Когда я встретился с Осано в его номере в отеле Беверли-Хиллз, он выглядел просто бешеным от злости, таким я его никогда не видел. Кинопромышленность, считал он, обошлась с ним как с куском дерьма. Они что, не знают, что он всемирно известный писатель, любимец литературных критиков от Лондона до Нью-Дели, от Москвы до Сиднея? Книги его изданы на тридцати языках, включая разновидности славянского. Он, правда, оставил в стороне тот факт, что, по какой-то странной причине, когда по его книге ставился фильм, он неизбежно проваливался.
И другие вещи также выводили из себя Осано. Его эго не могло вынести, чтобы режиссер фильма был более важной фигурой, чем писатель. Когда Осано попытался получить для своей подружки небольшую роль, ему это не удалось и это его взбесило. И взбесило еще больше, когда он узнал, что оператор и актер, играющий в эпизоде, всунули-таки своих подружек в фильм. Сраный оператор и паршивый эпизодический актеришка имели, выходит, большую пробивную силу, чем он, великий Осано. Я надеялся, что мне все же удастся посадить его на самолет прежде, чем он полностью остервенеет и начнет разносить на кусочки студию, и попадет в тюрягу. А до самолета, вылетающего следующим утром, нам предстояло еще провести в Эл-Эй весь день и всю ночь. Чтобы немного отвлечь его, я решил зайти вместе с ним к его литагенту по западному побережью, весьма знающему парню, у которого было много клиентов из шоу-бизнеса. А еще у него были самые хорошенькие подружки, каких я только встречал. Звали его Доран Радд.
Доран сделал все, что мог, но, раз уж пришла беда — отворяй ворота.
— Вам нужно выбраться куда-нибудь, — сказал Доран, — чуть-чуть отдохнуть. Хороший обед в компании с прелестной собеседницей, легкий транквилизатор, чтобы вы смогли заснуть.
С женщинами Доран был просто обворожителен. Но в компании мужчин к женщинам как к классу он относился презрительно.
Ну что ж, прежде чем сказать свое «о’кей», Осано должен был поучаствовать в небольшом представлении. Он ведь все-таки знаменитый писатель, будущий лауреат Нобелевской премии по литературе, и не хотел, чтобы с ним обращались как с каким-нибудь мальчишкой. Агенту, однако, приходилось находить подружек для больших людей вроде Осано и раньше. Доран Радд оказывал подобные услуги и государственному секретарю, и Президенту, и крупнейшему евангелисту в Америке, приведшему миллионы верующих в Святой Храм, и который, по словам Дорана был самым злостным ебарем во всем свете.
Наблюдать за тем, как нежно агент поглаживает взъерошенное самолюбие Осано, было одно удовольствие. Это вам не вегасские операции, где девушек подавали вам в номер, словно пиццу. Это был класс.
— У меня есть по-настоящему интеллигентная девушка, она просто жутко хочет с вами познакомиться. Она читала все ваши книги. Она считает вас величайшим писателем Америки. Без балды. Не какая-нибудь там восходящая звезда, а выпускница Калифорнийского университета, и у нее степень по психологии; иногда она снимается в небольших ролях в кино, так что у нее есть связи, которые могут быть полезны для вашего сценария. Девушка как раз для вас.
Конечно, Осано все понял. Он знал, что все это разыгрывалось ради него, и что в итоге он получит как раз то, что ему нужно. Поэтому когда Доран снял трубку, Осано не удержался и спросил:
— Все это очень хорошо, но трахнуть-то ее можно будет?
Агент уже набирал номер карандашом с золотым наконечником.
— С вероятностью девяносто процентов, — ответил он.
Осано быстро спросил:
— Откуда эти цифры?
Он всегда так спрашивал, когда кто-нибудь обрушивал на него статистику. Статистику он ненавидел. Даже пришел к убеждению, что «Нью-Йорк Таймс» берет цифры о ценах на фондовой бирже с потолка, и только из-за того, что цена одной из его акций 1ВМ была указана 295 и, когда он попытался продать ее, то получил только 290.
Дорана это ошарашило. Он перестал набирать номер.
— За то время, что я ее знаю, я предлагал ее пятерым. Четверо заполучили ее.
— Это восемьдесят процентов, — сказал Осано.
Доран принялся набирать снова. Когда ему ответили, он откинулся в своем вращающемся кресле и подмигнул нам. И начал свой танец.
Я был в восхищении. Просто в восхищении. Это было здорово: голос его был таким теплым, смех таким заразительным.
— Кэтрин, — замурлыкал агент. — Ты мой самый, самый, дорогой клиент. Слушай, я тут говорил с режиссером, который собирается делать вестерн с Клинтом Иствудом. Ты не поверишь, но он тебя помнит, с той единственной встречи в прошлом году. Он сказал, что ты читала тогда лучше всех, но ему пришлось взять актрису с именем, а когда он закончил картину, то очень жалел об этом. Короче, он хочет видеть тебя завтра в одиннадцать или в три. Попозже тебе перезвоню и скажу точное время. Ладно? Слушай, я чувствую, это то, что тебе надо. Думаю, настало твое время. Нет, я серьезно.
Какое-то время он слушал трубку.
— Да, да, думаю, здесь у тебя выйдет здорово. Абсолютно грандиозно.
С комическим видом он закатил глаза и повернулся к нам, и я почувствовал к нему неприязнь.
— Да, да, я им позвоню, а потом снова тебе. Эй, ты знаешь кто у меня сейчас сидит в кабинете? Не-а, не-а. Слушай, это писатель. Осано. Не-а, не дурачусь, нет, честно. Ну да, собственной персоной. Можешь мне и не верить, но он упомянул тебя, не по имени, но мы тут разговаривали о фильмах, и он упомянул ту твою роль, в эпизоде, помнишь, в фильме «Смерть в городе»? Забавно, правда? Да, он твой фэн. Ага, я ему сказал, что ты обожаешь его книги. Слушай, у меня есть отличная идея. Мы сегодня идем с ним в город пообедать, в «Чейзенс», так почему бы тебе не украсить своим присутствием наш стол? Отлично. К восьми я за тобой пришлю машину, о’кей, дорогая. Ты моя крошка. Ты ему непременно понравишься. Он не хочет знакомиться с восходящими звездами. Ему не нравится этот тип. Ему хочется хорошо пообщаться, и я сейчас понял, что вы как раз созданы друг для друга. Правильно… До свидания, милая.
Агент повесил трубку, откинулся назад, и одарил нас своей обвораживающей улыбкой.
— Она действительно очень милая сучка, — сказал он.
Я заметил, что вся эта сцена немного расстроила Осано. Он действительно любил женщин, и не выносил, когда их клеили. Он часто говорил, что скорее предпочитает, чтобы его подцепили, чем наоборот. Как-то раз он даже выдал мне свою философию о том, что значит быть влюбленным. И почему лучше быть жертвой.
— Взгляни вот с такой стороны, — говорил Осано. — Когда ты влюблен в бабу, ты получаешь от этого максимум, даже если это она клеит тебя. Ты себя чувствуешь в кайф, ты наслаждаешься каждой минутой. А она, наоборот, паршиво себя чувствует. Она работает… ты играешь. Так какого хрена жаловаться, что она в конце концов тебя бросает, если ты знаешь, что она тобой манипулировала?
Философии его было суждено пройти испытание тем вечером. Он вернулся до полуночи, позвонил мне, а потом зашел ко мне выпить и рассказать, что произошло с Кэтрин. В тот вечер вероятность «трахаемости» Кэтрин еще более упала. Она оказалась очаровательной живой миниатюрной брюнеткой, и обхаживала Осано, как только могла. Она любила его. Она обожала его. Она писала кипятком от того, что обедает вместе с ним. Доран все понял и после кофе исчез. Осано и Кэтрин допивали финальную бутылку шампанского перед тем, как ехать обратно в отель и приступить наконец к делу. Вот тут-то удача и повернулась к Осано спиной, хотя, если бы не его эго, он все-таки мог бы исправить ситуацию.
Испортил все дело один из самых необычных актеров в Голливуде. Звали его Дики Сандерс, он имел одного Оскара и снимался в шести принесших успех фильмах. Его уникальность состояла в том, что он был карликом. Это не настолько плохо, насколько может казаться. Просто он немного не дотягивал до очень низкого мужчины. И для карлика был довольно хорош собой. Можно сказать, что это был Джеймс Дин в миниатюре. У него была такая же грустная, милая улыбка, и он использовал ее с точно рассчитанным эффектом, и на женщин она производила завораживающее действие. Они не могли устоять перед ним. И, как назло Доран, если отбросить всю херню, какая ж баба откажется переспать с привлекательным карликом?
Так что, когда Дики Сандерс вошел в ресторан, ни о какой конкуренции не могло идти и речи. Он был один и, подойдя к их столику, поздоровался с Кэтрин; похоже, они знали друг друга, она играла второстепенную роль в одном из фильмов с его участием. Короче говоря, Дики она обожала сильнее, чем Осано. И Осано это настолько вывело из себя, что он оставил ее с карликом, а сам в одиночестве вернулся в отель.
— Что за сраный городишко, — негодовал он. — Такой чувак как я терпит поражение от какого-то долбаного карлика.
Он по-настоящему расстроился. Слава его здесь ничего не значила. Без пяти минут Нобелевский лауреат никого не интересовал. Его Пулитцеровские и Национальные книжные премии не производили впечатления. Его обскакал актер-карлик, и такого он просто не мог вынести. В конце концов мне пришлось чуть ли не тащить его в номер и укладывать в постель. Перед уходом я сказал ему в утешение:
