и поток горячей воды плеснул в лицо. Сброшенная сахарница осыпала, как снегом, сладкой крупой. Руки скользили по полу в зловонной луже. А голоса под черепом не унимались.
«Идиотка, мать её».
«Хер поганый, импотент конченный».
«Крыса долбанная».
«К маме! Уеду к маме. Пусть сам тут вошкается. Ой, мамочка!»
Пойманный в ловушку бессилия, Андрей упал на спину. Осколки посуды больно впились в правый бок. На мгновение взгляд прояснился. Кухня, привычная и маленькая, будто раздвинулась, разрослась в целую вселенную. А вокруг центра этого мироздания, вращались огромные прозрачные дуги астролябии, отмеряющие жизнь, смерть и минуты сущего. Круги с черточками делений, стрелки, указывающие непонятные направления, дуги с непонятными символами. И центр этого всего — он сам. Гвоздь, на котором держится мир. Созерцающий, как детали механизма неспешно проворачиваются вокруг самих себя.
Видение оборвалось. Кухня, перекрашенная рассветом в апельсиновую корочку, снова сжалась до нормального размера. Кислый запах бил в ноздри. На ладонях застыла грязная пленка, шелушащаяся и противная. Андрей поднялся и, держась за стенку, с трудом добрел до ванны. Сбросил одежду прямо на пол, включил душ и встал под обжигающие струи.
Придя в себя, Андрей прибрался на разгромленной кухне, поставил на плиту кофейник и попытался вспомнить события этой ночи, стыдясь выковыривать из памяти обрывки смутных образов. Не понимая, что произошло, то подозревая себя смертельно больным, то подозревая в отравлении съеденную за ужином рыбу.
«Где мама?» — неожиданно спрашивает детский голосок за лобной костью.
Кофе сбежал, шипя растекся по плите. Но Андрею было всё равно.
«Надо к терапевту записаться, опять бессонница. Пусть таблеток выпишет, тех зеленых, по рецепту», — дребезжало старушечье карканье.
«Ненавижу будильник», — хрипел бас.
Голоса один за другим появлялись в голове и так же исчезали. Кричали, спорили, говорили о непонятных вещах. Спутанные и сбивчивые. Как обрывки телеграмм на взорвавшейся почте.
Проваливаясь в них, и раз за разом выныривая как пловец на гребне волны, Андрей начал различать отдельные голоса. А следом пришло узнавание. Вот тетя Валя с первого этажа считает оставшиеся до пенсии деньги. Это Вадик из соседнего подъезда, комментирует утреннюю передачу по телевизору. А томный, с хрипотцой голос — Галка из квартиры напротив. Думает о новом хахале.
Не выдержав, Андрей бросился к входной двери. Схватил куртку, впихнул ноги в новые кеды, смяв задники. Кубарем скатился по лестнице. Задыхаясь, не обращая внимания на лужи, побежал в сторону парка.
Гвалт в голове не унимался. Но теперь звучали другие голоса, незнакомые. Целый хор, шепчущий наперебой. Их слова не складывались в осмысленные фразы, рассыпаясь, как разбитый хрустальный бокал.
Первые сто метров в парке Андрей пробежал не останавливаясь. Только за поворотом аллеи, когда стихли все посторонние слова в голове, рухнул на лавочку. Задышал, разевая рот, как пойманная рыба. Закашлялся, сплевывая горькую слюну. Стало чуть легче. Улеглась паника, подгонявшая всё это время шпорами страха.
— Спокойно. Спокойно, дружище. Это просто померещилось. Наверное, действительно траванулся чем-то, — Андрей, не в силах сдерживаться, успокаивал сам себя вслух, — Это галлюцинации. Самые обычные глюки. Чем там травились в средние века, что видели ангелов? Спорыньей? Вот и я, кажется, этим самым. Нажрался, а теперь брежу. Держаться! Сейчас полегчает, пойти домой, выпить угольных, воды побольше, даже лучше чая, чтобы выводилось быстрее. Лечь спать. Оно пройдет, точно, на завтра буду как новенький.
Мимо проходил старик в шляпе. На длинном поводке — молодой эрдельтерьер. Собака подбежала к Андрею, махнула хвостом, обнюхала мокрые кеды. Эй, человек, может, поиграем? — светится в умных глазах.
Старик дернул поводок. Взгляд безразлично скользнул мимо сидящего на скамейке молодого человека.
«Наркоманьё», — прогудел в голове Андрея голос, — «Уже и до парка добрались. К стенке всех. К стенке! По пуле каждому!»
— А рука поднимется? — от неожиданности, Андрей вслух спросил у голоса.
— Поднимется! — резко выкрикнул ему старик, подтягивая к себе собаку, — Лично бы вас всех расстрелял, гадов!
Догадка обжигала, не давала себя ухватить, вырывалась.
— К стенке! Всех!
Старик не унимался. Сорвался на визг. Дребезжащий звук ударил по ушам. И одновременно тот же голос таранил череп изнутри. Одним и теми же словами.
Раскаленная ненависть жгла мозг тысячей игл. Невыносимо! Андрей вскочил и, не разбирая дороги, бросился бежать, между деревьев, неловко размахивая руками, поскальзываясь на мокрой листве. Прочь! Прочь! Позади многоголосым тысячеглавым орущим чудовищем стоял город, непрерывно орущий бессмысленные слова.
Дорожки закончились. Парк перешел в запущенный лес, где летом так хорошо было гулять со Светкой. Не сбавляя скорости. Андрей всё бежал и бежал. Цеплялся одеждой за ветки, падал на скользких спусках, впивался пальцами в раскисшую глину. Лишь бы скрыться от воющих голосов.
Под старым дубом Андрей споткнулся о морщинистый корень и рухнул на багровые листья. Желудок взбунтовался, и его стошнило горькой вонючей желчью. Сплевывая желтую слюну, он вдруг услышал тишину. Голоса ушли, оставив в одиночестве. Медленно, как сомнамбула, Андрей сел. Привалился спиной к бугристому стволу. Вытащил мятую пачку и закурил.
Только к вечеру, когда закончились сигареты, а сам окончательно замерз, Андрей решился вернуться в город. Грязный, с безумным взглядом, мусором, застрявшим в волосах, расцарапанным лицом, вздрагивая от каждого шороха, пробирался по темным улицам. Голоса не возвращались, но их смутная тень заставляет дрожать колени. Не решившись зайти домой, он пошел в то единственное место, где была смутная надежда на помощь.
— Господи!
Хельга зажала рот ладонями.
— Что с тобой?
Она сама сорвала с неожиданного гостя одежду в заскорузлой корке грязи. Затолкала под душ, открутив кран почти до кипятка. Стоя под обжигающими струями, Андрей, наконец, начинает приходить в себя.
Чистый, накормленный, в махровом женском халате на голое тело, Андрей сидел на маленькой кухне среди вечного бардака и пил мутный, пахнущий травами чай. Хельга сидела напротив, смотря с тревогой и удивлением. Она явно не ожидала такой выходки от правильного до зевоты друга.
— Рассказывай, что за безобразие ты учудил?
— Хель, мне кажется, я спятил…
— Ничего нового, дорогой. Все мы не в своем уме. Белые кролики тебе не мерещатся?
— Ты не понимаешь! Это кошмар! Я всё время их слышу! Как голову сунул в улей. Я думать не могу! Как дебил, только ногами дрыгаю. Не могу!
Хельга с размаху закатила Андрею пощечину.
— Тряпка! Прекрати истерику. Визжишь как резаная свинья.
Посчитав, что одной оплеухи будет мало, она плеснула прямо в лицо чаем из кружки. Пока Андрей, опешивший от неожиданности, беззвучно шлепал губами, швырнула в него полотенце.
— Вытрись. Успокойся и рассказывай по порядку.
Медленно, запинаясь и внезапно начав заикаться, Андрей рассказывал всё с самого
