— Осторожнее со словами. Всему есть предел, Лиза.
— Нет больше никаких пределов! Разве не ТЫ позволяешь мне это всё? Не ты ведешь себя со мной так, как ни с кем другим?
Теперь я была уверена в том, что он не приходил ни к кому из смертников так, как позволял себе приходить ко мне.
Теперь я даже не была уверена, что остальные живут здесь настолько же вольготно, как я, Художник и Саша.
Что их так же кормят и приносят вещи, ссылаясь на то, что этой дьявольской игрой мы сами зарабатываем себе деньги, которые можем тратить.
Он сам выделял меня!
Делал особенной.
Позволял мне действовать глупо, но смело, не боясь, что он возьмет топор и проучит меня.
Господи, да он простил даже то, что я стреляла в него!
Варг только сжал губы, но ничего не ответил.
Продолжал смотреть этими холодными отрешенными глазами, а мне казалось, что чем больше я кричу и пытаюсь достучаться до него, тем сильнее он закрывается.
Разве можно разбить такой лед?
— Я не хочу этого всего, ясно! Я ненавижу это место и всех, кого вижу! Но разве у меня есть шанс выбрать что-то иное? Теперь я просто пытаюсь жить здесь! Выживать!..
Жутко, но у меня даже слез не было.
Внутри всё сгорело, и остался один лишь пепел из надежд и планов, которые рухнули в тот миг, когда я оказалась здесь снова.
— …Я ему просто помочь хотела! Увидела, что кто-то вышел на улицу, и первым делом подумала, что ты зарубишь его, как только узнаешь. Думала, что спасаю…
Не было больше смысла говорить.
Варг не понимал меня.
Да ему и не нужно это было.
Этот ледяной мир был его. Полностью и целиком.
И то, что я пыталась даже просто заглянуть в него, было напрасно.
Как бы меня ни называли викинги, а для главного из них я по-прежнему оставалась никем.
Забавной зверушкой, которая скрашивала его суровые будни и слегка развлекала на пару с жопастой подружкой.
— Что ты хочешь услышать от меня, Лиза?
Варг тяжело откинулся назад на свое кресло, даже не поморщившись от того, что кровь потекла снова из раны на плече, стекая алой струйкой по его груди и торсу.
— Да, это мой брат.
Я медленно моргнула, проглатывая все свои крики и проклятья, которые уже зудели на кончике языка, понимая, что он удивил меня. Снова.
С тех пор, как я оказалась в Чертоге во второй раз, мне казалось, что я перестала узнавать Варга.
Он всё еще оставался чудовищем и ледяным монстром, но в нем что-то неуловимо изменилось. Словно в какой-то момент он отпустил себя и стал… доверять мне?
Как можно было объяснить, почему он стал настолько лояльным?
И если в прошлом мы играли и вели негласный счет, то что происходило сейчас?
Я растерянно застыла, замолчав, и неожиданно сделала пару шагов к нему, замечая, как тут же напряглись его широченные плечи, а в глазах полыхнул отблеск голода, который я уже видела.
Господи, я и сама не знала, что творила сейчас… Просто я знала, каково это — когда болит сердце за тех, кого любишь.
Я молча взяла из рук Варга салфетку, не глядя в его лицо, и осторожно коснулась плеча, чтобы помочь ему стереть кровь.
Потому что я не была, как он.
Мои чувства не были льдом.
Они всё еще были живы и отзывались на боль и печаль других людей, какими бы люди ни были.
— …Вы похожи с братом, — пробормотала я, потому что тишина и его прямой взгляд, направленный на меня, становились просто невыносимыми.
Я боялась, что очнусь и просто убегу в следующую секунду, так и не попробовав узнать его душу.
Ту маленькую сломанную часть, которая, кажется, всё еще была теплой.
Зачем мне это было нужно, я не знала.
Просто думать о том, что Варг не бездушный монстр, а в чем-то тоже человек, было приятно.
И ценно.
Я хваталась за эту соломинку отчаянно и горячо, чтобы не сгинуть самой в мире, который был жесток и холоден для меня.
Ведь каждый человек стремится к теплу.
Он ищет его и не хочет отпускать, когда находит.
Так и я, увидев этот едва заметный свет в ледяном царстве, тянулась к нему, пытаясь разжечь огонь, чтобы согреться самой.
Варг не двигался и не говорил, пока я осторожно стирала кровавые подтеки, снова думая о том, что он не чувствовал своей боли и не жалел своей крови ради брата.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Он такой же высокий, и плечи широкие. Только ты более мускулистый…
Варг продолжал молчать, рассматривая меня и не торопясь что-либо делать, даже когда я осторожно положила пропитанную кровью салфетку на стол и взяла из пачки другую.
Я долго не решалась сказать это, но в конце концов тихо выдохнула, так и не поднимая глаз на него:
— …Я знаю, чем болен твой брат.
Под моими пальцами тело Варга напряглось и застыло.
Не от физической боли.
Оттого что я задела его за живое.
— Если бы мы встретились в обычной жизни и смогли бы подружиться, то я бы рассказала тебе, что с детства мечтала стать учительницей и работать с детьми, поэтому вопросов с выбором будущей профессии у меня не было. А еще рассказала бы, что, помимо преподавания, нас учили заниматься с детьми, которых называют особенными… с тяжелыми диагнозами и необычными взглядами за этот мир.
— Ромка уже не ребенок. Ему двадцать семь.
— Но у него тяжелая форма аутизма.
Варг сжал челюсти, но не отвел взгляда ни на секунду, даже если сейчас в нем был ад.
Его персональный, жуткий, бесконечный ад, в котором он не мог помочь своему брату, какой бы властью ни обладал и сколько бы денег ни заработал.
— Он всегда был странный, но не всегда такой, как сейчас, — сухо отозвался Варг, а я нутром чувствовала, что ему больно, потому и говорил так, чтобы я отстала от него. Чтобы разозлилась и ушла.
— Я хочу помочь ему…
— Ты не сможешь ему помочь, Лиза.
Это было сказано резко и должно было поставить жирную точку, но я всё не уходила, а продолжала стирать кровь с торса Варга, и, словно понимая это, он добавил всё так же хмуро:
— Последние двадцать лет с ним занимаются лучшие специалисты. Психологи. Логопеды. Специальные терапевты. Ромку осматривали зарубежные специалисты. Его лечили нетрадиционно и медикаментозно. В его состоянии ничего не меняется в лучшую сторону.
Это звучало серьезно.
И безнадежно.
Мы снова молчали какое-то время, пока я не выдохнула:
— Он любит рыб?
И снова мне казалось, что я ударила Варга.
Словно нашла место, где этому ледяному великану могло быть больно.
— Это единственное приятное воспоминание, которое осталось в его памяти.
— Расскажи мне, я хочу знать…
— Есть вещи, которые лучше не знать, чтобы спать спокойно, Лиза.
— Не думаю, что меня можно испугать чем-то больше того, что я видела здесь.
Варг хмыкнул.
Жестко и холодно.
Но я бы уже не отступила, даже если теперь понимала, что едва ли услышу что-то хорошее.
— Ромке было четыре, когда в наш дом ворвались грабители.
Голос Варга звучал холодно и безжизненно, но от первого услышанного предложения у меня задрожали руки.
— Был обед. Мама готовила рыбу, которую отец и Ромка поймали на рыбалке тем утром. Папа всегда брал с собой Ромку на рыбалку, потому что она успокаивала его. Нападающих было пятеро. Отца пырнули ножом. Когда мама услышала шум и поняла, что происходит, попыталась спасти Ромку и младшую сестру, которой на тот момент было семь лет. Она схватила их и побежала на второй этаж. Отец пытался встать и защитить их. Его добили на лестнице, нанеся более двадцати ножевых ранений в спину. Но он всё равно был жив. Его добили, перерезав горло. Мама спрятала Ромку под кроватью в спальне, но убежать и увести нападающих не успела. Ее и младшую сестру изнасиловали все пятеро. А потом перерезали им горло. Всё это время Ромка лежал под кроватью.
— …Он всё это видел? — едва смогла прошептать я, на что Варг только кивнул, а я закрыла лицо руками, ощущая, как первые слезы потекли по холодным щекам.
— Мне было четырнадцать… Когда я выбежал из кухни и попытался спасти отца, то получил четыре удара в спину ножом. Меня просто взяли за шкирку и выбросили за порог в сугроб возле дома. Когда кровь вытекла на дорогу, ее увидели проходящие мимо люди. Вызвали полицию. После трех недель в реанимации и двух операций я пришел в себя и узнал, что моей семьи больше нет. Врач сказал, что если бы не холод, в котором я лежал, то и меня бы в живых уже не было. Ромку нашли полицейские спустя двое суток. Там же, под кроватью. И отправили в специальный центр для трудных подростков… Когда я сбежал из больницы, чтобы забрать его, то меня не пускали. Говорили: поскольку я несовершеннолетний, то не могу забрать брата. Не смогу самостоятельно ухаживать за ним с таким диагнозом. Они привязывали его к кровати за руки и за ноги, когда он кричал ночами. Считали совершенно безумным и неуправляемым. А затем отправили в психиатрическую больницу, где успокаивали сильнодействующим препаратами…
