Человек прошлого был беден, потому что разделял существование надвое. Новый человек, бунтарь, Зорба-Будда, примет весь мир целиком и сделает своим домом. Все, что есть в мире, есть для нас, и мы должны взять от него что только возможно – без всякой вины, без всякого противоречия, без всякого выбора. Не выбирая, наслаждайтесь всем, что может дать материя, и радуйтесь всему, что может дать сознание.
Будьте Зорбой, но не останавливайтесь на этом.
Идите дальше и приближайтесь к тому, чтобы быть Буддой.
Половина – Зорба, половина – Будда.
Есть древняя история. В лесу, неподалеку от города, жили двое нищих. Естественно, они враждовали друг с другом, как всякие профессионалы, – как враждовали бы два доктора, два профессора, двое святых. Один был слепой, другой хромой, и оба они жаждали первенства; целыми днями они боролись за первенство в городе.
Но однажды ночью их лачуги загорелись, потому что в лесу был пожар. Слепой мог убежать, но он не знал, куда бежать, не видел, с какой стороны угрожает огонь. Хромой видел, что спастись из огня еще возможно, но не мог убежать. Пожар надвигался слишком быстро, и глаза хромого видели только смерть.
Оба они поняли, что нужны друг другу. Хромой внезапно осознал: «Этот, другой, может бегать, слепые могут бегать; а у меня есть глаза». Они забыли о своем соперничестве. В такой критический момент, когда каждому из них грозила неминуемая смерть, им ничего не оставалось, как забыть о своей глупой вражде.
Они создали величайший синтез; они договорились, что слепой понесет хромого на плечах, и они станут действовать как один человек – хромой видел, слепой бежал. Они спасли друг другу жизнь. И от того, что они спасли друг друга, они стали друзьями; впервые они перестали бороться.
Зорба слеп – он не видит глазами, но он может танцевать, петь, радоваться. Будда может видеть – но и только. Он – сами глаза, воплощенная ясность и восприимчивость, но он не способен танцевать; его увечье в том, что он не способен петь, радоваться.
Время пришло. Мир охвачен пожаром; каждая жизнь в опасности. Встреча Зорбы и Будды может спасти все человечество. Их встреча – единственная надежда.
Будда привнесет свое сознание, ясность, видение запредельного, видение того, что почти невидимо. Зорба сможет обогатить видение Будды цельностью своего существа – чтобы оно не оставалось только сухим видением, но стало танцующим, радостным, экстатичным образом жизни.
Посол Шри-Ланки написал мне письмо, в котором говорит, что я должен прекратить употреблять выражение «Зорба-Будда»… потому что Шри-Ланка – буддистская страна, и, говорит он, «наши религиозные чувства ранит это странное смешение двух таких разных людей, Зорбы и Будды».
Я написал ему: «Может быть, вы не понимаете, что Будда не является ничьей личной собственностью, и словом „будда“ необязательно называется тот Гаутама Будда, которому вы поклоняетесь в своих храмах много тысяч лет. „Будда“ просто значит „пробужденный“. Это прилагательное; это не имя собственное. Иисуса можно назвать буддой; Махавиру называли в джайнских писаниях буддой; Лао-цзы можно назвать буддой – любой, кто пробужден, будда. Слово „будда“ просто значит „пробужденный“.
Но пробуждение не является ничьей собственностью; каждый, кто может спать, может также и проснуться. Это естественный и логичный вывод – если вы способны спать, вы способны проснуться. Зорба спит; поэтому у него есть способность проснуться. Поэтому, пожалуйста, не сердитесь понапрасну и не пишите гневных писем. Я говорю не о Гаутаме Будде; я говорю о чистом качестве пробуждения. Я употребляю эти слова только в символическом смысле.
«Зорба-Будда» – это просто новое название нового человеческого существа, новое название новой эпохи, новое название нового начала».
Он мне не ответил. Даже люди, занимающие дипломатические посты, так бесконечно невежественны, так недалёки. Он думает, что написал мне очень многозначительное письмо, – тогда как не понимает даже, что значит «Будда». Слово «Будда» не было именем Гаутамы. Его звали Гаутама Сиддхартха. Его не звали Буддой; от родителей он получил имя Гаутама Сиддхартха. Его имя было Сиддхартха, фамилия – Гаутама. Его стали называть Буддой, потому что он пробудился; во всем остальном он был ничем не лучше Зорбы. Любого, кто не проснулся, можно назвать Зорбой.
Зорба – это вымышленный персонаж; человек, который верил в удовольствия тела, в удовольствия чувств. Он в полной мере наслаждался жизнью, не заботясь о том, что случится с ним в следующей жизни, и попадет ли он в рай или в ад. Он был бедным слугой; его господин был очень богатым, но очень серьезным, безрадостным… совсем как англичанин!
Однажды в ночь полнолуния… Я никогда не забуду, что он сказал своему господину. Зорба был в своей хижине. Он вышел из дому с гитарой в руках – ему захотелось потанцевать на берегу – и пригласил господина. Он сказал: «Господин, у тебя есть только один недостаток: ты слишком много думаешь. Брось все и пойдем со мной! Сейчас не время думать; в небе полная луна, и весь океан танцует. Не оставляй этот зов без ответа».
Он потащил господина за руку. Господин не хотел с ним идти, потому что Зорба был совершенно сумасшедший, он танцевал на берегу каждую ночь! Господин был смущен… а что, если кто-нибудь увидит его танцующим с Зорбой? Ведь Зорба звал господина не просто постоять рядом; он звал его танцевать!
Видя ночь полнолуния и танцующий океан, и волны, и Зорбу, поющего под гитару, внезапно господин почувствовал в ногах энергию, которой никогда не чувствовал раньше. Поддавшись примеру и уговорам, в конце концов он тоже стал танцевать. Поначалу он озирался по сторонам – но среди ночи на берегу никого нет. Тогда он забыл обо всем на свете и стал танцевать. Он слился с танцем Зорбы, с танцем океана, с танцем луны. Все исчезло. Все стало только танцем.
Зорба – это вымышленный персонаж; Будда – это прилагательное, обозначающее всякого, кто покидает сон и пробуждается. Никакому буддисту тут не на что обидеться.
Будде нужна энергия, чтобы танцевать; Зорбе нужны глаза, чтобы смотреть за пределы небес и видеть далекое предназначение существования и эволюции.
Бунтарь моего видения – не кто иной как Зорба-Будда.
Неужели идея бунта может вспыхнуть, как пожар в лесу?
Сатьядхарма, главное не в том, может или не может бунт вспыхнуть как пожар. Главное в том, чтобы загорелся ты, чтобы бунтарем стал ты. Не беспокойся о том, как бунтарский дух распространится в мире. Мир состоит из тебя самого; мир состоит из каждой индивидуальности.
Однажды Акбар, один из величайших императоров Индии, велел устроить у дворца прекрасный пруд… Самых красивых лебедей должны были привезти с самого высокогорного озера в мире – озера Мансаровар в Гималаях. На этом озере живут самые красивые в мире лебеди, величественные и белоснежные. В своем саду он велел устроить пруд, такой большой, чтобы эти огромные лебеди не чувствовали неволи. Пруд был почти с озеро величиной, достаточно просторный, чтобы лебедям было свободно. Император стоял и наблюдал за завершением работ; пруд был целиком выложен белым мрамором.
Его первый министр сказал:
– Мы получили известие, что лебеди прибудут завтра. Чтобы их приветствовать, мы наполним пруд не водой, а молоком. Впоследствии, конечно, придется заменить молоко водой, но ради приветствия, в первый день…
– Но где мы возьмем столько молока? – спросил Акбар.
– Это нетрудно, – сказал министр. – Стоит только объявить в столице, что сад императора ожидает лебедей из Гималаев. И чтобы приветствовать этих лебедей, хотя бы в первый день по прибытии, император хочет, чтобы пруд был наполнен молоком. Пусть каждый горожанин принесет ведро молока.
Столица была большая, и если бы каждый принес ведро молока, пруд должен был несомненно наполниться. И разве кто-нибудь откажет в такой просьбе? Каждому приятно присоединиться к императору в приветствии лебедей из Гималаев – таких редкостных лебедей.
Индуисты во все времена поклонялись лебедю из-за одной его удивительной способности: если смешать воду с молоком – может быть, это только миф, – если смешать воду с молоком, лебедь может выпить только молоко и оставить воду. Если воду и молоко смешать, разделить их почти невозможно, но у лебедя есть такая способность. Наверное, это миф – безусловно, это миф, – но в нем есть величайший смысл. Смысл в символическом описании человека, который может отделить реальное от нереального, смертное от бессмертного, обыденное от священного; человека, который может отделить сон от пробуждения… его называют «парамаханса» – «великий лебедь».
Император был очень рад. Но на следующий день весь дворец ждала неожиданность: пруд был наполнен водой. Каждый горожанин подумал: «Всего лишь одно ведро воды среди миллионов ведер молока – кто его заметит? Нужно только прийти пораньше, пока еще темно». И каждый пришел пораньше, пока было еще темно, и налил в пруд воды, надеясь, что все остальные нальют молока. Ни один человек во всей столице не принес молока.
