Врачи были поражены тем, что я отделался порезом кожи головы и повреждением запястья. После того как в «скорой помощи» мне наложили несколько швов, я был как новенький. Однако в течение многих месяцев после этого не мог сидеть на пассажирском сиденье автомобиля – даже если он стоял на месте. Но прекрасно мог водить свой собственный автомобиль. А вот сидя на пассажирском месте, все время всматривался во встречные машины, особенно те, которые приближались слева – со стороны удара во время той аварии. Только после длительных повторных попыток усидеть на пассажирском месте я смог вернуть себе способность ездить пассажиром, не умирая от страха. Много лет спустя приятель подвозил меня в своей машине, мы свернули на дорогу с плотным движением, и я мгновенно застыл от страха, испытав сильнейший приступ паники. Лишь позже понял, что поворот был очень похож на то место в Итаке, с подъемом к дороге и магазином справа. Хотя после той аварии прошли годы, эмоциональная реакция была такой свежей, будто травма произошла на неделе.
Травмирующие события могут программировать такие радикально новые места на шкале настройки сознания, что люди, страдающие от посттравматического синдрома, нередко чувствуют, что в буквальном смысле теряют разум. Женщина по имени Алиса, с которой я познакомился на консультации, подверглась сексуальному нападению под угрозой смерти. Когда насильник склонился над ней с ножом в руке, она была уверена, что умрет. Алиса была не в силах остановить насилие и могла лишь закрыть глаза и постараться не реагировать на боль.
Более чем через год после нападения Алиса обратилась к психотерапевту из-за проблем в отношениях со своим другом Джимом. Нередко, когда Джим пытался начать сексуальный контакт, она вспоминала прошлое насилие. Не раз она с криком отталкивала его, несмотря на то что поощряла близость всего за несколько мгновений до этого. Джим, конечно, смущался и чувствовал, что при любом сексуальном контакте должен был буквально на цыпочках приближаться к Алисе. Постепенно отчуждение между ними нарастало, поскольку проблемы сексуальной жизни перетекали в другие аспекты их отношений, ослабляя все физические выражения привязанности.
Алиса не могла понять, почему она реагировала в такой резкой манере. Насилие случилось давным-давно, уговаривала она себя. Алиса чувствовала, что должна была забыть об этом. Однако воспоминания продолжали вмешиваться в ее жизнь самым неожиданным и разрушительным образом. Как раз перед их первой встречей со мной Джим задумал взять выходной, чтобы побыть с Алисой в ее день рождения. Когда он неожиданно заявился к ней домой с подарками, она рассердилась, что он вывалил все это на нее без предупреждения. Джим, озадаченный ее реакцией, расстроился до слез, заставив Алису чувствовать себя ужасно из-за того, что она причинила боль человеку, который так очевидно заботился о ней.
– Почему я поступаю с ним так? – спросила она при нашей первой встрече.
До насилия Алиса любила секс и была известна большинству людей как девица веселая и беззаботная. По ее мнению и по мнению тех, кто знал ее хорошо, насилие изменило ее личность. Было также очевидно, что активация повторного переживания Алисой эмоционального фона насилия вызывалась множеством ситуаций. Они включали в себя не только такие очевидные ситуации, как физический контакт, но и, казалось бы, безвредные, например приятный сюрприз. Любая ситуация, в которой Алиса могла, как ей казалось, утратить контроль, служила спусковым механизмом, вызывавшим сложный набор реакций, включая страх, гнев и ненависть к самой себе.
Один из методов лечения такой проблемы заключается в том, чтобы попытаться разрушить автоматизм появления страха, постепенно и прогрессивно подвергая человека ситуациям, вызывающим страх, и одновременно отрабатывая навыки преодоления страха, создающие ощущение самоконтроля. Мы наложили запрет на любые сексуальные контакты между Алисой и Джимом и вместо этого сосредоточились на несексуальных контактах. Алиса должна была направлять Джима, сохраняя все время ситуацию под контролем, пока она заново привыкала к безопасности физического контакта. Немало поработав над случайными и чувственными прикосновениями, Алиса почувствовала себя в силах попробовать более сексуальный контакт. С каждым успешным опытом последствия травмы ослабевали, и Алиса смогла вернуть утраченную территорию на шкале настройки сознания. В один прекрасный день Джим и Алиса рука об руку вошли в мой кабинет, чтобы сообщить о своей помолвке.
Феномен травмы открывает удивительную возможность. Что, если можно было бы создать такие же сильные, как травма, положительные переживания, которые могли бы фактически расширить полосу восприятия сознания? Такие «положительные травмы» были бы сродни «корректирующему эмоциональному опыту», описанному Францем Александером и Томасом Френчем в их фундаментальной работе о психоанализе: опыту настолько доказательному и эффективному, что он мог бы изменить личность к лучшему столь же глубоко, как нападение на Алису.
Можно ли программировать и расширять ум напрямую? Могут ли люди изменять свою индивидуальность, не тратя месяцы и годы на психотерапию?
Думаю, да.
Д-р Бретт получает странные послания
Испытывая наполовину благоговение, наполовину недоверие, я вглядывался в экран своего компьютера. Находившееся передо мной сообщение не было похоже ни на одно из ранее мной полученных. Будучи руководителем психологического консультирования студентов, я привык получать самые разнообразные электронные послания: извещения о переносе встреч, просьбы о помощи, отчеты клиентов о достигнутых результатах. Но с таким письмом я за все годы моей практики сталкивался впервые. Оно гласило следующее:
Развей совсем нестойкий ледяной холод вокруг себя. Построй лестницу ко всему, что знаешь и что можешь увидеть в новом веке. Это только начало. Нам надо так много сделать, и все это перед тобой, поэтому разведи костер, чтобы возвращаться к нему и изливать поток слов и чувство облегчения, которое живет здесь. Ты знаешь, что надо делать, это же ясно, и оно лежит перед тобой, как ковер из медвежьей шкуры с мягким мехом перед очагом. Теплота твоего ума растекается по твоему телу, создавая жар настолько сильный, что глубоко в тебе пылает огонь. Тлеющие угольки ждут со жгучим нетерпением, которое никогда не почувствовать и не услышать. Все тихо, но течение продолжается, и все хорошо. Ороси день созидателя особыми цветами один за другим. Счастливая радость может видеть грядущее.
Подписи не было, но я знал, кто прислал письмо. Но я не мог понять, зачем его прислали. Те, кто знал меня, понимали, что я был последним человеком, которого заинтересует то, «что можешь увидеть в новом веке». Больше всего я думал о своей семье, краткосрочных движениях фондового рынка и той журнальной статье или книжной главе, над которой в данный момент работал. Один из моих любимых девизов для наклейки на бампер гласит: «Забудь о мире во всем мире. Не забудь включить поворотник». Это в значительной степени отражает то, что я всегда думал о «новом веке».
Но вот строка: «Ороси день созидателя особыми цветами один за другим» встревожила меня. Она звучала неправильно.
Одно из преимуществ работы в департаменте психиатрии состоит в том, что там полно людей, готовых высказать мнения о вещах, которые кажутся неправильными. Поэтому я распечатал сообщение и показал его нескольким коллегам. Мнение было единодушным: автор, вероятно, человек умный, возможно, творческий и, скорее всего, переживающий психотический срыв.
В течение следующих нескольких дней на моем экране продолжали появляться сообщения. У всех был тот же настрой и стиль. Они были полны ярких образов и высокопарных выражений, пересыпанных предложениями, выходившими за границы действительности. Например:
Да святятся великие во время западного света. Горя бесконтрольно, они освещают небо вспышками своего сияния из глубины, доселе неведомой. Так много лиц и мест, что они покрывают небо в надежде подготовить путь, которым мы должны пройти. Это идет прямо от сердца в чувствах, которые шепчут тебе о своей силе по вещательным диапазонам максимально громко и мощно. Живи, частица, ибо день настал. Ты видел путь, и он лежит здесь во всей своей славе с сиянием в завитке кукурузы. Как поймать частицу среди суматохи дня и как нам понять значение грядущего, если мы зажаты в каменной скорлупе? Это вопросы, которые разрушают твою душу и зажигают расплав западного неба. Отвергнутая сила ищет путь, лежащий глубоко внутри. Замуруй воспоминания в цементе дня. У волнующей ночи жара больше, чем у холодного дня.
Примечательно, что, когда я показывал распечатки людям, не имевшим отношение к психиатрии, реакция была неоднозначной. Некоторые полагали, что автору нужна эмоциональная помощь. Другие просто считали письма чепухой. «Удивительно, как много можно написать, не сказав ничего», – сказал один из них.
