Дежурный, которого поторапливал Бизон, печать на руж-парк поставил. А вот ключ из замка выдернуть позабыл. Там этот ключ и торчал. А на колечке, которое было продернуто через дырочку этого ключа, висело еще несколько. И от пирамид с автоматами, и большой толстый — от ящика с патронами для караула.
То, что дежурный своей промашки не заметил, — понятно. Он торопился Бизону угодить и порнушку поглядеть на халяву. А вот как Валерка ключ не сразу углядел — хрен его знает. Раз двадцать смотрел в сторону ружкомнаты, а увидел только тогда, когда подумал, как хорошо было бы автомат в руках иметь.
Не такой уж дремучий парень был Русаков. И газеты почитывал иногда, телевизор смотрел, когда удавалось. Поэтому знал, что бывали случаи, когда солдаты, уперев автомат, убегали или расстреливали кого-то из своих сослуживцев. Знал, но не понимал, как до такого можно дойти. Только теперь понял. Вот до чего тоска доводит…
КРОВЬ
Нет, вовсе не сразу Валерка подошел к двери ружпарка и повернул тот самый ключ. Минут десять, а то и пятнадцать не мог решиться. Не потому, что совсем уж боялся, а потому, что не очень знал, что будет делать, если окажется у него в руках его автомат с подцепленным к нему магазином, в котором под завязку красивеньких таких патрончиков калибра 5,45 — с выкрашенными в темно-зеленый цвет гильзами, с остренькими красновато-золотистыми пульками и темно-красными лаковыми ободками в местах соединения пуль с гильзами. Каждой из этих пулек можно человека убить насмерть.
Нет, перед лицом того, что ему грозило через какие-то полтора часа, Валерка был готов на все. Даже на самое страшное. Но что делать потом? Бежать? Куда? В памяти мелькнула дорожка, которая вела через территорию части, мимо клуба, к забору, где имелась замаскированная дырка, через которую «деды» бегали в самоволку. Дальше был небольшой перелесок, за ним — окраина военного городка, где жили офицеры, и примыкавший к нему небольшой рабочий поселок какого-то оборонного завода, который, похоже, уже почти не работал. Дальше этого поселка Валерка не бывал. То есть, конечно, бывал, когда его сюда год назад привозили, но дело было ночью, везли их со станции на крытом грузовике, и, как попасть на эту станцию, Русаков понятия не имел.
И вообще, он вдруг подумал, что все это, мерзкое, унизительное и жуткое, обещанное Бизоном, — просто розыгрыш. Может, хотят припугнуть, но на самом деле ничего не будет. Может, обсмеют просто и отвяжутся. Пока ведь они, если по большому счету, ничего особо плохого ему не сделали. Ну, пуговицы срезали, ну, в сапоги написали, ну, подушку хотели гуталином измазать… Это все неприятно, на уровне грубой шутки. Но даже не ударили ни разу. А он их то ножом, то даже автоматом мочить собирается… Нет, может, и правда, шутка? В конце концов, какой интерес им в том, чтоб Валерка в Чечню поехал? Навряд ли они с этого навар поимеют…
Наверно, логика тут была, и будь Русаков домашним, не знавшим бед парнишкой — если теперь таковые встречаются, конечно! — то он, наверно, не смог бы до конца поверить в серьезность угрозы. Но он-то таковым не был. Он и на улице побывал, и в детдоме два года прожил, и вообще много об жизни знал. Знал, например, что встречаются такие люди на Руси, которым на практическую выгоду и материальный интерес начхать — лишь бы была возможность над кем-то, слабее себя, поиздеваться. И еще знал, что это дело им дороже всего, даже свободы иной раз. Уговорить их или разжалобить нельзя — они только силу понимают.
Нет, не шутил Бизон. Он упертый, это Валерка знал. То, как он сказал тогда: «Пойми, козел, не шутят с тобой!», Русакову хорошо запомнилось. Решающую роль, можно сказать, сыграло.
Из ленкомнаты долетали все такие же ритмические бабские стоны из порнофильма, неясный гомон и смешки зрителей. И тут из этого не очень громкого шума прорвался низкий бас Бизона:
— Ну, блин, по-моему, я сегодня трахну кого-то!
Неизвестно, к чему он эту фразу сказал. Может, вовсе и не насчет Русакова, а просто из-за того, что у фильма было слишком много комментаторов, которые ему мешали созерцать и наслаждаться. Но вот Валерке эта фраза не понравилась, она его завела, разъярила и сыграла роль той последней капли, которая чашу переполняет.
Русаков подошел к двери ружпарка и повернул ключ, торчащий в замке. Щелчок был, но его если и слышали, то не обратили на него внимания.
Валерка проскользнул в дверь и тихо прикрыл ее за собой, не лязгнув. Осторожно отпер висячий замок на пирамиде. Той, где рядком стояли автоматы и его родной, хорошо пристрелянный, из которого он на стрельбище все упражнения на «отлично» бил. Вот он стоит под наизусть известной биркой с номером. Правда, пока он не более опасен, чем простая железная палка. Русаков подошел к ящику с патронами, сорвал печать… Теперь уже нельзя было идти назад. Такой печати, как на ящике, ни у него, ни у дежурного по роте не было. Ключ — в замок, два оборота, крышку вверх… Вот они, магазины. Их много — штук сорок или больше. Так!
Один к автомату, три в один подсумок, три в другой, два в карманы штанов. Хватал так, как вор золото берет — с жадностью. А зачем? Сам не понимал. Словно прорвалось что-то, дурное, сумасшедшее, безумное… Зачем-то еще автомат схватил, чужой чей-то, прицепил к нему десятый магазин, повесил за спину. Только после этого выглянул в коридор.
Все тихо, рота спит. «Деды» видик смотрят. Балдеют. Никто ничего не учуял. А он-то что наделал?! Теперь, даже если все убрать, как было, сорванную печать не вернешь… Посадят! Или уж точно в Чечню загонят. Не хочет он туда — ни в тюрьму, ни в Чечню! Не хочет! Что ж делать-то, а? Отчаяние налетело было, но ненадолго. Теперь все — бежать надо!
Валерка схватил с вешалки первый попавшийся бушлат, снял висевший за спиной автомат, положил на тумбочку, прислонил к стене тот, что держал в руках. Затем торопливо надел бушлат на себя, опоясался ремнем с подсумками, вновь повесил один автомат за спину, но тут второй автомат, прислоненный к стене, неожиданно грохнулся.
— Э, чего там? — пробасил Бизон из ленкомнаты. — Дежурный, глянь! А то, блин, этот козел весь кайф сломает…
Упавший автомат был уже в руках у Валерки, когда дежурный вышел из ленкомнаты. Вышел — и выпучил глаза.
— Ты… — Он выговорил только это. Валерка тоже обалдел и попятился назад.
Но тут из двери, с шумом распахнув ее, вышел поддатый, а потому очень уверенный в себе Бизон. Будь он потрезвее, может, и сообразил бы, что с вооруженным человеком надо бы поосторожней себя вести. Однако те двести граммов без закуски, которые он выхлебал, не дали ему этого сообразить. Ему было море по колено, и к тому же он не уловил, в отличие от трезвого дежурного, что Русаков присоединил к автомату снаряженные магазины.
— Та-ак… — протянул Бизон, — ты офигел, салабон? Отдай машинку. Я тоже хочу в Рэмбо поиграть!
Он попер прямо на Валерку. Не спеша, вразвалочку, видя себя суперменом, одного вида которого все страшатся. Валерка еще дальше попятился к двери, ведущей на двор.
— Не подходи! — хрипло прорычал он. — Не подходи, Бизон!
— Ты это мне? — осклабился Бизон.
Валерка царапнул большим пальцем по флажку предохранителя, сбросил его вниз, дернул на себя и отпустил рукоятку затвора.
— Не лезь, Саня! — завопил дежурный. — Он психованный!
— А мне по хрену, — прогудел Бизон. — Все равно я его уделаю!
Дежурный шарахнулся назад, а Бизон неожиданно быстро ринулся на Русакова. То, что эти девяносто пьяных килограммов снесут его, как бульдозером, Валерка ощутил не мозгами, а сердцем. Но палец, лежавший на спусковом крючке, подчинялся не мозгам. Он не то от страха дернулся, не то просто зацепился…
Грохот показался ужасным. Валерка аж зажмурился на пару секунд со страху, но когда открыл глаза, то испугался еще больше.
Бизон распластался на полу, хрипя и хватая ртом воздух, но при каждом выдохе из двух маленьких дырок в груди фонтанчиками выплевывалась кровь, уже замочившая всю тельняшку. Ручейки ее уже ползли змейками по крашеному полу к Валеркиным ногам. Но это было еще не все. Чуть дальше смятой куклой у двери ленкомнаты лежал дежурный. Неподвижно, не дергаясь, не хрипя и не дыша. А по стене и покрашенной в белый цвет двери размазались какие-то красные ошметки.
Эта очередь, конечно, разбудила спящую роту. Поднялся неимоверный гвалт, который вывел Валерку из полушокового состояния. Он еще не осознал в полном объеме того, что случилось, но инстинктивно понял, что натворил нечто страшное и необратимое.
Валерка бросился бежать. Ноги сами понесли, хотя там, в казарме, все были ошарашены и перепуганы куда больше. И надо еще было решиться побежать вдогонку за тем, который только что расстрелял двоих. Но Русаков не мог ничего соображать, он очумел со страху. Ни куда бежит, ни что будет делать потом, ни зачем тащит с собой оружие, не думал. Ему просто хотелось очутиться подальше от всего того, что произошло и уже никак невозможно было изменить. Подальше от крови, которая вот-вот могла доползти до его подметок…
