Кто бы мог подумать, что пуленепробиваемый кейс, выдерживающий температуру в 400 градусов по Цельсию, открыть очень просто?
Фомин выпил стакан «Пшеничной», захрустел огурцом, подумал и набрал на одном замке кейса с тремя дисками «001» и на другом сделал то же самое. И щелкнул замками. Не вышло.
Тогда Фомин набрал: «002» и «002».
Не получилось.
Через полчаса, когда цифры на обоих замках были установлены в положение «399» – «399», а «Пшеничная» уже явила взору донышко, внутри чемодана раздался щелчок.
Старик поднял замки и откинул крышку.
Разочарованию его не было предела. Дебильный чемодан хранил в себе несколько десятков бумаг на иностранном языке, листки с какими-то цифрами и несколько бланков с отпечатками пальцев. Все они были исполнены в черном цвете, а один – в коричневом. Так выглядит засохшая кровь.
Плюнув, Фомин ногой задвинул чемодан под кровать, включил телевизор и стал смотреть «Ночные вести». Ни хрена хорошего, как обычно, не происходило. В Ираке взрывы, президент опять встретился с каким-то монархом, в Петербурге рухнула крыша, наши проиграли 1:5.
– Не страна, а сортир, – сказал Фомин, выключил TV, свет и улегся спать.
Глава 4 СЕКС БЕЗ ПАМЯТИ
Мартынов и Холод сидели в полумраке ночного кафе, и Андрея не покидало ощущение, что ему снится дурной сон. Девять дней жизни слишком малый срок для того, чтобы впасть в депрессию по поводу утраченной части жизни, но он достаточно велик, когда счет идет на часы. Для возвращения памяти нужен покой, концентрация, а какая, к черту, может быть концентрация, если перед глазами постоянно новые люди и смена мест пребывания происходит каждый час?! Еще сто двадцать минут назад он сидел в особняке у Холода, они взахлеб разговаривали о прошлом и настоящем, и Сёма в своем атласном халате выглядел как венгерский помещик. Он ревел и хватал Мартынова за руку: «Я хожу дома, Мартын, как барин! Непременно в брюках и халате!.. Хочешь, и тебе велю принести такой?» Сейчас же на нем был строгий костюм от Армани, и сидели они не в его кабинете, а в мерцающем огоньками интерьера кафе.
Постоянно оглядываясь, Мартынов привлекал к себе внимание гораздо больше, чем если бы сидел спокойно, и это обстоятельство заставило Холода улыбнуться и, дотянувшись через стол, хлопнуть товарища по плечу.
– Здесь не бывает ментов, – успокоил он, догадавшись о причине беспокойства старого друга. – В дверях такой «фейс-контроль», что только чудо может завести сюда «красного».
Разлив виски по пузатым рюмкам, он пробурчал:
– Да, дела… Значит, ты летел сюда за сыном боксера Малькова, а потом вдруг выпал из истории и сейчас не помнишь, нашел его или нет. Скверно…
– Скверно не то, что я не помню, – Мартынов приложил руку к брови и поморщился. – Как и что мне теперь говорить Малкольму? Что я тут нечаянно потерял память – не знаю, по какой причине? В этот лепет не поверят даже в колонии для малолеток, Сёма. А я делал дело стоимостью в десять миллионов долларов и сейчас даже представления не имею – доделал я его или нет!
– Тебе нельзя звонить Малкольму, – подумав, сказал Холод. – Тебе вообще нельзя возвращаться в Штаты. До тех пор, по крайней мере, пока ты не вспомнишь все, что с тобой приключилось.
Мартынов знал это и без подсказок. Уехать за десятью миллионами и вернуться без них, представив в качестве оправдания версию о потере памяти – это по меньшей мере несерьезно. Малкольм не верил и в более изощренную ложь. В любом случае сроки розыска Малькова-младшего уже вышли, так что лучше действительно осесть здесь на пару лет, попытаться разобраться в случившемся, а уже после принимать какое-либо решение. Если Мартынов выполнил задачу президента «Хэммет Старс», то свое отсутствие и молчание потом будет легко объяснить. В стране медведей и «Калинки» срок можно схлопотать даже за плевок в сторону Кремля. В это Малкольм поверит. Можно будет еще и моральные издержки попросить возместить. Но появление в Вегасе сейчас со словами «Ну, как там у нас дела?» граничит с безумием. Если дела «никак», то от Мартынова даже ремня не останется.
– Ты ни с кем в эти дни не заводил связи? – встрепенулся Холод и, поняв, что сказал глупость, обмяк: – А, ну да, конечно… Помнил бы ты, так и не было бы этого разговора… Может, с бабой какой, а?!
– Не помню я ничего, Сёма, хоть убей… Дичь какая-то. Со мной однажды такая беда была в Нью-Йорке. Я тогда с двадцаткой баксов в негритянском квартале оказался… В больнице заверили: через неделю все вспомните. И вспомнил! А сейчас, я думаю, мне вот так следует поступить… Ты сможешь перекинуть часть моих средств из зарубежных банков в новосибирские и справить мне документы?
– А что, это трудно? – не понял Холод. – Могу сегодня же перекинуть, а справить можно и завтра. Только тебе не один комплект документов нужен, а как минимум два. Пара паспортов, пара водительских удостоверений… А что ты, собственно говоря, задумал?
Мартынов вяло опрокинул внутрь себя рюмку и обратил свой взор к эстраде, где пела какую-то песенку певичка без голоса.
– Мой путь к Малькову закончился в Ордынске. Значит, отсюда и нужно начинать. В обратной последовательности. Ты переведешь треть моих сумм с Каймановых островов в Новосибирский «Внешторгбанк», а я устроюсь где-нибудь неподалеку от поселка, скажем, в том же Шарапе. Клянусь, понятия не имею, кто такой Хорьков и какую роль он играл в моей истории, да только если я просил найти его, ты правильно сделал, что нашел. Может быть, это мне поможет. – Андрей тоскливо осмотрелся, словно искал, кто еще в этом кафе может иметь столь кислое выражение лица. – Я еще в Америке дал себе слово: если вернусь, устроюсь где-нибудь в безлюдном месте, обзаведусь парой катеров, снастями и буду возить туристов на рыбалку. Кажется, сейчас самое время реализовывать мечту.
– Так, значит, за сбычу мечт? – поднял рюмку Холод.
Мартынов отреагировал неадекватно.
– Жалею, что не посвятил тебя в дело, когда был в здравии. Все вопросы этим вечером отпали бы. А сейчас… Сейчас я боюсь одного. Мне нужно найти людей, с которыми меня свела судьба за эти девять дней. Они все где-то здесь – в Новосибирске и Ордынске. Через Новосибирск я нашел Ордынск, значит, наследил со связями и в столице Сибири. Да вот только мне кажется, что найти этих людей будет легче, чем от них спрятаться. Меня-то узнает любой из них, я же не узнаю никого. И в тот момент, когда вопрос встанет ребром: кто ударит первым, и все будет решать секунда, я потрачу ее на улыбку и приветствие… – Мартынов посмотрел на Холода: – Слушай, друг, а что здесь случилось знаменательного за те дни, что я не помню?
– Мартын, ты за пять лет полным идиотом стал, – возмутился Холод. – Ну что знаменательного здесь может произойти? Здесь, мать вашу, милитаристы проклятые, все знаменательно и все привычно до такой степени, что знаменательным уже не кажется! Ты про Новосибирск да Ордынск спрашиваешь, что ли?.. – И, получив подтверждение в виде кивка, Холод поджал губы. – Два дня дай мне, разберусь. Если ты с американским паспортом шнырял, то…
– С чем я только не шнырял, – перебил Мартынов. – А сейчас сделаем так. Вези меня ночевать на какую-нибудь базу под Шарап. Не может быть, чтобы в таком богоугодном месте не было зон отдыха. Поутру осмотрюсь да выберу себе местечко. А к тому времени ты мне и деньги покажешь.
– Девку хочешь с собой прихватить?
– Эту, что ли? – покосился на подиум Мартынов. – У нее голоса нет.
– А ты что, петь с ней собираешься? Вика в городе славится не голосом.
– Я уже понял, что ей здесь не место. Человек должен что-то одно хорошо делать. Поет она не ахти. Значит, в чем-то другом мастерица.
– Ей просто не везет, – подтвердил Холод. – Она еще недавно пела в ресторане в центре и ходила в герл-френдах у одного из молодняковых наших, Ромы Гулько. Парень в общем был правильный, но слишком уж креативный… в смысле, реактивный… Вику выкинули из ресторана, а Рому вчера пришили где-то в области. Молодежь нынче трудный период переживает… Деваха развязная, но простая. Вот, смотри, что я говорил – к нам идет, – Холод покачал головой и со скукой посмотрел на Мартынова: – А ведь я ее раз только и… Считает, что мы уже родные, – внезапно повеселев, он сказал подошедшей к столу певице: – Как живешь, милая?
Чмокнув смущенного Холода в щеку, она зависла над столом, в упор разглядывая Мартынова. Вблизи она выглядела гораздо лучше, чем на сцене.
– Плохая примета, – сказала она, обращаясь к Холоду.
– Что такое, радость моя? На Красном проспекте бабу с пустыми ведрами встретила?
Вика продолжала разглядывать Мартынова.
– Не узнаете меня без грима? – спросил Мартынов.
– Очень даже хорошо узнаю. – Певица положила руку на плечо Холоду и доверительно посоветовала: – Поберег бы ты свою головушку, Сёма. Где этот красавчик появляется, там всегда потом дерьмом пахнет так, что глаза режет.
