Они и днем-то боялись в лес ходить, а оказаться там ночью было смерти подобно. И я еще раз оценил отвагу этих мужчин, которые решились поднять оружие на торговца с охраной, и ради этого провели в лесу несколько ночей.
Даже безобидные бабочки, которые притягивались ко мне, стоило лишь посидеть с полчаса на одном месте, пугали их до заикания. В первое утро они пошли будить мага, а обнаружили лишь кишащую бабочками полусферу. Затем бабочки исчезли, и появился я. Какое объяснение они придумали? Проще было бы сказать, что я ночью превращаюсь в бабочек, но они поняли всё иначе. Оказалось, что я — изначально лесной дух, возможно, дух-хранитель, днем я могу перекидываться в человеческий облик, вот только лицо так и не научился создавать, потому закрывал его тканью, под которой конечно же порхали бабочки.
Это историю пересказал Фань Реншу. В армии он видел много всего: и магов-лекарей, и обычных магов, и даже один раз мага-начертателя, который за большие деньги нацарапал рисунок на шлеме сына генерала армии. Фань был не таким суеверным, но и он опасался меня.
Деревня Рыбачий Луг стояла в излучине реки. Ближе к воде располагались исчерченные полосками воды поля. Обычно в это время рисовые пучки высаживали в землю, но здесь еще даже не приступали к посевам. Поодаль виднелись вспаханные отливающие чернотой участки под овес и ячмень. Крыши небольших домиков неопрятно чернели подгнившим камышом, и возле многих домов сохли свежие пучки камыша, собранного возле реки, и дети ворошили их для равномерной сушки. Женщины собирали тутовые листья для кормления шелкопряда в огромные корзины и относили их в длинный амбар на краю деревни. Издали всё выглядело таким умиротворяющим и спокойным.
Когда мы подошли, всё население деревушки бросилось к нам. Женщины плакали и вопили, дети прыгали возле отцов и братьев, спрашивая, где они были так долго, старухи неодобрительно качали головами. Меня же старательно не замечали и держались в стороне. Еще бы, странный высокий человек в крестьянской одежде, но с мечом на поясе и очень дорогим боевым копьем, с замотанным тканью лицом.
Фань Реншу растолкал народ и отвел меня к своему дому. А сзади уже поднимался вопль по убитым. Его жена, узкоплечая изможденная женщина, поставила на стол похлебку с несколькими рыбешками, какими-то водорослями и кусочками какого-то неопределенного овоща.
— Еды у нас немного. Чем богаты…
Я не хотел снимать повязку, поэтому покачал головой.
— Я не задержусь у вас надолго. Покажи семена. Так же я могу помочь с шелкопрядами, уговорить их свить большие коконы с длинными нитями.
Жена Фань всплеснула руками и не глядя на меня зашептала:
— Может, сначала к шелкопрядам? Они у нас совсем заморенные, еле-еле листья едят. Если так продолжится, то шелка даже на налог не наберется. Мы давно просим привезти нам яйца других шелкопрядов, наши совсем уже выродились. Нити тонкие, постоянно рвутся, и шелк получается неказистым. Помнишь, как в прошлом году ругался чиновник?
— У нас нет денег на новых червей.
Я вмешался:
— Я не смогу добыть вам новых червей. Сделаю лишь так, чтобы в этом году шелк получился хорошим. Но вам всё равно придется покупать яйца.
Женщина закивала и несколько раз поклонилась всё так же не глядя на меня, словно я был невидимым.
Фань провел меня в длинное здание, где вдоль стен были ряды полок с лежащими на них решетами, где ползали мелкие белёсые гусеницы. Я заметил, что сюда не доходят звуки из деревни. Ни криков, ни лая, ни рыданий. Тишина. Пол был чисто выметен. Понемногу к амбару возвращались девушки и небольшими острыми ножницами принимались резать шелковичные листья. Я тихонечко прошелся мимо полок, посмотрел на усердно пожирающих листья гусеничек, затем запустил проверочную Ки по всему амбару, заметил других насекомых, которые высасывали кровь из шелкопрядов.
Я выгнал всех из амбара, создал защитные массивы против всех существ, которые мельче кулака, скрепив их сборочной табличкой, совсем как делал Мастер для обучающих троп в Черном районе. Только я не сумел сделать их такими же низкоэнергетическими. Затем щедро влил Ки в гусеничек, подстегнув их развитие и здоровье, и отвел часть Ки от таблички на их подпитку. Если всё пойдет хорошо, то это будут самые крупные шелкопряды и самые упругие нити.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Затем вышел наружу, там уже собрались чуть ли не все женщины поселка. Именно на них лежала вся работа по выработке шелка: от разведения насекомых до прокраски и создания тканей.
— Я поставил защиту на амбар. Теперь сюда не проникнет ни одно насекомое. Но сейчас гусениц портят мухи, их придется собрать вручную. Если сделаете всё внимательно, то больше вам не придется об этом заботиться. Защита будет работать очень долго, если вы время от времени будете вливать немного Ки вот в эту табличку. Совсем чуть-чуть. Одна единица Ки в три дня от каждой.
Они не поблагодарили меня. Да я и не ждал благодарностей. Потом влил Ки в семена, в первые ростки риса. Это не изменит многого, лишь подстегнет первоначальное развитие. А ставить массив на постоянную подпитку Ки для всех полей было бы слишком расточительно. Крестьяне бы попросту не выдержали таких энергетических вложений.
Болезней в деревне толком-то и не было, основная проблема была в плохом питании и истощении. Я влил Ки во всех хворых, так как это больше всего им и нужно было, немного подлатал внутренние повреждения и зашил несколько порезов у детей. Но это всё что я мог. Я не изучал лекарское дело настолько глубоко, чтобы сделать всех за один миг здоровыми, я не погружался в заклинания по земледелию. Законы, боевые искусства, массивы… Нас же не готовили к полноценной жизни в деревне.
Напоследок я пропустил заклинание-молнию в реке, и крестьяне натаскали целые сети рыбы. Пусть хотя бы наедятся вволю.
Фань Реншу проводил меня до опушки леса.
— Ты действительно сможешь остановить торговца от обвинений?
— Нет. Я могу лишь видеть, где он находится. Но рано или поздно я вернусь в твою деревню. Если он нарушит слово, я найду его и убью.
— Для нас будет уже поздно.
— Верно.
— Зря ты не дал нам убить его там же. Лес большой. Никто бы не нашел его повозки.
Я хотел сказать бывшему солдату, что это неправильный поступок, но всё же смолчал. Повернулся и ушел в лес.
До выхода в Равнинное море я видел еще два каравана, но больше к людям не выходил. Незачем. Я и так жалел о том, что поддался чувствам и вышел спасать торговца, который того не заслуживал.
А потом передо мной предстало то самое море. Море трав, колышущихся на ветру, их неброская зелень переливалась серебром, пестрели цветы, разбросанные то яркими точками, то приглушенными пятнами: красные, фиолетовые, розовые, желтые, скромные с тремя лепестками и пышные — с огромными кисточками. Басовито жужжали шмели, стрекотали кузнечики, под облаками распевали трели невидимые птицы. Ароматы дурманили голову не хуже смолки. И всё это выглядело по весне настолько празднично, ярко и мирно, что казалось немыслимым подумать о том, что тут скрываются хоть какие-то опасности.
«Равнины похожи на игру в кости: никогда не знаешь, что тебе выпадет. Лес — это проверка на мастерство. Равнины — проверка на удачу», — говорил Летящий.
В этот раз я должен был зацепить их лишь по краю. Когда мы шли из Цай Хонг Ши в северный Киньян, то пересекли Равнинное море почти посередине, как я выяснил по картам Джин Фу позднее. Сейчас же я двигался на запад. Согласно записям сыскаря, он шел всего неделю, причем очень медленно, так как следовал за сектантами, где дети и девушки шли пешком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Стада крупных животных и хищники, следующие за ними, должны были остаться южнее. Впрочем, как раз их-то я боялся меньше всего. Меня пугали змеи, пчелы, растения с ядом и, конечно, зубастые ямы, которые не видны ни магическим, ни обычным зрением. А еще люди. Здесь, как в лесу, не получится просто идти неподалеку от проложенного веками пути, укрытий попросту нет. Идти же настолько далеко от тракта, чтобы меня не заметили, было рискованно. Указателей здесь не было, я мог легко потерять направление или пропустить нужное ответвление дороги.
