— Что вы задумали? Ведь эти люди сейчас есть. Ну, может быть не на всех местах, но что мешает использовать сенаторов, как действующих, так и уволенных со службы.
— Согласен. Вот вы и подберите людей на все должности, которые являются ключевыми в государственном управлении. Исключение должны составлять евреи и старообрядцы. По всем остальным будет ясно позже. Также мне нужны кандидатуры на посты министра финансов, промышленности и иностранных дел.
— Я не понимаю, — развёл руками Щегловитов, — Но ведь это будут все люди, служившие царю. Зачем вам это, они же могут предать?
— Могут, все могут. Я им дам надежду, а за предательство буду карать. Карать показательно и всю семью, без всякой жалости. Другого выхода у меня нет и не будет. Я знаю, я вижу, я чувствую это.
— Вы страшный человек, — Щегловитов ссутулился, — очень страшный, но чего вы этим добьётесь? Вас убьют и довольно быстро. Вы будете вызывать только ненависть.
— Ненависть? Меня три раза пытались убить, или четыре, уже и не помню, и я ещё не был страшным, как вы выразились, так что, одним десятком покушений больше, одним меньше… Вон, Фиделя Кастро пятьдесят четыре раза убивали и ничего, жив.
— Простите, кого?
— Не важно, не берите себе это в голову. Был такой человек в истории.
Щегловитов обхватил голову руками.
— Вы делаете из меня раба и преступника.
— Не делаю я из вас никого. Всё это ляжет на меня неподъёмным грузом.
— Но зачем вам это? Вас же проклянут!
— Эх, давайте ближе к нашей теме, Иван Григорьевич.
— Хорошо, — Щегловитов потёр рукой переносицу, — Что вы задумали сделать?
— Провести переворот.
— Вы хотите стать диктатором?
— Хотелось бы, но в нынешних условиях это не получится в чистом виде, я буду лавировать, насколько смогу. А потом, возможно, что и придётся на какое-то время стать Верховным правителем. Не знаю, точнее, не уверен. Ваша задача — найти компетентных людей, и при первой же возможности я поставлю вас на министерскую должность. Вы понимаете, Иван Григорьевич?
— Понимаю.
— Сделаете?
— Сделаю. Но как мне искать людей и договариваться с ними, если я сижу у вас взаперти?
— Всё решаемо, вам будет предоставлен телефон, по которому вы будете разговаривать в присутствии сотрудника бюро. Если вам будет нужно передвигаться по городу, то тогда будет предоставлен персональный автомобиль с охраной или даже броневик. Дерзайте.
— Вы слишком щедры ко мне.
— Нет, я реалист. У каждого человека есть слабое место и есть чувство долга перед Родиной. У одних оно постепенно атрофируется, у других всегда находится на одном уровне, то скачкообразно повышаясь, то понижаясь, но есть и третья категория. Категория, к которой принадлежите и вы, это люди, у которых постоянно высокое чувство долга, вы живёте в мире своих страстей, пока они не мешают вам работать на благо Родины. Вас мало, и вы это доказали, сидя в тюрьме. Я это ценю и прошу вас сделать все не для меня, а для спасения нашего государства. Оно погибает, оно гибнет, раздираемое пятой колонной, шпионами и предателями.
Скажу больше, я тоже предатель, но хочу, чтобы это слово стояло после слова был. Был предателем… Сейчас моя цель — спасти страну от разрушения, чего бы это мне не стоило. Всё остальное тлен и пыль. Все мы умрём рано или поздно, но главное, ради чего и как.
— Спасибо, я согласен! — и Щегловитов откинулся на спинку стула, посмотрев на Керенского. — Неужели всё так плохо?
— Всё очень плохо, катастрофически плохо. Вы можете идти, Иван Григорьевич.
— Да-да, я иду, — и Щегловитов, с трудом поднявшись со стула, вышел из кабинета.
Глава 3. Пресса
„Теория естественного отбора учит, что в борьбе побеждает наиболее приспособленный. Это значит: ни лучший, ни сильнейший, ни совершеннейший, только приспособленный.“
Л. Троцкий
Керенскому в этот день ещё предстояло дать распоряжения прессе, в частности Меньшикову с его «Гласом народа» и жёлтой газетёнке «Новый листок», в лице его редактора Модеста Апоксина. А ещё нужно было подобрать себе заместителя по руководству недавно созданной партией под названием Российская Крестьянская Социалистическая Рабочая Партия, то есть РКСРП.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Без сомнения, он останется её лидером, но должен быть ещё и заместитель, который и возьмёт на себя весь воз проблем с ней. Нужно искать такого человека. По-прежнему ломая голову над этим, Керенский поднял трубку телефона.
— Аллё? Девушка?! Соедините меня с редакцией газеты «Глас народа». Не знаете номер? Диктую 244-55. Да. Жду! Аллё! Михаил Осипович! Жду вас в Смольном. Да, как сможете, но побыстрее. Жду!
За Модестом Керенский отправил машину с охраной, чтобы нашли его и привезли по мере возможности. Этот фрукт никогда не сидел на месте. Телефон в типографии молчал, домашнего у него не было. Но ничего, сбежит — поймаем, а не поймаем, так найдём нового, еврея какого-нибудь.
Часа через два приехал Меньшиков.
— Михаил Осипович, как ваше самочувствие?
— Всё хорошо, в отличие от вас, — Меньшиков бросил взгляд на лицо Керенского.
Керенский позволили себе грустную улыбку.
— Бандитская бомба, Михаил Осипович.
— Что, опять? Это грустная шутка, Александр Фёдорович, извините, вырвалось. Я знаю о происшествии на Дворцовой площади. Признаться, я очень сильно переживал за вас, но всем сказали, что вы живы и находитесь в госпитале.
Керенский усмехнулся.
— Увы, время сейчас такое. Я вас позвал, Михаил Осипович, чтобы обсудить будущие статьи в газете и вообще очень многое.
— Я всегда к вашим услугам.
— Это прекрасно, работы очень много. Дело в том, что на меня было ещё одно покушение.
Меньшиков привстал с кресла.
— Когда?
— Ночью. Вы уже напечатали материал о моём покушении?
— Да, мы указали, что во время теракта погиб идеолог эсеровского террора Борис Савинков. И это их рук дело.
— Всё правильно, так оно и есть. Мои люди вычищают всю эту партию, а заодно ещё и многих других, под эту марку. Большевики уничтожены полностью, частично остались меньшевики и анархисты, до которых я не могу добраться. Кронштадт до сих пор нам неподконтролен, отсюда и проблемы.
— Но кто на вас напал ночью и как это произошло?
— Вы не поверите, но это оказался монархист полковник Герарди, и теперь я просто не знаю, как быть. Если об этом напечатать в газетах, дни Николая будут сочтены, и в тоже время замалчивать такое происшествие нельзя. Вам я доверяю и потому прошу совета.
Меньшиков опешил, потом встал и, обхватив левой рукой локоть правой руки, нервно заходил по кабинету.
— Что вы намерены предпринять?
— Пока ничего, но хочу вывезти бывшего императора в Петроград под охраной, но под своей охраной.
— И когда вы намерены это сделать?
— Примерно через неделю.
— Поздно, Александр Фёдорович, нужно это сделать в самое ближайшее время.
— Трудно это сейчас сделать. Вы и в самом деле так считаете?
— Это категорически нужно делать.
— Угу, я подумаю, но всё равно объявлять полковника монархистом не стоит?
— Отчего же, можно. Но не от лица Николая II, а от лица великих князей, которые решили вступить в борьбу за власть. Они предали царя, пусть теперь и расхлёбывают эту кашу.
— Согласен, тогда подготовьте материал на эту тему и завтра опубликуйте. Укажите, что великие князья до сих пор хотят реванша любой ценой. А я буду думать.
Как только Меньшиков, попрощавшись, вышел, Керенский поднял трубку телефона и вызвал к себе Климовича. Тот явился примерно через час.
— Евгений Константинович, я пока не буду интересоваться о ходе расследования, пусть оно идёт своим чередом. Вам же нужно срочно организовать команду по аресту императора в Царском селе.
— Господин министр, но он же и так арестован?
— Да, но только он арестован военными, а нужно арестовать его силами Бюро и срочно вывезти сюда, в Смольный собор, вместе со всей семьёй и организовать должную охрану, включая броневики и пулемёты.
