А. В. Михайлов.
Трагик
Тра'гик , трагедийный актёр, сценическое амплуа ; актёр, исполняющий трагедийные роли в классическом репертуаре.
Трагикомедия
Трагикоме'дия , вид драмы, совмещающий признаки трагедии и комедии . Мироощущение, лежащее в основе Т., связано с чувством относительности существующих критериев жизни и проявляет себя в драме под влиянием духовного кризиса переломных эпох. Трагикомическое начало зарождается у Еврипида , усиливается в драматургии конца средневековья и Возрождения и отливается на рубеже 16—17 вв. в первый самостоятельный тип Т.; его признаки: сочетание смешных и серьёзных эпизодов, смешение возвышенных и комических характеров, пасторальные мотивы, а также идеализированные дружба и любовь, проведённые через опасности к безопасности и счастью, запутанное действие с волнующими ситуациями, длительной неизвестностью и неожиданными сюрпризами, преобладающая роль случая в судьбе действующих лиц; постоянство характера, как правило, отсутствует, но часто подчёркивается одна черта, превращающая персонаж в тип; события обычно автономны от действий героев.
Трагикомический элемент вновь усиливается в драматургии с конца 19 в. — в творчестве Г. Ибсена, А. Стриндберга, Г. Гауптмана, А. П. Чехова, в дальнейшем — у Ш. О'Кейси, Гарсиа Лорки, особенно у Л. Пиранделло , а в середине 20 в. — в пьесах Ж. Жироду, Ж. Ануя, Ф. Дюрренматта, Б. Биэна, Х. Пинтера, у Э. Ионеско, С. Беккета, К. Цукмайера. Современная Т. не обладает чёткими жанровыми признаками и характеризуется главным образом «трагикомическим эффектом», достижение которого предполагает, что драматург видит и отражает одни и те же явления действительности одновременно в комическом и трагическом освещении, причём комическое и трагическое часто усиливают друг друга. Трагикомический эффект основан на несоответствии героя и ситуации (трагическая ситуация — комический герой, реже — наоборот), на внутренней нерешённости конфликта; сочувствие одному персонажу часто противоречит сочувствию другому, автор от приговора воздерживается.
Лит.: Рацкий И., Проблема трагикомедии и последние пьесы Шекспира, «Театр», 1971, № 2; Styan J. L., The dark comedy. The development of modern comic tragedy, Camb., 1962; Guthke K. S., Modern tragicomedy, N. Y., 1966.
И. А. Рацкий.
Трагическое
Траги'ческое , философская и эстетическая категория, характеризующая неразрешимый общественно-исторический конфликт, развёртывающийся в процессе свободного действия человека и сопровождающийся человеческим страданием и гибелью важных для жизни ценностей. В отличие от печального или ужасного, Т. как вид грозящего или свершающегося уничтожения вызывается не случайными внешними силами, а проистекает из внутренней природы самого гибнущего явления, его неразрешимого самораздвоения в процессе его реализации. Диалектика жизни поворачивается к человеку в Т. её патетической (страдальческой) и губительной стороной.
Т. предполагает свободное действие человека, самоопределение действующего лица, так что хотя его крушение и является закономерным и необходимым следствием этого действия, но само действие представляет собой свободный акт человеческой личности. Противоречие, лежащее в основе Т., заключается в том, что именно свободное действие человека реализует губящую его неотвратимую необходимость, которая настигает человека именно там, где он пытался преодолеть её или уйти от неё (так называемая трагическая ирония). Ужас и страдание, составляющие существенный для Т. патетический элемент, трагичны не как результат вмешательства какой-либо случайных внешних сил, но как последствия действий самого человека. В отличие от мелодраматического (вызывающего жалость, «трогательного»), Т. не может быть там, где человек выступает лишь как пассивный объект претерпеваемой им судьбы. Т. родственно возвышенному в том, что оно неотделимо от идеи достоинства и величия человека, проявляющихся в самом его страдании. Как форма возвышенно-патетического страдания действующего героя, Т. выходит за пределы антиномии оптимизма и пессимизма : первый исключается обнаруживающейся в Т. неразрешимостью коллизии, невосполнимой утратой того, что не должно было бы исчезать, второй — героической активностью личности, бросающей вызов судьбе и не примиряющейся с ней даже в своём поражении.
Т. имеет всегда определённое общественно-историческое содержание, обусловливающее структуру его художественного формирования (в частности, в специфичности разновидности драмы — трагедии ). Т. в античную эпоху характеризуется известной неразвитостью личного начала, над которым, безусловно, возносится благо полиса (на стороне его — боги, покровители полиса), и объективистски-космологическое пониманием судьбы как безличной силы, господствующей в природе и обществе. Поэтому Т. в античности часто описывалось через понятия рока и судьбы в противоположность новоевропейской трагике, где источником Т. является сам субъект, глубины его внутреннего мира и обусловленные ими действия (У. Шекспир).
Античная и средневековая философия не знает специальной теории Т.: учение о Т. составляет здесь нераздельный момент учения о бытии. Образцом понимания Т. в древнегреческой философии, где оно выступает как существенный аспект космоса и динамики противоборствующих начал в нём, может служить философия Аристотеля. С точки зрения аристотелевского учения о нусе («уме») Т. возникает, когда этот вечный самодовлеющий «ум» отдаётся во власть инобытия и становится из вечного временным, из самодовлеющего — подчинённым необходимости, из блаженного — страдающим и скорбным. Тогда начинается человеческое «действие и жизнь» (подражание которым является сутью трагедии — см. «Поэтика», 1450 а; рус. пер., М., 1957), с её радостями и скорбями, с её переходами от счастья к несчастью, с её виной, преступлениями, расплатой, наказанием, поруганием вечно блаженной нетронутости «нуса» и восстановлением поруганного. Этот выход ума во власть «необходимости» и «случайности» составляет бессознательное «преступление». Но рано или поздно происходит припоминание или «узнавание» прежнего блаженного состояния, преступление уличается и оценивается. Тогда наступает время трагического пафоса, обусловленного потрясением человеческого существа от контраста блаженной невинности и мрака суеты и преступления. Но это опознание преступления означает вместе с тем начало восстановления попранного, происходящего в виде возмездия, осуществляющегося через «страх» и «сострадание». В результате наступает «очищение» страстей (катарсис ) и восстановление нарушенного равновесия «ума».
Древневосточная философия, не доверяющая свободно личному началу (в том числе буддизм с его обострённым сознанием патетического существа жизни, но чисто пессимистической её оценкой), не разработала понятия Т. Средневековое миросозерцание с его безусловной верой в божественное провидение и конечное спасение, преодолевающее сплетения судьбы, по существу снимает проблему Т.: трагедия мирового грехопадения, отпадения тварного человечества от личностного абсолюта преодолевается в искупительной жертве Христа и восстановлении твари в её первозданной чистоте.
В эстетике классицизма и Просвещения 17—18 вв. появляются анализы трагедии как литературного жанра — у Н. Буало, Д. Дидро, Г. Э. Лессинга, давшего моралистическое толкование Аристотеля, Ф. Шиллера, который, развивая идеи кантовской философии, видел источник Т. в конфликте между чувственной и нравственной природой человека («О трагическом в искусстве», 1792).
Вычленение категории Т. и философское осмысление её осуществляются в немецкой классической эстетике, прежде всего у Шеллинга и Гегеля. По Шеллингу, сущность Т. заключается в «¼борьбе свободы в субъекте и необходимости объективного¼», причём обе стороны «¼одновременно представляются и победившими, и побежденными — в совершенной неразличимости» («Философия искусства», М., 1966, с. 400). Необходимость, судьба делает героя виновным без какого-либо умысла с его стороны, но в силу предопределённого стечения обстоятельств. Герой должен бороться с необходимостью — иначе, при пассивном её приятии, не было бы свободы — и оказаться побежденным ею. Но чтобы необходимость не оказывалась победителем, герой должен добровольно искупить эту предопределённую судьбой вину, и в этом добровольном несении наказания за неизбежное преступление и состоит победа свободы.
Гегель видит тему Т. в самораздвоении нравственной субстанции как области воли и свершения (см. Соч., т. 14, М., 1958, с. 365—89). Составляющие её нравственные силы и действующие характеры различны по своему содержанию и индивидуальному выявлению, и развёртывание этих различий необходимо ведёт к конфликту. Каждая из различных нравственных сил стремится осуществить определённую цель, обуреваема определённым пафосом, реализующимся в действии, и в этой односторонней определённости своего содержания неизбежно нарушает противоположную сторону и сталкивается с ней. Гибель этих сталкивающихся сил восстанавливает нарушенное равновесие на ином, более высоком уровне и тем самым движет вперёд универсальную субстанцию, способствуя историческому процессу саморазвития духа.
