и «правильную» религию. Существовали дискриминация по религиозному признаку в школах, запрет на иное вероисповедание в общественных местах. Иноверцев не брали на работу. К возвращению язычества и возрождению древних традиций с поклонением богам Олимпа, однако, церковь готовой не была. Поначалу неоязычников воспринимали как модное движение, кучку анархистов, играющих на публику и представляющих традикомедийные шоу. За ними наблюдали с интересом, издалека, как на сборище сумасшедших. Но время показало, что это было совсем не так. Вполне себе серьёзные священные ритуалы, настоящие крещения и браки, полное отрешение от христианских традиций взволновали общественность и обеспокоили священнослужителей. Кроме того, число сторонников этого культа росло в геометрической прогрессии, а вот число православных верующих катастрофически уменьшалось. Духовенство теряло свою власть уже не только над умами граждан своей страны, но и над законом, который допускал послабления как в нетрадиционных формах брака, так и в выборе вероисповедания. Это сильно ослабило церковную власть и, соответственно, экономическую структуру православной монархии.
Ставрос воспользовался стационарным больничным телефоном и набрал номер главного кафедрального собора Салоников:
– Мне нужно срочно связаться с епископом. Скажите, звонит Венетис.
Последовала недолгая пауза, потом послышался знакомый хриплый голос:
– Ставро?
Его звонка как будто бы ждали.
– Отец Афанасий…
– Как ты, сын мой? Я слышал, ты приболел на Афоне.
– Да, но сейчас я в порядке. Физически. Но мне необходима ваша духовная помощь.
– Приезжай немедленно! – не раздумывая ответил епископ.
Отключившись, Ставрос тут же набрал номер своей старшей сестры:
– Мария?
– Ставро, Ставро, братишка, как ты? Слава Господу! Ты в порядке?
– Да, всё нормально, я уже выписываюсь. Ты где?
– На Дилосе. Ставро, здесь происходит какое-то массовое помешательство! Я ничего не понимаю. Мы плыли на яхте отца с кучей чужих людей. Они пили и восхваляли языческих богов – Зевса, Диониса, Посейдона и им подобных. А потом они переоделись в древние мантии и туники, водрузили венки на головы, взяли факелы и сошли в таком виде на остров. Но самое страшное, с ними мама, Кейси и Никос! Ставро, они смотрят куда-то в пустоту и говорят, что видят павлинов и оленей! Им подмешали какие-то психотропные вещества, не иначе! Я очень боюсь того, что здесь будет дальше!
– Успокойся, сестра, всё будет хорошо, они у меня под контролем.
– Кто под контролем?! Ты меня не слышишь? Это какая-то секта, они сумасшедшие! Мама и близнецы в опасности! Если начнут вымогать деньги, это ещё полбеды, но если этим ненормальным удастся их завербовать… Как жаль, что отца нет, он бы не допустил…
– Скажи, Мария, ты веришь в Бога? В Господа нашего и единственного Создателя? В сына Его Иисуса Христа, зачатого Богородицей от Святого Духа, распятого и воскресшего? Веришь ли ты в силу Господа, во спасение и Царство Небесное?
– Верю! – дрожащим, но уверенным голосом ответила Мария. – Всем сердцем верю!
– Молись, Мария, так сильно и неистово, как ты никогда не молилась!
Ставрос отключился и выскочил в коридор. Сбегая по лестнице в больничном халате, под которым ничего не было, кроме свистящего ветра в заднем месте, и в одноразовых тапочках, он летел вниз, пока не достиг больничной прачечной. Шум огромных стиральных машин, которые перекрикивали женские голоса, заглушали шаги случайного посетителя. На многочисленных металлических полках лежали хлопковые белые халаты, хирургические комплекты зелёного цвета для врачей и синего – для остального персонала. На противоположной стене в полиэтиленовых пакетах стояла резиновая анатомическая обувь всех размеров. Ставрос без труда переоделся в комплект синего цвета, потом нашёл сорок четвёртый размер больничных башмаков и незаметно исчез за дверью.
Попутный ветер дул теперь в лицо, пока он бежал к остановке такси. Казалось, что на ногах выросли крылья и несут его с нечеловеческой скоростью.
– В Метрополий! – скомандовал Ставрос таксисту, который мирно дремал в тени под ветвями тысячелетнего дуба. – Как можно быстрее.
– Поехали, – недовольно произнёс водитель, лениво выпрямляя спинку водительского кресла.
Они медленно кружили по бесконечному лабиринту парковки у больницы, потом наконец миновали перекрёсток и вырулили на автостраду. Теперь крылья выросли на колёсах такси. Ставрос посмотрел на небо через лобовое стекло. На чистой синеве, слегка опережая их, парило белое покрывало, из которого как бы вытягивались тонкие нити из облаков и тянули за собой машину.
– Какое чистое небо, – сказал водитель, – дождя не будет. А жаль, когда дождь – работы больше. Обычно туристы не отрываются от своих топчанов на пляжах, пока светит солнце. Они предпочитают осмотр достопримечательностей города только в непогоду.
Ставрос слушал его вполуха. Он был одержим идеей сражения. Он чувствовал себя героем, миссионером. «А вообще-то, при чем здесь Никос? Это ведь его, Ставроса, выбрала Гера, а не жалкого труса Никоса, – размышлял он. – Гера. А была ли Гера? И Гефест, и Асклепий… Или это всё последствия инсульта?» Он снова посмотрел на небо. Оно было чистым, как зимнее озеро, ни тучки, ни облака, ни покрывала с тонкими нитями.
– Приехали, – сообщил водитель. – С вас двадцать евро.
– У меня нет денег. Я только что выписался и… Погодите. Ждите меня здесь.
Ставрос выскочил из такси и забежал в храм.
У порога стоял дьякон:
– Вас ожидают, кириос Венетис.
– Расплатись с таксистом! – скомандовал Ставрос, направляясь к иконостасу.
Внезапно Ставросом одолел страх. О чем он будет говорить? Что он собирается сказать епископу? Что к нему приходила олимпийская царица? Или о том, как ему угрожала богиня любви Афродита? В стенах церкви Ставросу всегда становилось стыдно. Обычно он каялся, но сегодня он не знал, в чём виноват. В ничтожности своей веры? Нет! Он верил, поэтому и боялся. Внезапно Ставроса осенило. Он пришёл, чтобы бороться за свою веру! Он гордо вскинул голову и открыл шторку алтаря.
В амвоне находились двое священников: епископ Афанасий и духовный отец Серафим из университета. Немного удивившись второму, Ставрос сказал:
– Здравствуйте, патер.
И склонился, чтобы поцеловать священнику руку, которая тотчас протянулась к нему, сверкая перстнями.
– Добро пожаловать, дорогой друг, – поприветствовал его епископ.
– С возвращением из Агион Ороса, – сказал духовник Серафим. – Как твоё здоровье?
– Вашими молитвами, – ответил Ставрос и внезапно закашлялся, поперхнувшись собственной слюной.
Молча дождавшись, пока тот слегка успокоится, епископ поинтересовался:
– Желаешь ли ты сначала исповедаться, сын мой?
– Да, отец, конечно… – неуверенно ответил Ставрос.
– Прекрасно, давай присядем. Желаешь ли ты, чтобы мы остались наедине?
– Нет-нет, всё в порядке.
Присутствие духовника Серафима всегда успокаивало Ставроса.
– Итак?
– У меня странные видения. Они похожи на галлюцинации, только слишком явные и чёткие. Со мной говорят… – Ставрос запнулся. – Не важно. Я был сильно напуган и пошёл на большой грех…
Что он собирался делать? Рассказывать о том, как провёз женщину на Афон? Это было сродни самоубийству.
– На какой-то момент я разуверился, но сейчас, кажется, всё в порядке. Да, я каюсь в том, что потерял связь с Господом, потому что мало молился.
– Что за бред ты несёшь?! – гневно воскликнул епископ, пристально глядя в нервно бегающие из стороны в сторону глаза Ставроса.
Могучий поп в рясе встал и навис над ним, выпятив вперёд живот с лежащим на нём золотым крестом.
– Давай послушаем его, Афанасий, – вмешался в разговор отец Серафим. – Продолжай, сын мой.
Ставрос запаниковал. Он решил подойти с другой стороны, выдвинув на первую линию фронта младшего брата:
– Никос нас предал. Вернее, предал христианскую веру. Он связался с языческой сектой и даже втянул в неё маму и Кейси.
– В какую секту? Погоди, разве он не был с тобой на Афоне?
Вот облажался! Сейчас Ставрос желал, чтобы земля поглотила его, даже если
