Итак, Юпитер подобрал пергамент, завернул в него жука и передал мне. Вскоре мы направились домой. По дороге мы встретили лейтенанта Дж., я показал ему свою находку, и он попросил разрешения взять жука с собой в форт. Я согласился, он быстро опустил жука в жилетный карман, а пергамент остался у меня в руке. Лейтенант поспешил воспользоваться моим разрешением и спрятал жука, быть может боясь, что я переменю свое решение, — вы знаете, как пылко он относится ко всему связанному с естественными науками. Я, в свою очередь, сунул пергамент в карман совершенно машинально.
Вы помните, когда я подошел к столу, чтобы нарисовать жука, у меня не оказалось под рукой бумаги. Я заглянул в ящик — там тоже было пусто. Я стал рыться в карманах, рассчитывая найти какое-нибудь старое письмо, и нащупал пергамент. Я нарочно описываю с большой точностью, как он попал ко мне: эти обстоятельства имеют особое значение.
Можете, если хотите, считать меня фантазером, но должен вам сказать, что уже в ту минуту я установил некоторую логическую связь событий. Я соединил два звена длинной цепи. На морском побережье лежала шлюпка, неподалеку от шлюпки лежал пергамент — не бумага, заметьте, а пергамент, — на котором был изображен череп. Вы, конечно, спросите: где же здесь связь? Я отвечу, что череп — всем известная эмблема пиратов. Вступая в бой, пираты поднимают флаг с изображением черепа.
Как я уже сказал, то был пергамент. Пергамент сохраняется бесконечно долго, так сказать вечно. Его редко используют для ординарных записей уже потому, что писать и рисовать гораздо легче на бумаге. Это заставляло думать, что череп на пергаменте был нарисован неспроста. Я обратил внимание и на формат пергамента. Один уголок его был по какой-то причине оборван, но первоначально пергамент был удлиненным. Это был именно такой лист пергамента, который предназначается для памятной записи, для записи, которую следует долго и тщательно хранить…
— Все это так, — прервал я Леграна, — но вы ведь говорите, что, когда рисовали на пергаменте жука, там не было никакого черепа. Как же вы беретесь утверждать, что существует связь между шлюпкой и черепом, когда вы сами же заявляете, что этот череп был нарисован (один бог знает кем!) уже после того, как вы нарисовали жука.
— А! Здесь-то и начинается тайна! Хотя замечу, что разгадка ее в этой части не составила для меня большого труда. Я не давал своим мыслям сбиться с пути; логика же допускала только одно решение. Я рассуждал примерно так: когда я стал рисовать жука, на пергаменте не было никаких признаков черепа. Я кончил рисунок, передал его вам и пристально следил за вами, пока не получил свой пергамент обратно. Значит, не вы нарисовали череп. Но, кроме вас, сделать это было некому. Значит, череп был нарисован не человеческой рукой. Откуда же он взялся?
Тут я постарался припомнить с полной отчетливостью решительно все, что происходило в тот вечер. Стояла холодная погода (о, редкий и счастливый случай!), и в камине пылал огонь. Я разогрелся от быстрой ходьбы и присел у стола. Вы же пододвинули свое кресло к самому камину. В ту минуту, как я передал вам пергамент и вы принялись его разглядывать, вбежал Волк, наш ньюфаундленд, и бросился вам на грудь. Левой рукой вы ласкали пса, стараясь его отстранить, а правую руку с пергаментом опустили между колен, совсем близко к огню. Я побоялся даже, что пергамент вспыхнет, и хотел предупредить вас, но не успел, потому что вы тут же подняли руку и стали снова разглядывать рисунок. Когда я восстановил в памяти всю — картину, то уже не сомневался, что рисунок черепа появился на пергаменте под действием тепла.
Вы, конечно, знаете, что с незапамятных времен существуют химические составы, при посредстве которых можно писать на бумаге и на пергаменте невидимыми буквами. Запись становится видимой только под действием тепла. Растворите цафру в царской водке, разведите в четырехкратном по весу количестве воды, и вы получите зеленые чернила. Кобальтовый королек, растворенный в нашатырном спирте, даст красные. Запись постепенно бледнеет, но она появится вновь, если вы прогреете бумагу или пергамент вторично.
Я стал тщательно рассматривать изображение черепа на пергаменте. Наружный контур рисунка — я имею в виду очертания его, близкие к краю пергамента, — выделялся сильнее. Было ясно, что действие тепла было недостаточным или же неравномерным. Я тотчас разжег огонь и стал разогревать пергамент над палящим жаром. Вскоре очертания черепа проступили более явственно; когда же я продолжил свой эксперимент, то по диагонали от изображения черепа, в противоположном углу пергамента, стала обозначаться фигура, которую я сперва принял за изображение козы. Более внимательное изучение рисунка убедило меня, что это был козленок.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся я. — Признаю, Легран, что я не вправе смеяться над вами — полтора миллиона долларов не тема для шуток, — но прибавить новое звено к цепи вам все же не удастся! Пират и коза несоединимы. Пираты не занимаются скотоводством: это привилегия фермеров.
— Но я же сказал вам, что это была не коза.
— Не коза — так козленок, не вижу большой разницы.
— Большой и я не вижу, но разница есть, — сказал Легран. — Сопоставьте Kid (козленок) и Kidd! Доводилось ли вам слышать о капитане Кидде?[6] Я сразу воспринял изображение животного как иероглифическую подпись, наподобие рисунка в ребусе. Я говорю «подпись», потому что козленок был нарисован на пергаменте в том месте, где ставится подпись. Изображение черепа в противоположном — по диагонали — углу пергамента, в свою очередь, наводило на мысль о гербе или печати. Но меня обескураживало отсутствие главного — текста моего воображаемого документа.
— Значит, вы рассчитывали, что между печатью и подписью будет письмо?
— Да, или что-то в этом роде. Сказать по правде, мной уже овладевало неколебимое предчувствие огромной удачи. Почему — сам не знаю. То было не столько предчувствие, быть может, сколько самовнушение. Поверите ли, глупые слова Юпитера о том, что жук из чистого золота, сильно подействовали на мое воображение. К тому же эта удивительная цепь случайностей и совпадений!.. Ведь все произошло в тот самый день, выпадающий, быть может, всего раз в году, когда холод заставляет затопить камин, а ведь без камина и без участия моего пса, который явился как раз в нужную минуту, я никогда не узнал бы о черепе и никогда не стал бы владельцем сокровищ.
— Так что же было дальше? Я сгораю от нетерпения.
— Хорошо. Вы, конечно, знаете, что есть множество смутных преданий о кладах, зарытых Киддом и его сообщниками где-то на атлантическом побережье. В основе всех этих преданий, конечно, лежат факты. Предания существуют с давних пор и не теряют своей живучести; полагаю, это говорит о том, что клад до сих пор не найден. Если бы Кидд сперва спрятал сокровище, а потом пришел и забрал его, едва ли предания дошли бы до нас все в той же неизменной форме. Заметьте, предания гласят лишь о поисках клада, о находке в них нет ни слова. Стоило пирату отрыть сокровище, и толки о нем затихли бы. Мне всегда казалось, что какая-нибудь случайность, например потеря плана, где было обозначено местонахождение клада, помешала Кидду разыскать его. О беде Кидда разведали другие пираты, без того вообще никогда не узнавшие бы о спрятанном сокровище. Их бесплодные поиски, предпринятые наудачу, и породили все эти толки и предания, которые разошлись по свету и дожили до наших дней. Доводилось ли вам слышать, чтобы на нашем побережье кто-нибудь нашел богатый клад?
— Нет, никогда.
— А ведь всякий знает, что Кидд владел несметными богатствами. Итак, я сделал вывод, что клад все еще лежит в земле. Пусть же вас не удивляет, если во мне родилась надежда, граничившая с уверенностью, что столь необычным путем попавший ко мне пергамент укажет мне, где зарыто сокровище Кидда.
— Что же вы предприняли дальше?
— Я снова стал нагревать пергамент, постепенно усиливая огонь, но это не дало ничего нового. Тогда я решил, что помехой служит грязь, наросшая на пергаменте. Я взял пергамент, осторожно обмыл его теплой водой, затем положил на железную сковороду, повернув книзу той стороной, где был изображен череп, и поставил сковороду на пылающие уголья. Через несколько минут, когда сковорода накалилась, я вынул пергамент и с невыразимой радостью увидел, что в нескольких местах на нем появились какие-то знаки и цифры, расположенные строкой. Я снова положил пергамент на сковороду и подержал еще с минуту над огнем. Тогда надпись выступила целиком, — сейчас я вам ее покажу.
Тут Легран нагрел пергамент и дал его мне. Между черепом и козленком, грубо выведенные красными чернилами, стояли следующие знаки:
53##+305))6*;4826)4#)4#);806*;48
+8 ||60))85;;]8*;:#*8+83(88)5*+46
(;88*96*?;8)*#(;485);5*+2:*#(;4956
