анкеты.
Первокурсников, бывших со школой на картошке не раз, но больше со смехом и подростковой придурью, поначалу этот объем и интенсивность работы подавляют. Одновременно напрочь выбивают все иллюзии о колхозе как приятном молочно-крыночно-деревенском времяпрепровождении. Хотя уже в поезде «старики» недвусмысленно намекали, что мол, «колхоз — не вздохи на скамейке». Но одно дело — колхоз в многочисленных байках, а другое — здесь, на борозде…
— Стандарт, нестандарт, стандарт, снова стандарт, стандарт… Дима! Ведро!.. Стандарт, нестандарт, нестандарт, снова нестандарт, а это что? Бригадир, это стандарт или нестандарт?.. Ну вот! И спросить нельзя, сразу — сачок!.. Стандарт, нестандарт, а это что? А ладно, пойдет в нестандарт. Ведро! Ведро-о! Где ведро? Поворачивайся поживей!.. Это разве перерыв? Господи! Неужели вот так все время?
Да. Так будет до тех пор, пока свои двести га отряд не уберет.
На одного студента, стало быть, приходится один гектар. Много это или мало? Прилично, и весьма, если представить, что один человек должен собрать картошку с двух рядков длиной десять километров!
Многие девчонки рассказывают, что иногда во сне продолжают хватать картошку, резать лук секатором[2] и неожиданно просыпаются: за первые дни работы на луке пальцы распухают, трескаются на сгибах, и всякое сжатие кулаков вызывает непривычно резкую боль.
Лук в колхозе пахнет совсем не так, как на сковородке. Этот запах вас преследует везде: в столовой, в поле, в общежитии, на дискотеке. Он в перчатках, в носках, в телогрейке. Говорят, что даже несколько стирок не могут вышибить из одежды луковое амбре. Ни «Сикким», ни «Фиджи», ни «Клема» не способны оказать хотя бы мало-мальское сопротивление этому хамовито-стойкому луковому запаху.
Но это еще не все. Перефразируя строки из известной песенки, можно сказать: «Для студента нет плохой погоды, всякая погода — благодать. Снег ли, дождь, любое время года надо благодарно принимать». Что до благодарности, то тут вряд ли ее можно дождаться. В остальном же все верно. Режим работы, как правило, не меняется ни в дождь, ни в снег. Производительность, естественно, падает. Но не из-за дождя как такового. Приходится таскать лишние килограммы грязи по раскисшему полю на ногах, на ведре, да и намокшая одежда весит не так уж мало, поскольку натягивается на себя все, что только находится.
Но и это не все. В разгар уборки, где-то после половины пройденного пути, над отрядом нависает зловещее: «Мешков осталось на два дня». Настоящая мука начинается для командиров. Нет мешков — отряд будет сидеть, и нет ничего другого, что бы так изматывало душу, как отсутствие тары. Нет мешков — предстоит двойная работа: сначала картошку в кучу, потом, когда их все-таки добудут, снова подбирай. Нет мешков — оставшиеся набиваются так, что потом при погрузке на поле остаются многочисленные светлые островки «приекульского раннего»[3]. А это дополнительная работа.
Из воспоминаний грузчика:
— Помню, как-то кончились мешки на борозде. Стали картошку в сетки засыпать, что из-под лука. Много картошки в сетки насобирали. Прикатил управ[4] на мотоцикле, за голову схватился. Оказывается, заморозки завтра. Всю картошку в сетках вывозить надо. Кто знал, что заморозки?
Машин понагоняли… Темно стало, бригады с поля ушли. Только одни фары светятся. Там две, там две — много. Как светлячки. Часа три гоняли по полю: все сетки выискивали. Потом поехали на ужин.
— Ну, это не так страшно, — скажет любой опытный грузчик, — другое дело, когда машин дадут «под завязку» — вот тогда-то и повертишься. Света белого не увидишь… Ладно «газоны», это считай «семечки». А как пойдут МАЗы, а еще чище КрАЗы! Ведь у них борта высоченные, и приходится рвать жилы. Кто их, интересно, посылает на уборку?
Точно так же и на Зюрзе. То нет вагонов, то вдруг дадут, да изрядно. Тут уж не о чем думать: хватай, да беги, да забивай под потолок «ольги», «машки», «камбоджи»[5].
На борозде работают в наклон. Весь световой день… Кровь приливает к голове, отекает лицо, наливаются глаза. И наверное, поэтому, уходя с поля, ощущаешь себя таким счастливым, каким в нормальной жизни себя уже никогда не почувствуешь.
Память имеет замечательное свойство: запоминается только хорошее, яркое, веселое. Трудностям и тяготам в ней как-то места не остается. Но не сказать о том, как порой отчаянно тяжело приходится в колхозе, — значит сказать не всю правду о нем.
Однако такая работа все же преподает свои уроки. «Не расслабляйся! Через «не могу», через «надо»!» — видимо, лишь так можно оттренировать жизненно важные «мышцы» воли и характера. Испытание полем, напряженной работой — достойное воспитание для безмятежной части поколения абитуриентов и студентов. Оно приводит в соответствие претензии и умения, слова и дела, позволяет яснее осознать то, чего ты стоишь на самом деле.
ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ: ОБ ЭНТУЗИАЗМЕ
— Да разве можно в таких условиях жить, а потом работать как проклятый! Вы должны требовать с совхоза… А вы… Ну, теперь мне все понятно! Раз деканат не видит ничего плохого в этом, то чего ж ожидать от совхозников…
Всякими вопросами приходится заниматься декану, но наступательность этой родительницы и для него была внове. Дело в том, что она проведала свою дочь в поле. Было холодно, моросил дождь. Увидев свое чадо в одеянии, немыслимость которому придавала волочащаяся полиэтиленовая накидка от дождя, мама расплакалась и обняла дочь. Потом она побывала в общежитии и «ужаснулась» настолько, что вот теперь пришла в деканат разобраться.
Декан, постепенно теряя терпение, еще и еще раз повторял о том, что раньше было хуже, и все равно студенты работали с энтузиазмом. И что этот студенческий энтузиазм помогает им не замечать многих трудностей. И что они сами не жалуются, а наоборот, многих, как только приблизится осень, снова тянет в колхоз.
Разговор затягивался. Настойчивая мамаша продолжала наседать на декана и его заместителя, требуя от них соблюдения надлежащих, по ее мнению, условий, и для ее дочери в том числе. В этот момент в кабинет заглянула девушка.
— О! — воскликнули и декан и заместитель сразу. — Вот студентка из совхоза. Спросите у нее!
Несмотря на то что студентка была в колхозе не раз ее доводы не убеждали взволнованную родительницу. Примерно через час «разговор» все же закончился: все остались при своем мнении. Мама по-прежнему была убеждена, в том, что так жить и работать нельзя, тем более что она «сама ездила на уборку и многое знает».
Попробуем же разобраться в том, что привело в ужас родительницу, и в доводах декана. Почему раньше было
