, развернул и принялся вытирать покрасневшее потное лицо и багровую шею.
— Ниже места не нашлось, Иван Иванович, — возразил Кошкин. — Хозяйство вон оно какое. Одни ваши аквариумы сколько занимают. Хорошо еще, что для океанариума внизу в скалах место оказалось. Это только так говорится, что мол, «Тускарора» рассчитана на четырех наблюдателей. Внизу четверо могут работать. А тут, наверху, почти четыре десятка. А когда строили, до пятисот человек доходило. И строили больше трех лет.
— Строили долго, работали коротко, — проворчал Анкудинов. — А угробили, батенька мой, в секунду. Вот так…
— Еще ничего неизвестно, — сказал Кошкин. — Может, и ничего такого. Может, и еще будем работать.
— Работать, конечно, будем, — согласился Анкудинов. — Не тут, так в другом месте… На дне места много. Вон и американцы в Калифорнии строят глубоководную станцию. И уже о подводном городке поговаривают.
— Американцы! — презрительно скривился Кошкин. — Да у Роберта Юрьевича в столе давно готовый проект лежит — проект подводного городка Международного института проблем океанического дна.
— Уж очень торопится он — твой Роберт Юрьевич, — сердито сказал Анкудинов. — Шире своих штанов шагать готов. Денег знаешь на это сколько надо! Вот так… Да еще годы предварительных экспериментов. Институт проблем океанического дна!.. Колумбы XX века! Первую глубоководную станцию построили, а на лифт денег не хватило? Пешком на шестисотметровую глубину ходили.
— Монтаж подъемника планировали в будущем году. Что же, по-вашему, лучше было ждать еще год, пока подъемник поставят?
— По-моему, надо было с меньших глубин начинать. Как французы, американцы… А мы сразу с пятнадцати метров на шестьсот. Вот теперь и расхлебываем.
— Ну, конечно, — с легкой обидой в голосе сказал Кошкин, — чтобы изучать ваших дельфинов да треску, и пятнадцатиметровой глубины хватит. А у нас другие задачи…
— У нас другие задачи, тере-фере, — передразнил Анкудинов. — У нас, сокровище ты мое, одна задача: освоить океан, заставить его служить людям. Вот так… Океан — это такая кладовка, что иным и не снилось. Жизнь из океана вышла, и все, что для жизни необходимо — все в океане: неисчерпаемые запасы воды и пищи, все химические элементы в растворенном виде; я уж не говорю о запасах солей и железомарганцевых конкрециях на дне. Плюс к этому две трети всех месторождений угля, нефти, металлов, притаившихся в подводных горах и равнинах и ожидающих своих первооткрывателей. А что мы пока берем из этой кладовки? Треску да селедку, как наши предки пятьсот лет назад. Да еще пару горстей морской капусты, которую никак не можем научиться прилично готовить. Ты вот, Кошкин, вспомнил тут про дельфинов: чтобы их изучать, мол, и пятнадцати метров хватит… А знаешь ли ты, на какую глубину погружаются дельфины?
— Знаю, — сердито сказал Кошкин, — до тысячи метров.
— А я уверен, — возразил Анкудинов, — что они запросто на четыре-пять тысяч метров ныряют. Вот они — настоящие разведчики глубин и, значит, наши союзники. А мы вместо того, чтобы использовать их, все еще спорим, глупее они нас или умнее. Вот так…
— Правильно, Иван Иванович, и я так понимаю. Значит, надо идти на глубину.
— Ничего ты не понял, Кошкин, — махнул рукой Анкудинов. — Надо сначала решить проблему освоения дна мелководных морей и шельфа. Вот главная и основная задача ближайших поколений. Если докажем возможность заселения мелководных акваторий с глубинами до двухсот метров, мы подарим человечеству для активной деятельности кусочек планеты, превышающий по площади Азиатский континент. А это, братец ты мой, сорок миллионов квадратных километров. Вот и прикинь, сколько там можно будет построить городов, создать рудников, подводных плантаций, рыбных и крабовых заповедников и тому подобного…
— Да я… — начал Кошкин.
— Ладно, — сказал Анкудинов, поднимаясь со скамьи. — Это так, к слову… Нашему академику можешь не докладывать. Он это от меня не раз слышал и с глазу на глаз, и на ученом совете…
— Да я…
— Знаю, знаю… Брюзжу от возраста… Как-никак восемьдесят три года, Кошкин. Ну, свежим воздухом подышали? Пошли теперь опять вниз, в шахту. Поговорили — и время прошло, а то ждать просто невмоготу было. Терпеть не могу слушать эти переговоры по радио. Все равно не поможешь, если там с ними что приключится…
— Что может приключиться, — возразил Кошкин. — Роберт Юрьевич разрешил спуск по шахте только до ста пятидесяти метров. Так, небольшая рекогносцировка… Вот к вечеру подготовят батискаф. Роберт Юрьевич хочет сам погрузиться, чтобы осмотреть станцию снаружи. И меня взять обещал.
— Только тебя там и не хватало.
— А я не просто так, а как оператор. Я, Иван Иванович, эту систему батискафа как свои пять пальцев знаю.
— Ну, ежели как свои пять пальцев, значит, не годишься, — сказал Анкудинов, медленно спускаясь по ступенчатой бетонной дорожке ярко освещенного тоннеля. — Что ты знаешь о своих пальцах кроме того, что их пять, что они короткие, волосатые, а на мизинце ноготь сломан? Чтобы управлять батискафом, надо знать анатомию и физиологию каждого нервного узла в его механизмах. А ты, наверно, даже не знаешь, сколько фаланг в твоих пяти пальцах.
— Сейчас сосчитаю… Тринадцать.
— Ну вот и неверно.
— А у меня, Иван Иванович, на указательном пальце левой руки одной фаланги не хватает. Краб клешней отстриг.
— Это как же тебя угораздило?
— Я еще мальчишкой был. Во Владивостоке. Ребята поймали здоровенного краба. Я хотел посмотреть поближе. А он хвать за палец… Сразу укоротил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
