Холодный пот покрывал Мишино тело. Он выдохнул:
— Сколько мы уже прошагали?..
— Мы уже должны были вернуться в дом, а я по-прежнему ничего не вижу, — отозвалась Таня.
— Похоже, что мы заблудились, — простонал Миша.
— Давай считать шаги, — предложила девушка.
Они вслух начали считать шаги. Когда насчитали сотню, Миша споткнулся, и не удержался на ногах. Мишины руки стали влажными от пота, и поэтому Танина ладонь выскользнула из его ладони. Он повалился на пол, и сильно ударился лбом. Ему показалось, что на мгновенье он потерял сознание. Но вот сознание вернулось, он вскочил на ноги, и закричал громко, зовя сестру по имени.
Таня не ответила, зато издали донёсся скрежещущий хохот…
И тут ужас больший, чем когда-либо до этого захлестнул мальчика. Только теперь он понял, что, если бы раньше поблизости не было сестры, он давно бы уже сошёл с ума в этом жутком мраке. А теперь он действительно остался один, и чувствовал, как завладевает им паника. Он понимал, что ещё немного, и он просто побежит, оглашая своими воплями окружающую его могильную тишину.
И он зашептал: «Так, тихо. Главное, без паники… Просто надо всё обдумать, и тогда станет ясным, куда идти…» Некоторое время он простоял в угольной черноте. Но, как ни старался, никак не мог он успокоиться. И только возрастало напряжение.
А потом он услышал мученический стон. Позвал слабым голосом:
— Таня, это ты?.. Отзовись, пожалуйста…
И вновь раздался стон. А затем что-то заскрежетало, ударило резко. И раздались стремительно удаляющиеся шаги.
— Таня! Таня! — закричал Миша, и, не помня себя, бросился за этими шагами.
Как он ни старался бежать, но никак не мог настичь того, кто убегал от него. А потом он опять споткнулся. Кубарем прокатился по ребристому, каменному полу. Вот он поднялся. Прислушался. И вновь мертвенная тишина нахлынула на него. Тогда Миша тихонько пошевелил губами, прошептал:
— Таня, где же ты?
И опять-таки никакого ответа не получил Миша. Он сделал шаг в сторону, и уткнулся в стену. Сделал несколько шагов в другую сторону, и опять-таки напоролся на стену.
И тогда понял Миша, что попал в ту самую галерею, которая вела в последнюю залу. В ту залу, где его поджидало нечто. Но теперь тайна внушала ужас. Он понимал, что ни в коем случае нельзя к этой зале приближаться. Там ждёт нечто более страшное, чем смерть. Вот только не помнил Миша, в какую сторону ему надо возвращаться.
Но всё же надо было двигаться. И он пошёл, ведя рукой по шершавой, рассечённой многочисленными трещинами стене. Вдруг его рука попала в некую ветхую материю. Он повёл рукой дальше, и тут наткнулся на череп. Этот череп зашевелился, а потом холодная рука скелета обхватила его запястье.
Раздался голос, в котором Миша узнал голос своей вчерашней призрачной провожатой:
— Наконец ты вернулся, — говорила она. — Теперь пойдём скорее…
И тут засветились контуры этой девушки. Это был совсем слабый, синеватый свет, но всё же Миша так привык к черноте, что глаза его заболели, и он вынужден был сощуриться. А провожатая уже тащила его за собой.
— Скорее-скорее, — приговаривала она.
Наконец Мишины глаза привыкли к исходящему от призрака свету, и он увидел, что под призрачной девичьей оболочкой сокрыты отвратительные истлевшие кости. А под приветливым, улыбчивым ликом увидел он клыкастую морду злобно ухмыляющегося монстра.
Он начал вырываться, но чудовищная провожатая крепко держала его, и тащила за собой. И с каждым шагом усиливалась вонь. Мише казалось, что он приближались к могиле, в которой гнило изувеченное тело.
И вот Миша рванулся с такой силой, что оторвал руку у скелета-провожатой. Мальчик сморщился от отвращения, попытался отшвырнуть эту истлевшую костяшку, но она накрепко вцепилась в его запястье и разодрала кожу. По Мишиной руке потекла кровь, а оторванная рука продолжала терзать его.
Провожатая обернулась. Её зрачки расширились, округлились. Они мерцали ядовито-зелёным цветом. Изо рта её вытянулись вампирские клыки, она рокотала:
— Ах ты, негодный мальчишка!.. Да как ты смел! А ну-ка пошёл со мной!
Миша отшатнулся назад. Он всё пытался отодрать от себя костяную руку, но тщетно. Он мотал головой, и выкрикивал:
— Нет! Что вам от меня надо?! Оставьте меня!
— А ну-ка — тихо! — прикрикнула на него провожатая.
Миша не кричал больше, но, по крайней мере, он продолжал пятиться. Он никак не мог заставить себя развернуться, и броситься бежать. Он был уверен, что, как только он повернётся к призраку спиной, так призрак наброситься на него сзади, вцепиться, разорвёт.
И тут он услышал вопль. И, несмотря на то, что голос кричащего был искажён болью и ужасом, он всё же узнал — это Таня кричала. Она кричала его имя, она его на помощь звала.
Тогда Миша остановился. Провожатая ухмыльнулась. Теперь отчётливо стали видны острые клыки, которые выпирали из её рта. Он сказала:
— Куда же ты собрался бежать? Слышишь, твоя сестричка попала в беду, и зовёт тебя? Она как раз в той зале, в которую я тебя вела…
И вот новый переполненный страданием Танин вопль прорезался сквозь мрак.
И вновь она звала его на помощь. Видя, что Миша остаётся на месте, его провожатая удивлённо вскинула брови, и спросила:
— Чего же ты ждёшь? Неужели тебе не жалко свою сестрёнку?
Миша уже собирался бежать в эту последнюю залу, как вновь услышал Танин голос. Только на этот раз она кричала сзади. Она опять-таки звала его по имени. Она кричала, чтобы он скорее возвращался в дом, что она уже стоит у пролома в комнату…
Миша замер в нерешительности. Провожатая нахмурила брови, и возвестила:
— Неужели ты не понимаешь, что там, позади, призрак? Этот призрак зовёт тебя, чтобы завлечь в ловушку, и тогда ты никогда не сможешь спасти свою сестру, и она умрёт мучительной смертью.
Миша прямо-таки дрожал от чудовищного напряжения. Он не знал, куда бежать, кого слушать, он испытывал ужас, мысли его путались, неслись, скакали, переплетались. Но тут взгляд его попал на свою руку, на которой по прежнему болталась костяная длань провожатой, и он понял, что этому призраку ни в коем случае нельзя верить, но надо бежать назад.
Так он и сделал: повернулся и побежал. И тут же кромешный мрак объял его. Он ничего не видел, он просто выставил перед собой руки, и ожидал, что вот-вот во что-нибудь врежется. А сзади раздалось угрожающее шипенье, в котором он не без труда разобрал слова: «Далеко не убежишь…»
Он не увидел, а почувствовал, что выбежал в ту большую залу, из которой должен был выход в его комнату. И вновь услышал Танин крик:
— Миша, где же ты?! Беги сюда скорее! Я здесь, у выхода!
Голос доносился издалека, но всё же Миша определил направление, и побежал туда. И тут услышал ещё один голос, а точнее — страдальческий стон:
— Осторожнее… впереди… ловушка…
Это стонал один из тех ликов, которые выпирали из колонны. Также как и в прежний раз, лик засиял золотистым свечением. А потом, на одно мгновенье вспыхнул ярко, и высветил усеянный шипами столб, который поднялся из пола прямо на Мишином пути. Мальчик отшатнулся в сторону, обогнул смертоносный столб, и через плечо крикнул: «Спасибо!». Но лик страдальца уже был поглощён чернотой.
Зато появился новый источник света. Эта была маленькая искорка, но Миша знал, что именно это и есть выход. Он из всех сил бежал туда, а Таня вновь и вновь звала его по имени.
Вокруг Миши слышалось какое-то шуршание, скрипы, стоны. Он чувствовал, что его настигает нечто. И это нечто было очень холодным. Он уже дрожал от холода.
А потом навстречу плеснулся яркий электрический свет и то, что гналось за Мишей, отступило. И вот Миша оказался в своей комнате. Там была не только Таня, но и отец, и мать. Конечно, все они были в крайнем волнении. Мать та и вовсе была на грани истерики. Она заключила Мишу в объятия и зашептала:
— Сыночек, сыночек…
— Сейчас же заделаю эту ужасную дыру, — пообещал отец, но мать закричала на него:
— Да ты что?! Зачем?! Ты что, жить здесь собираешься?! Убираемся отсюда, немедленно! И мы никогда, слышишь — никогда сюда не вернёмся!
Отец раскрыл рот, хотел возразить, но тут вдруг осознал, что возражать то и нечего. Действительно, надо было убираться подобру-поздорову…
Глава 4. «В лесу»
«Жигули» так и не удалось починить, так что собрались возвращаться пешком. Хотя Мише казалось, что он пробыл в темноте целую вечность, но, на самом то деле, от мгновенья как он шагнул в пролом в стене, и до того, как он вернулся, минула лишь четверть часа.
Вообще время только-только перевалило полдень, так что, по расчётам родителей, они должны были выйти к шоссе ещё до сумерек. Правда, для этого надо было напрячься.
И вот они уже шагают по той дороге, по которой накануне приехали к дому на холме. Впереди шли мать и отец, за ними, на расстоянии пяти шагов — Миша и Таня. У всех на плечах были увесистые рюкзаки. Мать говорила своему супругу:
