Возможно, она поняла, что наговорила лишнего.
Но она не извинилась, просто вышел небольшой конфуз – хотя извинения тоже пришлись бы ни к месту.
Я их не заслужила.
– Наверное, нам пора вернуться в класс, – сказала я.
Я совсем не хотела ей помогать и разряжать атмосферу, просто, посмотрев на время, поняла, что нам нужно возвращаться. Нам придётся бежать по лестнице.
– Да, – кивнула Сендзёгахара-сан. – Не буду тебя заставлять, но действовать в одиночку точно не стоит. А от тебя можно ожидать чего угодно. Если не хочешь создавать проблем Арараги-куну, то возьми меня с собой, хотя помощница из меня никакая. По крайней мере, умрём вместе.
Сендзёгахара-сан шла к зданию школы, беззаботно бросаясь всеми этими глупостями. Хоть она и «реабилитировалась», все равно не смогла полностью вернуться в норму.
Ладно.
Честно говоря, Сендзёгахара-сан не столько реабилитировалась, сколько просто стала милее. Особенно рядом с Арараги-куном.
Арараги-кун знает только Сендзёгахару-сан, которую видит собственными глазами, так что пройдет какое-то время, прежде чем он все поймет.
И я не спешу ему рассказывать.
Итак, мы вместе вернулись в класс. Думали, что опаздываем к началу классного часа, но с этим всё было в порядке.
Ну, не совсем.
Хосина, наш классный руководитель, уже пришел.
Он должен был начать урок, но все ребята стояли у окон и глазели на что-то на улице.
Что случилось?
На что они смотрят?
– Ох… – выдохнула Сендзёгахара-сан.
Она была несколько выше меня, так что заметила это раньше – когда я поняла, что все на что-то смотрят, она уже сняла туфли и забралась на стул.
А по внешности и не скажешь, что она такая активная.
Я же протиснулась сквозь одноклассников и подошла к окну.
И мгновенно поняла, на что они смотрят.
– Пожар.
Я застыла от изумления.
Я начала говорить сама с собой – я редко делаю это вне дома.
Я следила за пылающим пламенем, оно было очень далеко и казалось искоркой, но его рев было слышно даже здесь.
Я сказала:
– Мой дом горит.
Я назвала этот дом моим домом.
006
Я не знала двух вещей.
Во-первых, что могу увидеть дом, в котором я жила, из окна класса. Дело было не в том, что я никогда не смотрела из окна.
Почему я не видела его?
Почему я его не замечала?
Конечно, я видела его, но не узнавала сознательно – по сути, это было явление, обратное принципу «попробовав раз, ем и сейчас».
Думаю, я самолично вытолкнула дом из своего сознания.
Во-вторых, я не знала, что могу так сильно переживать, смотря на свой горящий дом.
Мой разум опустел.
Это был ужасный удар.
Арараги-кун считает, что я отлично могу контролировать себя – но как и у других людей, у меня бывают разрушительные импульсы. С тех пор, как мы пережили ту кошмарную Золотую Неделю, он верил в мою человечность изо всех сил – или нет, наверное, он просто забывал о проблеме. Внесу ясность: я сама тысячу раз мечтала, чтобы «дом вроде этого» просто исчез.
Но я никогда не думала, что он в самом деле исчезнет.
Или что я испытаю такое чувство потери.
Это была не привязанность.
Я никогда даже не думала об этом месте как о доме – я могла случайно так его назвать, но это лишь заблуждение.
Однако когда-то к этому заблуждению были привязаны чувства.
Это хорошо?
Я заблуждалась.
Да, именно так.
Или это плохо?
Можно было решить и так и эдак, но выбирать уже было поздно.
Всё-таки я его лишилась.
Дома, в котором я провела пятнадцать лет, я лишилась навсегда.
Забыв о том, что я и так опоздала, я попросила разрешения у Хосины уйти пораньше. Конечно, он разрешил, и я побежала домой. Я не Канбару-сан, поэтому прибыла к дому уже после пожарных машин и собравшихся зевак.
Пожар был потушен.
И всё исчезло.
Забыв о соседних домах, пожар обратил дом в пепел, не оставив ничего.
Единственных лучом надежды была лишь большая пожарная страховка.
Неприятно, но это было самым важным.
Стоп, это неправильно.
Самым важным было наше здоровье – но, на первый взгляд, беспокоиться было не о чем. Я была в школе, и крайне маловероятно, что «двое других», которых я должна называть родителями, вернулись утром домой.
Мы трое никто не считали это место домом.
Это было место, а не дом.
Но тут я вспомнила про Румбу и отдала последние почести автоматическому пылесосу, будившему меня каждое утро.
Я скорбела о нём больше, чем о доме.
Забудем про Румбу. Сгорело много вещей, сгорело вообще все, но, поскольку я была всего лишь школьницей, у меня не было ничего ценного, так что насчёт этого не стоило беспокоиться.
Хотя вся моя одежда тоже сгорела.
Те, кого я должна называть матерью и отцом, подумают точно так же – они, наверное, тоже не держали в доме ничего важного.
Они оставляли важные для них вещи на работе.
Так мне кажется.
Этот дом не был хранилищем важных вещей.
Они были бы осквернены.
Ладно, о многом я не знала – и многое осознала только после пожара.
Хотя я и не встречалась с мошенником, Кайки Дейшу, думаю, он назвал бы это заслуженным уроком.
Не знаю.
Мне плевать.
Неважно, переживала я или нет – теперь мне придется жить на улице.
У меня было много мест, куда я ходила по выходным (не потому, что хотела там побывать, а потому, что не хотела сидеть дома), но сейчас было бы хорошо найти крышу над головой на ночь. Но пожар заставил семью Ханекава провести между собой беседу.
Беседу?
Ни в одной нормальной семье это беседой не назовут.
Это не семейное собрание, не диалог.
Мы обменивались мнениями.
Естественно, из-за пожара возникло множество неудобных формальностей. Но сейчас никто не знал даже причину пожара. Рассматривалась даже вероятность поджога, и ребёнок, вроде меня, с этим ничего поделать не мог. Так что сегодня мы обсуждали главный вопрос – «где нам спать».
У нас не было родственников, на которых мы могли бы положиться, так что без лишних разговоров решено было направиться в отель – но это само по себе было проблемой для семьи Ханекава.
Самой большой, или, можно сказать, единственной проблемой.
Мы не спали вместе в одной комнате уже черт знает сколько времени.
Я спала в коридоре, а у этих мужа и жены были раздельные спальни. Комната в отеле стоит недешево, а если нам понадобится еще пара комнат…
– Со мной всё будет в порядке. Я поживу у друга, – не дожидаясь конца дискуссии, сказала я. – Это хороший шанс для вас двоих побыть наедине, вы же пара.
Я понимала, что делаю это не из принципа, а из-за своих настоящих чувств, вызванных моей ужасной бесчеловечностью – во время Золотой Недели я поняла, что со мной не так.
