– Неважно, – отрезал Иуда. – Просто отлично, что вы сообщили мне эту новость, теперь я надолго обеспечен хорошим настроением! Однако больше ничем помочь не могу.
Калашников почувствовал реальное бессилие – на этого человека никак нельзя воздействовать угрозами или давлением. В полицейском участке на Земле работалось не в пример легче. Он слыл виртуозом интеллектуальных допросов, вытягивая из арестованного информацию по крупицам. Но здесь собеседник превосходит его умом.
– Зря вы так. Если согласитесь сотрудничать, я попытаюсь изменить условия вашего содержания, – в отчаянии он понес откровенную чушь. – Разве вам тут не надоело?
– О, конечно! – издевательски заржал тринадцатый. – Рядовой мент из Учреждения запросто изменит режим моего содержания, который установлен по личному соглашению между Шефом и Голосом. И чем вы мне поможете… мальчик? Дадите еще одну дополнительную комнату? Может быть, устроим игру в стиле Клариссы и доктора Лектера – вы добьетесь, чтобы мне разрешили рисовать в камере или типа того? Вам НЕЧЕМ меня заинтересовать. Скажу откровенно: я имею личную заинтересованность в том, чтобы убийства в городе продолжались. Но вы успокойтесь – ждать осталось недолго.
– Чего? – отбросив приличия, взревел Калашников. – Чего ждать?
– Не волнуйтесь, – с улыбкой фокусника повторил Иуда. – Очень скоро вы это поймете. Если бы вы умели мыслить логично, то не пытались соблазнять меня «условиями содержания». После того как со мной ТАК поступили, должен ли я помогать ловить тех, кто доставляет неприятности одному из двух моих главных мучителей? Ваши проблемы меня попросту забавляют. А у меня здесь так мало забав…
Калашников окончательно понял, что ему ничего не светит. Он потерял время впустую, если не считать информацию об исчезнувшем Евангелии. Ему, пожалуй, следует сухо откланяться и уйти, но, глядя на самодовольного тринадцатого, он чувствовал, как его самообладание куда-то исчезает. Надо хоть чем-то поддеть на прощание эту сволочь.
– Ну да… Вы, как и все остальные, считаете, что вас наказали несправедливо, – прошипел Алексей. – Подумаешь, что-то продали? Право, такая мелочь…
– Да. Можете себе представить, я недоволен, – улыбка Иуды поблекла. – Почему в итоге досталось лишь мне? За что я уже две тысячи лет сижу в одиночке? Куда угодно, где угодно – но только не здесь! Вы знаете, что это такое – годами разговаривать только с самим собой? Пройдет сто тысяч, миллион лет – а я буду сидеть здесь в четырех стенах. Как будто другие меньше виновны! Но вы видели тут Пилата? Ну? И где же он?
– Пилат приговорен к вечной жизни – вам это известно не хуже меня, – вздохнул Калашников. – Как и то, что Понтий уже больше тысячи раз хотел совершить самоубийство всеми известными способами, включая последнюю попытку взорвать себя, обвязавшись динамитом. И что? Дело было в Иерусалиме – его посчитали арабским террористом. Теперь находится в тюрьме, получил пожизненное заключение. Пожизненное! Вы хотя бы чуть-чуть представляете, сколько еще ему осталось сидеть?
– Ну и что? – не сдавался Иуда. – Главное, что все эти годы он провел среди людей – дрался, спорил, любил, ненавидел. Я тут ОДИН. Никто не хочет говорить со мной. Продукты материализуются у меня в комнате из воздуха, точно так же – газеты и видеокассеты. Если охрана хочет со мной пообщаться, я слышу их инструкции через панель громкой связи. Может быть, ОН простил бы меня, если бы смог услышать лично, – я все бы ему объяснил. Но меня к НЕМУ не пускают.
– А что бы вы ЕМУ сказали? – на этот раз садистская улыбка появилась уже на губах Калашникова. – Что вам просто до зарезу были нужны тридцать динариев?
– Нет, ну это просто невыносимо! – тринадцатый вскочил со стула, который мягко повалился на персидский ковер. – Какие на фиг ТРИДЦАТЬ динариев? Я сдал ЕГО за двести семьдесят, слышите? А то, что типа кошелек после подбросили в покои иудейского первосвященника Каифы, – так это я ему сдачу вернул, как честный человек. Он мне выплатил три сотни монет наличными, а у меня в тот момент сдачи не нашлось – вот я потом тридцатку серебром и занес, как обещал. Сколько можно уже опровергать эту клевету? Подумать только! Не история у нас, а сплошная желтая пресса!
Алексея весьма порадовало возмущение Иуды. Он достиг своего, выведя его из равновесия! Однако, глянув на наручный хронометр, увидел, что они говорят уже час. Результатов не будет – ему пора идти, чтобы зря не терять времени. Возможно, Шефу что-то известно об этом Евангелии. Или, по крайней мере, он знает, где его достать.
– В любом случае вы как-то мало взяли, – заметил он, поднимаясь и глядя на нервно мечущегося по комнате Иуду. – Продешевили, в общем, я бы так сказал.
– И я так считаю! – не поняв иронии, перешел на крик тринадцатый. – Ведь я хотел пятьсот! А эта сволочь Каифа стал прибедняться, как актер, картинно так полез по карманам, начал мелочь считать, жаловаться, что римляне в последнее время зарплату задерживают… Плакался, что на базаре все подорожало – сестерций-то падает, а доносчики уже давно требуют гонорары повысить. В общем, пришлось согласиться.
«К нам бы его, – мечтательно подумал Калашников. – В котел с новым режимом кипячения в туристическом квартале. Живет тут, как в „Астории“, на всем готовом, и еще недоволен – скучно ему в одиночестве, видите ли. Выкаблучивается, тварь».
– Хорошо. Вы хотите увидеться с НИМ? – внезапно сменил тактику Алексей. – Расскажите мне подробно про то, что содержится в Книге, и я поговорю с Шефом, чтобы он передал вашу просьбу Голосу. Как знать, может быть, ОН и примет вас.
– О, надо же – ставки повышаются! – злобно окрысился Иуда. – Но только вот что, мой дорогой друг… Я уже давно знаю цену подобным обещаниям. Мне придется вас разочаровать – диктовать тут условия буду я, а не вы. Мы сделаем так – сначала вы поговорите об этом с Шефом. И если Голос согласится принять меня хотя бы на двадцать минут, тогда я действительно расскажу вам все что угодно – и даже больше. Если нет – то желаю удач в вашем зашедшем в тупик расследовании. Это мое последнее слово.
Воздух за спиной Алексея начал колебаться, делаясь расплывчатым и зыбким. Стена стала исчезать – вдали проступили отчетливые контуры охранников тринадцатого, «черного» и «белого». Согласно инструкции, оба заранее надели темные очки.
– Вам пора, – тихо сказал Иуда и отвернулся. – Наша беседа закончена.
Не отрывая глаз от длинноволосой фигуры в пиджаке от «Армани», Алексей, пятясь, сделал несколько шагов назад. Неожиданно он вспомнил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
