Леша перестал ездить на Гражданский проспект. «Тварь неблагодарная!» – вынесла вердикт наша коммуналка. «Каждому своей судьбы хочется,» – то ли возразил, то ли согласился Браток.
* * *
В полутемной комнате рядом с ванной живет Дашка. Окно ее комнаты выходит на глухую стену дома напротив. Кирпичная, облупившаяся стена очень живописна, в каком-то старо-французском стиле, и в ней есть всего одно окно, расположенное чуть-чуть пониже Дашкиного. Вечером оно красиво освещено и напоминает экран большого и дорогого телевизора. Это окно кухни такой же коммуналки, как у нас. На нем нет даже занавесок, и много лет по вечерам Дашка, присев у своего окна и подперев скулу ладонью, смотрит немой сериал разворачивающихся в той квартире страстей. Все безымянные (Дашка про себя, конечно, дала им имена) персонажи многолетнего действа давно стали ей как родные. Когда там, в окне, что-то идет сильно не так, Дашка плачет от переживаний и долго не может заснуть.
Дашке лет двадцать пять-двадцать шесть, но выглядит она старше, хотя не пьет совершенно и ведет вполне умеренный образ жизни. Она работает продавщицей на вещевом рынке, находится на открытом воздухе и в жару и в мороз, и потому лицо у нее всегда обветренное, а тугие щеки слегка шелушатся. Никакие кремы не помогают. Дашка крупная, с большой грудью и толстыми коленями, хозяйственная и положительная. Раньше жила в той же комнате вместе с бабушкой, которая ее и воспитала. Пять лет назад бабушка умерла. Дашка закончила одиннадцать классов, но дальше учиться ничему не захотела. Любит печь пироги и вышивает крестиком. Ей давно пора завести семью, но на дискотеки она никогда не ходила, на рынке и на улице знакомиться не умеет, а собственный круг общения у нее крайне узок. Точнее, он (круг) состоит всего из двух персонажей, каждый из которых достоин отдельного упоминания.
Первый персонаж – это Дашкин любовник, который посещает ее по средам во второй половине дня. Любовника зовут Виктор Николаевич, ему лет 38-40, он лысоват, худощав, с умным, пыльным и усталым лицом, похожим на пожелтевшую «литературную газету» середины восьмидесятых. Виктор Николаевич работает в какой-то конторе или в каком-то институте инженером, имеет семью и двоих детей. К его приходу Дашка надевает вышитую ей самой кофточку, брюки в обтяжку и печет пироги трех видов. Чтобы красиво накрыть на стол, берет у Фроси хрустальные бокалы, изящный графинчик для водки, плоские тарелки китайского фарфора и хрустальную же вазу (Виктор Николаевич всегда приносит цветы и иногда – по праздникам – бутылку красного вина). Виктор Николаевич приходит к половине шестого, никогда не опаздывает и всегда предварительно звонит с работы приблизительно в половине пятого, чтобы уточнить, все ли в порядке. Чтобы иметь в среду выходной, Дашке уже много лет приходится работать по воскресеньям. Под водку и пироги Виктор Николаевич много говорит «об умном». Дашка, которая не читает практически ничего, кроме любовных романов в мягкой обложке, слушает, раскрыв рот. Ночевать он никогда не остается и уходит где-то в половине двенадцатого, чтобы успеть на метро. Перед уходом звонит из коридора домой и коротко предупреждает: «Все в порядке, еду».
Фрося из-за старческой бессонницы не спит допоздна, смотрит телевизор. Дашка относит к ней в комнату посуду и смотрит из фросиной комнаты, как ее любовник быстро идет по пустому Лиговскому проспекту. На лице ее блуждает мечтательная улыбка. Он никогда не оборачивается.
Второй персонаж – школьная дашкина подруга, Любочка. Маленькая, изящная как фарфоровая статуэтка, с огромными фиалковыми (цветные контактные линзы) глазами. Посыпает выбеленные перекисью волосы какой-то золотой присыпкой и сверху поливает лаком. Один раз в темном коридоре нашей квартиры, в отраженном из окошка туалета свете я приняла ее за привидение. Любочка закончила Балетное училище, но стать большой (или хоть какой-нибудь) артисткой у нее не получилось. Поэтому теперь она работает: тренером в фитнес-клубе и в каком-то кабаке танцовщицей со стриптизом. У Любочки есть муж и четырехлетний сын. Мужа я никогда не видела, и о том, что он думает по поводу заработков жены, могу только догадываться. Сын очень миловиден и одет как картинка. Любочка очень любит показывать его фотографии, но в целом к нему (и вообще к детям) безразлична. На наших квартирных детей, когда они попадаются ей под ноги, смотрит с брезгливым недоумением.
Номер Любочка-Дашка целиком построен на контрастах. Любочка приходит к Дашке хвастаться своей ухоженностью, устроенностью, красотой, наличием мужа, ребенка, заработанными деньгами и т.д. Качество всего вышеперечисленного вызывает у неглупой от природы Любочки обоснованные сомнения, и толстоватая, неуклюжая, обветренная Дашка нужна ей для самоутверждения, самолюбования, самоуспокоения и т.д. Тем более, что Дашка охотно и вслух удивляется, восхищается, завидует… В последнее время древнейшая профессия ( а именно оттуда происходят ее основные заработки) постепенно накладывает на Любочку свой отпечаток, и ее внешность, макияж и наряды становятся все более вульгарными и далекими от чувства меры. Не знаю, замечает ли это Дашка, но подруге она, естественно, никогда ничего не скажет.
В Любочке нет ничего от Сони Мармеладовой. Отношения с мужчинами для нее – цель и смысл жизни. Складывается впечатление, что ей хочется «дружить» со всеми встреченными персонажами мужского пола. Любая завязавшаяся «дружба» быстро оканчивается в постели. Кажется, она спала даже с афганцем Семеном, а уж с Братком-Лешей – наверняка. Молодых женщин Любочка не терпеть не может, так как все они потенциальные конкурентки. Я думаю, что, кроме Дашки (которая кажется ей «безопасной»), у Любочки тоже нет других подруг.
Бедная Дашка искренне полагает, что и Любочка, и Виктор Николаевич к ней «снисходят», и она должна быть им по гроб жизни за то благодарна. И Виктор Николаевич, и, особенно, Любочка каждый по-своему поддерживают это ее убеждение. Однажды я предприняла попытку объяснить ей действительное положение дел. Встретила вежливый, но крайне жесткий отпор. С тех пор попыток не повторяла. Кто я такая, чтобы судить? В конце концов, каждый живет так, как ему нравится…
* * *
В последней, восьмой, самой маленькой комнате нашей квартиры проживает Аркадий. Вполне живые и здоровые родные Аркадия (кажется, это были отец и сестра с ее вторым мужем и сыном от первого брака – но я бы не поручилась за точность) избавились от него уже много лет назад, выменяв ему комнату в коммуналке. Диагноз Аркадия – вялотекущая шизофрения. Вне обострения Аркадий – человек безвредный, спокойный, услужливый, разве, может быть, немного занудный. Серьезных обострений у него бывает немного – приблизительно раз в два года. Прописанные ему таблетки Аркадий принимает регулярно, в соответствии с красиво разрисованным режимом дня, который был когда-то составлен в психушке под руководством психиатра-арттерапевта и теперь висит в комнате на стене. В этом же режиме дня значатся обливания холодной водой, зарядка и часовая прогулка перед сном. Рядом с режимом дня висят плакаты, сляпанные приятелями Аркадия, которые иногда ночуют у него в комнате:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
