Видимо, переживания слишком явно отразились у нее на лице, потому что Лют сказал:
— Не смотри так убито. Я с этим разберусь. Хорошо еще, на этот раз мне не придется беспокоиться о том, чтобы сохранить пациента смертным.
Аэрин нерешительно улыбнулась, и Лют коснулся пальцами ее щеки. Она помогала ему, точно выполняя его указания, и на следующее утро в ножны скользнул безупречный сияющий клинок. Но следующие две ночи после этого они с Лютом спали глубоко и долго.
В землях, через которые они проезжали, весна уже полностью вступила в свои права. Трава повсюду стояла роскошная, и летние плоды уже начинали проклевываться сквозь последние лепестки на кустах и деревьях. И Лют с Аэрин видели во всем друзей, а фолстца и йериги были так же вежливы с магом, как и с ней.
Но оба знали, не говоря об этом, когда пришла их последняя ночь, и Аэрин была благодарна ей за безлунность, потому что могла плакать так, чтобы Лют не видел. Наконец он заснул, свернувшись клубком возле нее, одну руку она подсунула под него, а вторую перекинула через его бок, а он прижал ее ладонь к груди и баюкал обеими руками. Аэрин не спала, прислушиваясь к дыханию любимого и звуку вращавшегося над головой небосвода. И когда перед рассветом Лют вздохнул и пошевелился, она нежно вытянула руку из его ладоней и выбралась из-под одеяла. Походила туда-сюда, остановилась возле пепла вчерашнего костра и стала смотреть на Люта в растущем свете.
Одеяло соскользнуло, обнажив его почти до пояса, одна длинная рука лежит на отлете. Кожа его там, где ее никогда не касалось солнце, была белая, почти голубая, как снятое молоко, хотя лицо покраснело и загрубело от солнца и ветра. Аэрин взглянула на собственные руки — по сравнению с ним она казалась розово-золотой, хотя рядом с полнокровными дамарцами выглядела бесцветной, как воск. Откуда же Лют родом? Узнает ли она об этом когда-нибудь? Что он ответит, если спросить? Нет, в это утро — их последнее утро — она не станет спрашивать. А за последние несколько дней, когда вполне можно было спросить, ей и в голову не пришло это сделать. И тут Аэрин ощутила первый осознанный укол расставания.
Она также знала, что пройдут годы, прежде чем они встретятся снова, и потому вглядывалась в него изо всех сил, запечатлевая в памяти, чтобы на протяжении этих лет в любой момент иметь возможность вызвать перед глазами его образ. А потом с легким содроганием вспомнила, что она теперь не совсем смертная. Вздрогнуть ее заставило не знание, но порожденная им радость — первая радость, которую оно ей принесло, — от мысли, что она может надеяться когда-нибудь снова увидеть Люта. Но эта радость и пугала — ведь она дочь короля Дамара и несет Корону Героев домой королю и первому соле, который станет королем после ее отца и за которого она выйдет замуж.
Аэрин гадала, действительно ли она не подозревала раньше о любви Тора или просто всегда боялась любить его в ответ. Теперь страх покинул ее, но по иронии судьбы именно Лют научил ее не бояться, и именно любовь к Люту заставила ее признать любовь к Тору. Она убила Черного Дракона, носила заколдованный меч, а теперь везла Корону Героев обратно в утратившую ее страну, отвоевав сокровище в честном бою у того, кто применял его против нее самой и против Дамара. Теперь она могла с чистым сердцем сказать, что больше не боится — ни собственного наследия, ни своего места в королевском доме Дамара, ни народа своего отца. И теперь она может выйти замуж за Тора, ибо таков ее долг перед страной, нравится это стране или нет. А Тор обрадуется ее возвращению. Она написала ему письмо в ту ночь, когда могла умереть. Почти все прочее подернулось дымкой в памяти, но она помнила о Торе и помнила, что ему нужно оставить письмо с обещанием вернуться.
Люту она тоже однажды дала такое обещание. Аэрин присела рядом с еще спящим магом и все глядела на белую-белую кожу и синеватые впадины и думала: «Говорят, во сне все выглядят юными, как дети, которыми они когда-то были. А Лют выглядит просто как Лют, только спящий». И глаза ее наполнились слезами. Она моргнула, и когда взор прояснился, Лют смотрел на нее. Он поднял руку, притянул ее к себе и поцеловал. И, отводя голову в миг после поцелуя, она увидела, как из уголков его прикрытых в упоении глаз к вискам скатились две слезы, мерцая в утреннем свете.
В то утро оба были сосредоточенны, ибо впервые с момента встречи на краю Агсдедовой равнины каждому предстояло упаковать только собственные вещи. Говорили мало. Даже Талат, вместо того чтобы изображать ежеутреннюю пантомиму боевого коня, учуявшего врага за ближайшим холмом, притих, встревоженно поглядывая через плечо на хозяйку, когда та прилаживала седло.
Она не стала сразу садиться в седло, но повернулась обратно к Люту. Маг раскинул руки, и она бросилась в них. Он вздохнул, и ее грудь вздымалась и опадала, прижатая к его.
— Я и раньше сажал тебя на коня — на этого самого коня — и смотрел, как ты уезжаешь от меня. Думал, никогда не оправлюсь от того первого раза. Наверное, из-за этого я и пошел за тобой. Не из какого-то там благородного желания помочь тебе спасти Дамар — только чтобы собрать ошметки, которые Агсдед мог бы от тебя оставить… Но я знаю, что на сей раз не пойду следом за тобой. Если ты когда-нибудь проделаешь это в третий раз, то просто меня убьешь. — Аэрин попыталась улыбнуться, но Лют остановил ее поцелуем. — Езжай. По мне, быстрая смерть лучше.
— Тебе меня не запугать, — сказала Аэрин, и голос у нее почти не дрожал. — Ты давным-давно сказал мне, что не смертен.
— Я никогда не утверждал, будто меня нельзя убить, — ответил Лют. — Если тебе охота потягаться со мной в логике, любовь моя бесценная, ты должна быть уверена в своих исходных посылках.
— Я буду тренировать их… пока… буду тренировать эти самые посылки, чтобы они ослепили тебя при следующей встрече.
Повисла небольшая пауза, и Лют сказал:
— Тебе нет нужды пытаться меня ослепить.
— Мне пора, — безнадежно сказала Аэрин и взлетела на спину Талата, как уже проделала некогда. — Я увижу тебя снова.
Лют кивнул.
Следующие слова дались ей с трудом:
— Но это будет очень не скоро… очень-очень.
Лют снова кивнул.
— Но мы встретимся.
Лют кивнул в третий раз.
— Боги всех миров, скажи что-нибудь, — вскрикнула она, и Талат под ней вздрогнул.
— Я люблю тебя, — сказал Лют. — Я буду любить тебя, пока звезды не осыплются с небес, а в моих устах это не столь большое преувеличение, как у смертного влюбленного. Езжай быстро, ибо я действительно не в состоянии это выносить.
Она бешено стиснула бока нервного Талата, и тот с места рванул в галоп. Аэрин уже давно исчезла из виду, а Лют все лежал, вытянувшись во весь рост на земле и прижав к ней ухо, и слушал стук копыт Талата, уносившего Аэрин все дальше и дальше от него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
