Этим окончились судьбы графа Эссена, вскоре после того (в 1844 году) умершего; и как бы для сохранения послужному его списку до самого конца вида фантасмагорического призрака, столь противоположного действительности, надо же было, чтобы он заключился милостивым рескриптом и важной наградой (шифр на эполеты) в ту самую минуту, когда героя его удаляли от места за признанной неспособностью.
VIII
1843 год
Пятидесятилетие службы князя Васильчикова и князя Волконского — Балы в Концертной зале — Маскарадные разговоры — Маскарад у князя Волконского — Уголовное дело Лагофета — Второе издание Свода законов — Министр внутренних дел Перовский — Сумасшедший полковник Богданов — Постройки в Петербурге
1 января 1843 года исполнилось 50 лет службы в офицерских чинах двум государственным сановникам: министру императорского двора князю Петру Михайловичу Волконскому и председателю Государственного Совета и Комитета министров князю Иллариону Васильевичу Васильчикову.
Последнему некоторые члены Государственного Совета думали дать в этот день обед от лица сего учреждения; но государь отклонил их мысль, отозвавшись, что таким образом праздновались до тех пор юбилеи только врачей и ученых. Засим все должно ограничиться лишь одним церемониальным поздравлением. К 10 часам утра вся государственная канцелярия и вместе с нею я, как ее начальник, собралась у председателя, в парадной форме. В вестибюле был поставлен, по приказанию государя, почетный караул от Ахтырского гусарского полка[77] (состоявший из отряда образцового полка, расположенного в Павловске), которым некогда командовал юбиляр. Мы были первыми поздравителями, и князь, приняв приветствие чиновников канцелярии, удалился со мною в свой кабинет. Вскоре, пока мы оставались еще вдвоем с ним, доложили о фельдъегере от военного министра. В привезенном им пакете находился приказ, которым Ахтырскому полку велено было именоваться впредь полком «князя Васильчикова». Тут почтенный старец, уже и при нашей встрече боровшийся с умилением, не мог более удержаться от слез. Действительно, быть свидетелем и деятелем этого полустолетия, которое по важности совершившихся в нем событий равнялось нескольким векам; отслужить полвека неукоризненно, с честью, популярностью и славой, достигнуть этой редкой в человеческой жизни грани с не совсем еще угасшими силами, всеми уважаемому и любимому; видеть, наконец, среди общего сочувствия, выразившегося еще накануне многочисленными поздравлениями, дань признательности могущественнейшего монарха в мире — во всем этом было много высокой, истинной поэзии!..
Около половины 11-го бегут с известием, что едет государь. Он прибыл вместе с наследником цесаревичем, великим князем Михаилом Павловичем, обоими младшими своими сыновьями и многочисленной свитой андреевских кавалеров, со всем, что было в то время занятнейшего и почетнейшего в нашей администрации. Владыка полвселенной, окруженный своими детьми и сановниками, пришел сам приветствовать старшего из своих подданных с полувековым совершением славного поприща. Князь встретил его на лестнице, а я с канцелярией в аванзале. Вслед за приездом государя комнаты мгновенно наполнились генералами, всеми офицерами гвардейского корпуса, которым некогда также начальствовал юбиляр, и множеством сторонних посетителей. Некоторые после мне сказывали, что принуждены были воротиться с лестницы, за невозможностью пробраться наверх.
Улица перед домом представляла тоже любопытное зрелище: множество экипажей густо покрывало всю широкую Литейную, а на тротуарах толпилось еще большее число любопытствовавших зрителей. Все имело вид какого-то народного торжества…
Государь пробыл у князя минут десять, разговаривая то с хозяином, то с гостями, а перед отъездом несколько раз обнял и расцеловал первого. Прием гостей, беспрестанно вновь приезжавших, продолжался все утро. Обедать Васильчиков зван был к государю, и в этот день младшая его дочь, лет десяти, пожалована во фрейлины, а один из сыновей переведен из кирасиров в конную гвардию.
Нечто подобное было и с другим юбиляром — князем Волконским. За теснотой помещения, которое он занимал в Зимнем дворце, гвардейский корпус приветствовал его в Гербовой (Белой) зале, а высшие особы прочих ведомств — в зале Петра Великого. Государь сам привел его туда, перед тем, как ехать к Васильчикову. У него тоже был почетный караул от Белозерского полка, которым он некогда командовал[78] и который тоже назван в этот день полком «князя Волконского». Внук его по дочери, шестилетний сын камергера Дурново, пожалован в камер-пажи, а дочь старшего сына, дитя трех месяцев, получила звание фрейлины. Разумеется, что и этот юбиляр обедал у государя.
Спустя несколько дней появилась в газетах небольшая статейка, описывавшая оба юбилея, — к сожалению, очень ничтожная и сухая. Недурного было в ней только несколько слов о том, как князь Васильчиков принял поздравление государя. «Слезы на лице поседелого воина, бесстрашно встречавшего смерть в тысячах битв, несвязные выражения признательности из уст, красноречивых и смелых, когда надлежит сказать правду другу или врагу, были единственной данью в ответ на милостивое внимание государя». И что довольно оригинально: князь сильно негодовал на эту статью за то, что в ней было сказано, будто бы у него появились «слезы на лице».
— Вот еще выдумали, — сказал он мне, — слезы: точно будто я расплакался; желал бы знать, кто видел эти слезы!
Можно было бы поверить словам старика, если бы он уверял в том других, а не меня, который точно видел эти слезы, и притом очень крупные, — и прежде прибытия государя, и во время его посещения, и после!
Король прусский, узнав о юбилее обоих князей, прислал им бриллиантовые знаки к ордену Черного Орла, при собственноручных рескриптах на французском языке, очень лестных и прекрасно написанных. Это дало повод к презабавному анекдоту со стороны Васильчикова, начинавшего в последние годы своей жизни страдать частыми припадками рассеянности и забывчивости. Волконский показал свой рескрипт императрице, которая пожелала видеть затем и пожалованный Васильчикову. Одним уроком, получив сперва призвание явиться к князю для объяснений по некоторым делам, я позже был уведомлен, что он сейчас отправляется к императрице, а оттуда сам ко мне заедет. Он точно и приехал, но в положении самом расстроенном, проклиная свою рассеянность, отсутствие памяти и проч.
— Что такое?
— Представьте себе, что, приехав к императрице, чтобы показать ей мой рескрипт, я, уже на половине дворцовой лестницы, вспомнил, что оставил его дома. Ради Бога, пошлите за ним к моей жене, а я покамест у вас посижу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
