наемными воинами, нечто вроде старинных швейцарцев, решавших все соседние междоусобия. Но вовсе они не особая модель, для этого им явно не хватало ума, а обычное серийное производство. Крысы бешеные, обыкновенные. Младшие специалисты. И этот бей вывалил со всей этой вооруженной толпой мне навстречу, когда я к нему приехал.
Мои цыгане как-то сразу побледнели, пожухли и стали бормотать извинения. Мол, ошиблись адресом. Я же, тут же, без предисловий, пресекая всякую фамильярность на наш счет, открыл стрельбу из револьверов с двух рук по-македонски. Ответный удар наноси с самого начала. Особенно когда имеешь дело с численно превосходящим количеством противников. Иными словами, быстрый выстрел — и сразу переходишь к следующему. Даже особо целиться не нужно.
Раз, два, три, четыре, пять — вышел зайчик погулять. Хлоп, шлеп, хлоп, шлеп, хлоп — игра окончена! Албанцы рухнули с непостижимой быстротой, словно поспорили с кем-то на миллион долларов, что смогут пробить лицом дырку в земле.
Затем я добил подранков шашкой, а потом занялся оформление бумаг с хозяином.
— Давайте не будем устраивать долгой дискуссии относительно прав наследования вашего имущества, — предложил я владельцу поместья. — Взявшие меч — от меча и погибнут!
Резко поумневший турок, в приливе щедрости, воспринял серные рудники как свой шанс на искупление. Я поступил с ним и его семьей, можно сказать, исключительно милосердно, учитывая все обстоятельства. Великодушно. Деликатно. Можно даже сказать, нежно.
Как бы там ни было, общий результат получился великолепен. Этот случай значительно поубавил спеси остальному мусульманскому населению. Судьба не любит непокорных…
К концу марта местные проказники-турки уже боялись меня больше, чем русского царя или турецкого султана. Те-то далеко, а я — рядом. Я тут собственный царь и бог в одном флаконе. Внушающий благоговейный трепет. Меня стали называть не иначе как Шайтан-паша. Говорили, что меня пуля не берет. Возможно, только серебряной нужно пробовать. И конечно, опять потоком повалили жалобы и кляузы. С восточными красотами слога.
Но наша войсковая канцелярия на все в штаб бодро отвечала. В фривольном стиле. Что все дело в Килич-Арслане. Это турки между собой разбираются, а мы — казаки, люди мирные просто зимуем на турецкой территории и в местные дрязги не вмешиваемся. С нас все взятки гладки. Не в чем попрекнуть. Чисты мы, аки младенцы. В сущности, все и кончалось подобными формальностями.
Передали нам официальное письмо и для Килич-Арслана. На которое я ответил. Мол, так и так уважаемые урусы. Я думал мы союзники и если в результате войны я не сяду на престол моих великих предков в Стамбуле, то по крайне мере займу в Османской империи достойное положение.
К примеру, главного паши Румелии. Но при заключении мира меня никто не спрашивал, мои интересы учтены не были. Какие теперь претензии? Вы меня кинули, так что «звиняйте бананов для вас нема». Я теперь сам по себе. Так что, по какому праву мне дают советы?
Признаться, мне было приятно инкогнито щелкнуть по носу, высоких царских чиновников. Перед которыми трепетал сам Наказной Атаман Всевеликого Войска Донского Кутейников. А что? Могу себе позволить.
Килич-Арслан — просто удобная маска, которая мной создавалась исключительно на время турецкой войны. Чтобы сваливать на него всю грязь, а самому оставаться чистеньким. Теперь же Килич — Арслан должен был в ближайшее время «самоликвидироваться». И тогда ищи его — свищи. В общем, Бог не выдаст, свинья не съест.
Глава 23
Так я продолжал резвиться в крае под лозунгом: «Страх дело великое». При этом приходилось держать в уме, что с первым же выстрелом появившихся частей турецкой армии, этот страх исчезнет, и все мусульмане, и мирные, и немирные, и даже женщины мусульманские встанут на нас поголовно.
Так как для последователя Пророка напоминание при каждом его дыхании, что он раб гяура, готовит почву для фанатизма. И только клинки и штыки, их нещадное применение, могут содержать эту страну в повиновении. Подобная система уже не раз доказала свою действенность.
В общем, «лежачим камнем» меня в этот период назвать было нельзя. Впрочем, я никогда не видел особых преимуществ в том, чтобы «прорасти мхом».
Весна 1830 года выдалась ранней. Уже в начале марта снег повсюду растаял, реки стали полноводными, стали просыхать дороги, а земля быстро покрывалась нежной зеленью. Весна принесла дожди.
В апреле наш полк двинулся дальше на север. В Добруджу. Долг есть долг. Оставляемые нами на произвол турок болгары смотрели нам вслед недобрыми лицами. Действительно, как-то неудобно получилось. Пришли освобождать, всех взбаламутили, а теперь забиваемся в кусты. Зачем воевали? Стамбул не взяли, Болгарию не присоединили, даже будущая Румыния осталось за турком. Весь корень зла остался нетронутым. Размах на рубль, а итоговый результат и копейки не стоит.
Кого мы освободили? Лягушек в дельте Дуная? Если мы так будем шарахаться из крайности в крайность, то нас будут воспринимать за деревенских дурачков. Все это не серьезно.
Моя самодеятельность имела некоторые последствия. Во-первых, нас без передышки в Добрудже убрали сразу на коренную русскую территорию. 21 апреля наш полк выступил в поход в Бессарабскую область, для занятия пограничной стражи по реке Прут. Здесь мы под серьезным присмотром, так что больше никто жаловаться на нас не будет. Да и хлеб свой будем есть не просто так.
Во-вторых, в мае пришло официальное письмо для Килич-Арслана. Чтобы приструнить разбушевавшегося турка, начальство поступило парадоксально. Компромисс — вот истинная государственная мудрость.
Инородцу предлагалась перейти в русское подданство, за это ему жаловался княжеский титул и поместье. Заинтересовавшись этим обстоятельством я взял отгулы, загримировался под турка и рачительно съездил в Измаил. А что там ездить? Вскочил на коня, пустил его наметом и вся недолга.
В городе я, приняв целомудренный вид, смотался в канцелярию военного ведомства где и предъявил полученное письмо. Мой моральный облик в этот момент украсил бы любого церковного старосту. И я смазал чиновничьи ручки, как у нас всегда в России делается для скорости решения дел.
Через день мне выдали паспорт на имя Кирилла Ивановича Долгорукого-Балканского, грамоту на княжеский титул и документы на поместье в Тамбовской губернии. На 57 крестьянских душ. Вот Вам и аристократические корни и старый господский дом с канделябрами! Душа прямо пела от от одной только этой мысли и тело становилось легким-легким.
Кроме того, мне настоятельно рекомендовали перейти в православие, тогда царские милости продолжатся. Высокий штиль. Сердце затрепетало пойманной бабочкой в груди, но я взял себя в руки.
Поблагодарив за
