Я ложусь лицом вниз, пристроив под голову круглую подушечку. Это человеку спать удобней на спине. Ангелы же не любят, когда что-то связывает крылья. Оттого и стульев-кресел нет у них — из-за спинок. Тем более что сколиоз ангелам ни при каких условиях не грозит… Оттого же, кстати, и женщины обычно спят сверху — мужчины у ангелов сплошь джентльмены, всё для любимых… Всё для них…
…Мы летим высоко-высоко, и земля под нами кажется синим ковром с многочисленными блюдцами озёр и блескучими жилками рек. Мы будто парим над центром колоссальной, невообразимой чаши. На горизонте темнеет горная гряда, и вершины гор темнее подножия — там растут высокогорные чёрные леса, способные переносить ночные заморозки и даже снег. А гор с мёртвыми вершинами, покрытыми вечными снегами, тут нет. Тут всё буквально насквозь пропитано жизнью, в Раю. Эта планета живая.
«Догоняй, Рома!» — Ирочка вырывается вперёд, но я тоже прибавляю хода. Она скользит стремительными неуловимыми зигзагами, но и я кое-чему научился, и держусь как приклеенный.
«Ага, похоже» — одобряет Ирочка — «А ну-ка!..»
Петля, ещё петля. Обратная петля. «Кобра Пугачёва». «Фигура Кио». Целый каскад умопомрачительных по сложности воздушных пируэтов. Но я всё так же держусь в десяти-двенадцати шагах позади. Любой ас времён Отечественной войны такого ведомого носил бы на руках, поил бы коньяком и пел на ночь колыбельные…
Ирочка звонко хохочет, перекрывая шум ветра, рассекаемого нашими крыльями, и смех её разносится по всему бескрайнему небу.
«Последнее испытание, Рома. Удержишься — я станцую для тебя танец живота»
«Ангелам это несвойственно»
«Для тебя будет сделано исключение!»
Она складывает крылья, камнем проваливаясь вниз. Я следую её примеру, и упражнение даётся мне легко — я заметно тяжелее своей жены, а падать тем легче, чем ты тяжелее.
«Я выиграл!»
«Неужели?»
Ирочка внезапно распахивает крылья, тормозит ими, как парашютом, и с ходу начинает вертикальный подъём. Я проскакиваю мимо, беспорядочно хлопая крыльями, но момент упущен.
«Не всё ты ещё освоил, Рома. Ой, не всё!»
«Ладно. Твоя взяла» — я великодушен. — «Обойдусь без танца живота. Есть и другие приёмы!»
И снова она хохочет так звонко и счастливо, что я плавлюсь от счастья. Моя. Моя!
«Ну что, домой?» — спрашивает Ирочка.
И только тут я замечаю, что мы находимся над морем. Интересно, когда это мы успели так подзалететь?
«Ого! Надо выбираться. Над морем же нисходящие потоки»
«Ерунда, на такой высоте это уже незаметно. Надо просто лететь чуть быстрее!»
Я оглядываюсь кругом. Берег не так уж далеко, вот только какой-то странный этот берег — похож на гофрированное железо… И небо изменило цвет. Да что же это такое?!
Берег приближается, и теперь уже ясно видно, что всё пространство суши покрыто бесконечными рядами теплиц.
«Это планета Истинно Разумных!»
«Да, Рома. Это мир умерших заживо»
Меня пронзает дикий страх. На горизонте появляется чёрная точка, растущая на глазах. А у нас с Ирочкой ничего нет!
Чёрная точка стремительно приближается, превращаясь в «летающую тарелку», и я слышу насмешливый голос биоробота Ивана.
«Ну вот и всё, биоморф. Это оказалось просто!»
Огромные глаза Ирочки заполняют всё поле зрения.
«Так будет, Рома, если ты не сможешь. Надо смочь!»
Ослепительная вспышка, я просыпаюсь, судорожно стискивая руками подушечку, и даже крылья распустились и скребут по полу. Ну и сон…
Я сажусь по-турецки, тоскливо гляжу в окно. Закат уже почти угас, и пепельное свечение потолка уверенно спорит с бледным светом, исходящим из окна. Ай, молодца! Выспался сотрудничек, стало быть, в рабочее время и на рабочем месте. Ирочка права, права… Как я буду работать, Великий Бредящий? Вот Аина обрадуется…
И уже совершенно ни к селу ни к городу всплывает в моей чумной голове фраза из какого-то Бог весть когда виденного фильма — «Какой помощник для папы Карло!»
* * *
«Папа Уэф… Ты сильно занят?»
Я чувствую, как он пытается охватить общий смысл фразы, прочесть в моей голове — вдруг я опять с какой-то праздной глупостью? Да нет, тут у меня серьёзно…
«Десять-пятнадцать минут я найду. Заходи ко мне!»
Я не заставляю приглашать себя дважды.
— Ну жалуйся, Рома, — папа Уэф сидит у себя в комнате, у знакомой установки с вертикальной ярко-зелёной светящейся нитью, уходящей в потолок.
— Папа Уэф… Я не знаю, с какого боку начинать, — грустно признаюсь я.
Он несколько секунд размышляет.
— Да, хорошо бы уложиться в пятнадцать минут… Ладно, начнём.
Вспыхивает громадный виртуальный экран. Город, мне незнакомый. Раннее утро. По улице идут прохожие, пока ещё редкие.
— Видишь этих людей?
— Ну…
— Каждый из них перемещается во времени и пространстве. Во времени мы все тут перемещаемся скопом, сообразуясь с местным течением Мирового Потока Событий, характерном для планеты. А в пространстве каждый самостоятельно. Это доступно?
— Пока да.
Изображение вдруг расслаивается. Как в специальных кинофильмах, каждый человек начинает оставлять за собой тающий след послесвечения — типичная компьютерная штучка.
— Да. Это след перемещения этих вот людей в пространстве по ходу времени. Если сильно упростить — из прошлого в настоящее, то есть в данный текущий момент. Но это одна сторона… Возьмём вот этого одного прохожего, чтобы упростить дело.
Изображение расслаивается по-новому. Теперь точно такой же тающий след возникает ПЕРЕД идущим человеком.
— А вот это ВОЗМОЖНОЕ перемещение данного человека В БУДУЩЕМ. В самом ближайшем, правда, то есть на несколько секунд вперёд.
Прохожий между тем бодро вышагивает по тротуару, и изображение снова меняется. Хвост послесвечения приобретает красный оттенок и становится невероятно длинным, тянущимся за прохожим, как след на первом снегу. А впереди свечение приобретает фиолетовый оттенок и тоже вытягивается, правда, не до бесконечности — далеко впереди оно постепенно сходит на нет. Но самое интересное — оно разветвляется. Одна ветка, более интенсивного и сочного цвета, сворачивает через дорогу к автобусной остановке, но до неё не доходит, обрываясь на середине дороги. Другая, бледная, тянется вдоль тротуара и тает вдали, как сигаретный дымок.
— А вот это МИРОВАЯ ЛИНИЯ данного человека. Относительная, как мы её называем, то есть привязанная к поверхности планеты. В прошлом она однозначна и незыблема, поскольку прошлое состоялось. А вот в будущем носит вероятностный характер.
— А это что за развилка? — я указываю на разветвление «мировой линии», к которому пешеход целеустремлённо приближается. По мере приближения к развилке короткая ветка становится всё сочнее, а более бледная ещё бледнее, хотя и вытягивается вдаль всё сильнее, уходя из поля зрения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
