Если бы он повернул голову, то уперся бы взглядом прямо в капот моего двигателя. Я израсходовал весь боекомплект пушек, но все же не собирался вести огонь из пулеметов, потому что было очень легко ошибиться в бою между истребителями. Американец мог развернуться и заставить меня вступить в маневренный бой. У меня не было для этого достаточно топлива, но он не знал об этом. Следовательно, пытался уйти, полагаясь на свой мощный двигатель. Внезапно, действуя инстинктивно, вне любого сознательного решения, я убрал газ и начал пологий разворот к земле. Я поставил гашетку стрельбы на предохранитель, нажал на кнопку слева в задней части прицела, чтобы погасить его светящееся перекрестие, и открыл заслонки радиатора.
Несколько минут спустя я увидел аэродром. В голове у меня не было никаких мыслей, и я поддерживал высоту и управлял почти автоматически. Мне пришлось выполнить два круга прежде, чем я обнаружил между бомбовыми воронками узкую посадочную полосу и решил садиться. Едва я коснулся земли, двигатель яростно закашлялся и заглох. Я вернулся на последних каплях бензина. Аэродром выглядел мертвым и покинутым, как будто эскадра уже оставила его. Внезапно я понял, что конец наступил.
Вторую половину дня я провел вместе с Кегелем, принимая меры для отхода остатков эскадры из Трапани. Наши активы были жалкими. Немногие запасы были теперь истощены, и со вчерашнего дня мы не имели никаких поставок горючего или боеприпасов. Все, чем мы еще обладали, надо было расходовать экономно, так чтобы у нас имелось достаточно пригодных самолетов, когда они должны будут вылететь в свое последнее путешествие на материк. Что касается сухопутного переезда в Мессину, перспективы были достаточно благоприятны, потому что шоссе вдоль северного побережья, вероятно, останется незанятым противником до самого конца.
На закате мы, как обычно, поехали на гору. Когда достигли места, где дорога поворачивала к деревне Эриче, я жестом велел Кегелю остановиться. Он с удивлением посмотрел на меня.
– Нам лучше посмотреть на Трапани, возможно, в последний раз. А затем мы поедем и проведем оставшееся время дня с командиром итальянской группы.
Он поехал по пыльной дороге, зигзагом уходящей вверх, и остановился перед Порта Трапани.
В этом месте, у скалистой вершины, дорога делала широкий поворот. Стена массивных камней образовывала парапет, на котором в этот час собралось большое число людей, чтобы насладиться великолепным видом. Из бельэтажа этого роскошного амфитеатра зрители могли наблюдать за трагическими событиями, происходившими внизу. Они не были непосредственно вовлечены в них, потому что это маленькое орлиное гнездо не имело никакого стратегического значения, и находились здесь в относительной безопасности. Тем не менее, процесс, которому они являлись свидетелями, был историческим. Руины разбомбленного аэродрома символизировали не только конец немецкого присутствия, но и постепенное разрушение их родины. Ясно, что союзники старались ограничиваться атаками только военных целей и лишь в недавних налетах на Мессину отошли от этого принципа. Здесь, в Трапани, были единичные случаи, когда их бомбы опустошали деревни или кварталы города, примыкавшие к аэродрому, это происходило лишь в том случае, когда наши истребители или интенсивный огонь зенитной артиллерии сбивали их прицел.
Многие жители Трапани нашли убежище в маленьком горном селении. Теперь прохладным вечером они вышли из зданий вместе с детьми всех возрастов, чтобы подышать воздухом, и на узких дорожках царило оживление. Люди стояли группами, разговаривая и жестикулируя, но происходило это не так, как обычно. Они более или менее привыкли к войне в воздухе и быстро возвращались к своим обычным занятиям, несмотря на постоянную угрозу налетов. Однако теперь в их разговорах отражалась возраставшая напряженность, на их лицах ясно читалась тревога. Они ощущали, что назревают изменения, переход к новому положению вещей. И предстоящие дни, в которые это должно случиться, были полны угрозы. Судьба их зданий, деревень и фактически всего острова достигла переломного момента. Их город должен был стать полем битвы. Окажутся ли победители гуманны? Наступят ли, наконец, мир и покой? Слухи стремительно распространялись среди этих непостоянных людей, всегда готовых поверить в самое невероятное, если это было достаточно убедительно им представлено. Когда мы пошли вниз по дорожке, разговоры стихли. Одни смотрели на нас враждебно, другие поворачивались спиной, но главным образом на лицах читался бесстрастный фатализм.
Дом, в котором командир итальянской группы расположил свой штаб, находился на краю маленького парка с руинами горного замка. Воздух внутри был освежающе прохладен, поскольку толстые стены вестибюля не позволяли проникнуть жаре. Красочная плитка на полу и ценные гобелены создавали у каждого впечатление, словно он вошел во дворец. Через стеклянные двери в дальнем конце зала открывался великолепный вид на бухту, лежащую у подножия горы.
Полковник встретил нас в гостиной. Это был человек, обремененный огромным весом собственного тела. Когда он, спросил я сам себя, в последний раз держал руки на штурвале? Он сопел и тяжело дышал, выливая на нас поток комплиментов и бессмысленных знаков внимания. Не давая нам времени ответить, он в восточном стиле хлопнул руками и приказал официанту, появившемуся в дверном проеме, подать в столовую кофе. Затем подвел меня к окну и, раскинув руки, прокричал с энтузиазмом:
– Разве не великолепный вид?!
В этом я мог с ним согласиться. Когда мы сели за низкий стол, я почувствовал некоторую симпатию к этому человеку. Он время от времени умоляюще смотрел на меня, как будто надеясь, что положение вещей изменится к лучшему в результате моего посещения. Он сообщил мне, что недавно разговаривал со штабом своего армейского корпуса в Корлеоне – лично с генералом, которому рассказал о храбрости летчиков-истребителей перед лицом превосходящих сил врага. Но он также пожаловался, что им и его группой пренебрегали, поскольку никто не сообщал ему о ситуации и не предупреждал о подходе противника. Его телефон – тут он показал на древний итальянский полевой телефон в деревянной коробке, стоящей на покрытом картой столе, – был единственной связью с его армейским корпусом и вышестоящим командованием. Радиостанция, предназначенная для поддержания контакта с командованием его военно-воздушных сил, была старой и фактически бесполезной. Требовался целый день, чтобы подтвердить радиограмму, так что его информация всегда была устаревшей на сутки. Майор Висконти, продолжил он, «превосходный человек, действительно превосходный человек», убедил его попросить нас о помощи. Висконти был в отчаянии, бесконечно наблюдая, как немецкие истребители вовремя взлетают или покидают их аэродромы перед появлением бомбардировщиков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
