— Вы похожи на Лаокоона, профессор, — заметил я, наводя на него объектив. — Наши читатели, несомненно, будут сравнивать ваш поединок с известной скульптурной группой.
— Прекратите ваши шутки!.. — прохрипел Саади, тщетно силясь освободиться. — Лучше придумайте что-нибудь!
— А что? Мы же договорились не применять оружие. Снять медузу голыми руками невозможно… Послушайте, Набиль, вы меня хорошо видите?
— Вижу, — угрюмо отозвался Саади. — Немного расплывчато, но вижу…
— Ну так и пусть себе висит. А мы пойдём дальше. Думаю, через полчаса медуза убедится в «вашей полной несъедобности» и отстанет. Потерпите, Абу-Фейсал, зато сохраним медузе жизнь…
Абу-Фейсал не захотел терпеть. Он сжал кулак, из рукава выдвинулся бластер и увяз в полупрозрачном желе. Полыхнула вспышка, и во все стороны брызнули обугленные студенистые куски.
Анализируя поведение профессора в этих эпизодах, я пришёл к выводу, что Набиль Саади куда жёстче, нежели может показаться с виду. Его экспансивная манера держаться в сочетании с определённой скрытностью и научным фанатизмом могли дать грозную смесь.
Чем больше я размышлял об участниках Тринадцатой гиперкосмической, тем меньше верил в то, что преступление совершила жена Бурцена или Тоцци, до сих пор возглавлявшие мой «список подозреваемых». Они вряд ли были способны разработать детальный план убийства, рассчитать время, подготовить техническую часть и не колеблясь осуществить замысел, а после этого уверенно и умело отрицать свою причастность к происшествию.
Взять хотя бы гиперграмму Елены Бурцен. Разве это признание вины, как показалось вначале? Женщина могла передумать, простить покойного мужа, разрешить воспользоваться семейными архивами. Нет, преступление мог совершить только жестокий, умный, двуличный человек, обладающий недюжинной силой и решительностью. Тут требовался холодный расчёт, а не всплеск эмоций.
Масграйв? В принципе, он мог осуществить задуманное преступление. Он категоричен, твёрд, стремится во всех вопросах настоять на своём. Пусть даже Масграйв в немалой степени «фанатик от дисциплины», но мог ли такой человек, независимо от обстоятельств, сам пойти на нарушение закона в экспедиции, на самое страшное преступление? Маловероятно.
Не выдерживает анализа и версия о его преступной халатности. Даже если Масграйв допустил оплошность, которая привела к трагедии, и не признался (что, впрочем, противоречит прямоте его характера), то от комиссии, занимавшейся этим делом целый год и даже вылетавшей на Мегеру, скрыть какую-либо техническую накладку было бы крайне трудно. Собственно, эксперты разбирали два предположения: о технической неисправности и возможности присутствия внешнего, мегерианского фактора. Первую версию они сочли необоснованной, и нет причин сомневаться в компетентности комиссии.
Что же остаётся? Та же гипотеза о хищном парапсихологическом существе, которое вынудило учёных отключить силовое поле и уничтожило их. И ещё — Набиль Саади.
Версия о том, что преступление совершилось не без участия Саади, легко впитывала в себя новые мотивировки. Каждый дополнительный штрих увязывался с этим предположением, не вызывая противоречий. Оставалось только смотреть и ждать.
Заканчивались предпоследние сутки нашего пребывания на Мегере. И тут заколебалась, отклонилась от нуля стрелка психоиндикатора. Первый порыв — выпрыгнуть из кэба и немедленно идти на источник пси-волн — Саади сдержал.
— Источник слабый, — сказал он, — если там действительно живое существо, неизвестно ещё, как оно поведёт себя. Надо взять три-четыре пеленга с разных точек, определить точное местонахождение источника и немедленно вернуться на базу. А там уж ещё раз проверим оборудование, защиту и согласуем план дальнейших действий.
Я не стал спорить с контактологом. Взяли четыре пеленга и установили, что пси-излучения идут из озера. Источник практически не перемещался. Я спокойно довёл кэб до форстанции и перед тем, как загнать его в шлюз, ещё раз хорошенько обдумал ситуацию.
Завтра мы отправимся к озеру, отыщем источник пси-волн, и тайна Мегеры будет раскрыта. Чем это обернётся для Саади? Если в озере обнаружится загадочный Разум и Саади вступит с ним в контакт, то он смело может становиться в шеренгу гениев рядом с Архимедом, Ньютоном, Эйнштейном… Если же определят в пси-волнениях озера чисто физический феномен или, скажем, примитивное животное, развившее в себе телепатический орган, тогда планы Саади добыть на Мегере подтверждение своей учёной доктрины лопнут, как мыльный пузырь. Не повторяется ли сейчас история, которая произошла восемнадцать лет назад и которая так трагически закончилась для оппонента Саади — космоэколога Бурцена? Почему же не допустить, что в схожей ситуации произойдёт аналогичная развязка?
А не значит ли это, что под личиной профессорской вальяжности скрывается преступник? Тогда и с репортёром Санкиным тоже произойдёт «несчастный случай»? И ещё один свидетель исчезнет. Конечно, по вине зловредного неуловимого внеземного интеллекта. По крайней мере, так будет утверждать перед очередной комиссией профессор Набиль Саади. Несомненно, интерес к его теории возрастёт во всех научных кругах. Мнению очевидцев и «участвовавших лично» верят многие. И не для этого ли напросился Саади в мои напарники? Если он убил Бурцена, чтобы помешать установить истину, что помешает ему снова подыграть собственному научному честолюбию? Каким образом? Совершив ещё одно убийство. Круг замкнулся…
Да, если и вправду дело обстоит так, становится понятным, почему сегодня Набиль не пошёл к озеру. Преступление надо подготовить и не оставить никаких улик. А может, преступление уже готовится? Сама ли по себе задрожала стрелка психоиндикатора или с помощью Саади?
В любом случае, решил я, завтра нужно быть готовым ко всему. Я ещё раз проверил снаряжение. Потом ввёл информацию в резервный форстанционный спутник гиперсвязи. Вызвал кибера и приказал ему запустить флашер ровно в двадцать ноль-ноль по местному времени. Если я вернусь, успею отменить экстренное сообщение. Затем я принял ледяной душ, выпил чашку обжигающего шоколада и впервые за последние дни заснул нормальным глубоким сном.
Ком полупрозрачных мышц брызнул мелкими обугленными кусками, беззвучно погибая под ударом огненного луча. Все мегерианские хищники почувствовали, что на планете появился новый, более совершенный, нежели они, зверь, и отметили про себя, что на двуногое прямоходящее существо охотиться нельзя. Теперь медузы пропускали людей, стараясь ничем не выказать своего присутствия. Но не это было главным для медуз. Какая-то непонятная тревожная волна врывалась в их мыслящие органы, заставляла забывать о голоде, об инстинкте самосохранения. И волна эта шла от озера, которое уже поднялось до самых краёв котлована.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
