– Пи-ить, – еле слышно попросила она.
Я огляделся. Где тут взять воду? Сквозь оседающую муть кирпичной пыли были видны только груды развалин. Я снова перевел взгляд на женщину. В принципе вода ей была не нужна. У нее отсутствовала вся нижняя половина туловища, включая ноги, и под тем месивом, которое представлял собой низ ее тела, уже натекла здоровенная лужа крови. Скорее всего ее желание пить было результатом резкого обезвоживания организма, вызванного столь большой кровопотерей. Пожалуй, самым милосердным будет помочь ей уйти. Я наклонился над ней и ласково погладил по щеке, успокаивая и примериваясь к сонной артерии. Но она уже никак не отреагировала на мой жест. Я убрал руку и выпрямился. Моей помощи не потребовалось…
К своей воронке я вернулся в довольно задумчивом состоянии. Во многих подразделениях территориальных войск женщины служат наравне с мужчинами, но в Гвардии существует принцип: не использовать женщин в боевых подразделениях. И теперь я, кажется, ясно осознал, откуда его истоки. Всегда тяжело, когда у тебя на руках умирает человек, но когда этот человек – женщина…
Спасенный мной уже пришел в себя и выбрался из воронки. Когда я подошел, он сидел на поваленном дереве, уставившись в одну точку, и бормотал:
– Погибли… все погибли… все… погибли…
Да уж, похоже, с тренингами по психологической устойчивости в этой армии дело обстояло совсем швах.
– Эй, как тебя зовут? – тихонько позвал я.
– Побили… всех… все погибли… – продолжал бормотать спасенный.
Я вздохнул, а затем… со всего размаха залепил ему оплеуху. Он брыкнулся на землю, а я тут же выпрямился перед ним, приняв некое подобие строевой стойки, и заорал:
– Встать! Имя, должность, звание? Быстро!
Парень суетливо вскочил на ноги.
– Старший сержант Головатюк, командир второго отделения комендантского взвода, товарищ командир! – бодро отрапортовал он.
Я кивнул:
– Хорошо. Ранен?
– Трохи, – испуганно отозвался тот, и его рука дернулась к голове.
– Сядь, – приказал я.
– Есть, товарищ командир. – Парнишка послушно бухнулся на поваленное дерево.
Я осмотрел его голову. Царапина. Хотя может быть контузия. Я осторожно прощупал подушечками пальцев сосуды головы, прослушивая изменения пульса, затем развернул его лицом к себе и оттянул веко, рассматривая роговицу. Вроде бы контузии нет, только сильный стресс. Эх, как сложно с не владеющими хотя бы нижними уровнями антропрогрессии.
– Чепуха. Не помрешь.
– Так точно, товарищ командир, – отозвался старший сержант уже гораздо более бодрым голосом, а затем, помолчав, робко спросил: – А это немцы на нас напали?
Я молча сделал некое круговое движение головой, что могло означать как согласие, так и все что угодно. Пусть сам расценит в соответствии с его собственным видением ситуации.
– Но… как же так? – растерянно забормотал парень. – Товарищ Сталин же говорил, что… у нас с ними договор… что нельзя поддаваться на провокации, что… малой кровью, на чужой территории…
Я некоторое время внимательно слушал его. В этом бормотании, на взгляд обычного человека совершенно хаотичном и бессвязном, на самом деле содержалось немало полезной информации. И если ее сопоставить с теми сведениями, что я запомнил из разрозненных листов секретных документов, которые мы собирали, обрывков разговоров и всего остального, уже можно выстроить кое-какие логические цепочки, способные помочь мне лучше сориентироваться в происходящем.
– Ладно, – через некоторое время прервал я сержанта. Не столько потому, что устал слушать его бормотание, сколько оттого, что ценность получаемой информации резко снизилась: парень начал повторяться. – Нам пора двигаться, старший сержант. Значит, собери и проверь оружие и боеприпасы, а я… – я покосился на свои босые ноги, – подберу себе кое-что из обмундирования.
Это слово я слышал от дежурного по штабу. Насколько я уже разобрался в терминологии, слово «штаб» здесь обозначало командную монаду. Ну а слово «дежурный» и в Империи означало то же самое, что и здесь.
– Есть, товарищ командир.
Рука сержанта снова дернулась к голове, и я подумал, что у него приступ головной боли, даже успел ругнуть свои диагностические способности, но затем сообразил, что это, наверное, был какой-то очередной воинский ритуал. Причем, похоже, парень выполнил его как-то неправильно. Потому что смутился и пробормотал:
– Виноват, товарищ командир, пилотку потерял, – после чего развернулся и, тяжело бухая сапогами, побежал в сторону развалин.
Обувь я себе подобрал как раз с ноги командира дивизии. Его тело лежало шагах в сорока от остальных и выглядело почти целым. Только под головой натекла лужа крови. Осколок, пробивший ему череп, был довольно маленьким, да и ударил в голову на излете, поскольку выходного отверстия мне обнаружить не удалось. Размер ноги у командира дивизии оказался практически таким же, как у меня, да и качество обуви по сравнению с остальными парами, которые я пытался примерить, также было заметно выше. Кроме того, тело командира дивизии поделилось со мной ремнем с лямкой через плечо – я заметил, что ремень является непременной принадлежностью местной формы одежды. На ремень также был надет контейнер для оружия, которым командир размахивал перед носом у дежурного по штабу, когда грозил его расстрелять. Самого оружия я не обнаружил. Похоже, командир потерял его во время налета. После чего я перешел к более масштабному мародерству.
Я заканчивал разбирать содержимое карманов убитых, не слишком изуродованных взрывами, когда из-за кучи битого щебня вывалилась погромыхивающая фигура. Это оказался старший сержант, буквально увешанный оружием.
– Товарищ командир, – с натугой доложил он, дотащившись до меня, – ваше приказание выполнено. Вот. С ружпарка комендантского взвода взял. У нас третье отделение в субботу в полном составе в местный колхоз отправилось. Для оказания, так сказать, шефской помощи. Так что все их вооружение на месте. Даже «дегтярь». – Он взмахнул массивным устройством с широким круглым блином сверху.
Я молча кивнул, внимательно разглядывая всю эту груду железа, порядок обращения с которой представлял для меня абсолютную загадку. Впрочем, дело было поправимым.
– Отлично, Головатюк. Все исправно? Проверял?
– Никак нет, осмотрел только.
– Ну так проверь! – сердито рявкнул я. – Оружие, считай, из-под завалов.
Парнишка дернулся и озадаченно закрутил головой:
– Так ведь это, пулеулавливатель-то разбило…
Я укоризненно вздохнул и ткнул рукой в сторону приближающейся канонады.
– Они что, тоже в пулеулавливатели палят? Эх, Головатюк…
Парень стушевался:
– Виноват, товарищ командир, привык. Я сей момент…
Он шустро сгрузил на землю весь арсенал и, вытащив из кармана аналог ручного оружия, которым размахивал командир дивизии, зажмурил один глаз и сделал несколько выстрелов в груду кирпича, целясь в верхний. Каждый выстрел сопровождался резким рывком руки и выбросом маленьких пустотелых металлических цилиндриков.
– Дай-ка сюда, – попросил я и первым же выстрелом расколол кирпич, в который метил сержант, на несколько кусков.
– Эк вы… – удивленно качнул головой он. – Даже не целились.
Я осмотрел оружие более внимательно. Никаких прицельных приспособлений на нем не имелось, только какие-то непонятные выступы на верхней части массивного кожуха, охватывающего ствол. Да и на кой черт прицел на таком расстоянии? Тут камнем докинуть можно.
– Дальше проверяй, – приказал я, укладывая оружие в контейнер на поясе.
Судя по тому, что при выстреле выбрасывались маленькие цилиндрики, боезапас у него был ограниченным и требовал пополнения. Но каким образом это делается, я пока не знал. А демонстрировать свое незнание перед старшим сержантом не собирался.
Головатюк последовательно отстрелял еще семь единиц оружия разного вида, позволив мне собрать достаточно информации о том, как с ними обращаться. Два из них показались мне довольно глупыми. В том числе и тот самый «дегтярь», к которому старший сержант явно испытывал неподдельное уважение. Он даже погладил его по прикладу и ласково произнес: «Добрый пулемет».
