спрятаться так, чтобы его не обнаружили до прибытия в Роговино. Не думал, что уже в Роговино незаметно покинуть своё укрытие, чтобы его не увезли назад, тоже будет нелегко. Он думал только о том, что его дед, его Деда в полпятого утра поедет не туда, где о нём позаботятся, а туда, где он, слепой и почти беспомощный, умрёт от голода среди таких же брошенных стариков. Вот какая мысль занимала в ту ночь всё существо Мальчика с макушки до пяток. Может, именно поэтому он почти не заметил всех тех сложностей, которые ему пришлось преодолеть, чтобы попасть в Роговино вместе со стариками и там остаться. Не обратил на эти сложности внимания, а потому не чувствовал страха — только жгучую злость и отчаянное желание помочь деду, единственному близкому человеку в его жизни. У него получилось. И он крепко пожалел об этом спустя несколько месяцев.
К весне из двадцати стариков осталось меньше половины. А к концу продовольственных запасов — семеро. И вот тогда дед Арась, один из выживших, самый бодрый, самый неунывающий из всей двадцатки, самый приветливый с Мальчиком и его дедом, свихнулся. Решив, что быстрая смерть от топора предпочтительнее долгой и мучительной — от голода, он порешил оставшихся и взялся за Мальчика. Тот, исхудавший и ослабевший, перемазанный кровью Деды, которого не смог защитить, отбивался яростно, а потом взахлёб умолял о пощаде. Но для деда Арася пощадой была лёгкая, почти мгновенная смерть. «Я ж от мучений тебя спасаю! Я свиней резал, больно не будет…»
В миг, когда старик занёс топор над тонкой чумазой шеей, под руку отчаянно когтившего траву Мальчика попал крупный камень, с лёгкостью вывернулся из земли и уже в следующее мгновение полетел в лицо деду Арасю, а сам Мальчик, вырвавшись из ослабевшей хватки, пустился бежать и не оглядывался.
Он не знал, убил ли старика или просто поранил. Куда идти, он тоже не знал. Блуждал по полям и лесам несколько дней, пока не набрёл на трассу, которая казалась менее заброшенной, чем остальные встретившиеся ему дороги. Но вдоль неё он прошёл всего чуть — в очередной раз упал и подняться уже не смог. А потом очнулся в каком-то подвале, закутанный в пропахший псиной клетчатый плед…
Он не знал, как его зовут, не знал, сколько ему лет. Но он знал имя того, кому когда-нибудь обязательно отомстит. Нет, не убьёт — хотя так вышло бы куда проще. Но в этом случае смерть считается пощадой, а щадить губернатора он не станет. Он заставит его искупить зло, причинённое старикам, которых тот счёл ненужными. И заставит губернатора каждый раз, глядя на стариков, переживать все те эмоции, которые пережил сам в Роговино. И позаботится, чтобы стариков губернатор видел как можно чаще! Он ещё не придумал — как, но он обязательно это сделает.
Глава 32
— Ты куда?
Хидден поймал за запястье и привлёк к себе Сагу, которая по пути с работы свернула к своей квартире. Она улыбнулась, заметив в его взгляде беспокойство.
— Проведаю Гренку и приду.
— Сходить с тобой?
— Нет. Иди к себе, я недолго.
Сага ласково взъерошила Хиддену волосы и, поцеловав его в углок губ, пошла к своему дому. Проводив её взглядом, он сунул руки в карманы и направился к себе.
— Ну что за милота, аж противно! — раздалось справа от него, и из темноты выступила Гейт. — Я, вообще-то, к тебе. Перетереть надо. — Она надула и лопнула пузырь.
— Мне — не надо, — бросил Хидден, не останавливаясь.
— Потерпишь! Я, между прочим, вежливая пришла: на улице жду, а могла бы и в квартире. Замочка-то у тебя наверняка нет на двери — тут же не принято.
— Ну, чего тебе? — Он остановился, развернувшись к ней вполоборота, словно не планировал задерживаться дольше нескольких секунд.
— У меня тут с вашим главнюком, Медиумом, стрелка была.
— И?
— Он велел тебя в союзники закадрить.
— И ты так прямо мне об этом говоришь? — недоверчиво выгнул бровь Хидден.
— А чо хитрить-то? — хмыкнула Гейт, подойдя ближе и по-птичьи склонив голову на бок. — А то ты не просечёшь! Не вчера ж познакомились. Но я, конечно, могу что-то пообеща-ать тебе сде-елать…
Её рука скользнула по его груди и животу ниже, но Хидден успел её перехватить до того, как та достигла своей цели. Гейт усмехнулась, глядя в глаза Хиддену и не пытаясь высвободить своё запястье.
— Мне ж несложно. Вот только надо ли тебе это тепе-ерь… — Она свободной рукой схватила его за зад и тут же отпустила, довольно дёрнув бровями в ответ на его помрачневший вид.
— Вот сейчас противно стало мне, — ответил Хидден, отпуская её руку.
На это Гейт лишь фыркнула, сунув ладони в задние карманы своих штанов.
— Не глупи, Хид, — уже серьёзнее сказала она. — Ты мне не сдался, и мне срать, если тебя тут в асфальт закатают (или как здесь принято?). Но сама-то я планирую жить — не тужить, а для этого, как говорят, надо делать, что велит Творецк. Он велит тебе работать на него, а мне — втесать в твою дурную башку, что это в твоих же интересах. Тут, видишь, разбег в вариантах не ахти: или мы с тобой, по старой памяти, работаем в связке и допрошиваем, кого велят, или я сама допрошью тебя, квакнуть не успеешь (я могу, и ты это знаешь!), и в итоге мы всё равно будем работать в связке и допрошивать, кого велят. Сечёшь? Но так и быть, у тебя есть времечко на подумать, прежде чем дать мне свой положительный ответ — главнюк сказал, что массовые допрошивки — на будущее, не прям щас. Прям щас у Творецка другие заботы, и они уже — моё дело.
Хидден понял, что Гейт имеет в виду глубокое сканирование.
— А если жить — не тужить не получится, Гейт? — в тон ей ответил он. — Если никакого будущего Творецку не светит, и не так уж долго ему осталось дымить туманом из своих подземных труб и колодцев?
Ухмылочка Гейт не угасла, но приобрела оттенок натянутости.
— Ты много чего натворила, однако все твои преступления были с согласия и по заказу тех, кого ты допрошивала и сканировала. Не считая того губера, конечно, но он — на моей совести. — Голос Хиддена стал ещё серьёзней. — Ты же не дура, должна понимать, что лишить человека жизни — это не до ветру сходить. И стоит переступить черту — не останется ни дороги назад, ни прежней тебя. Я знаю, что от тебя хочет Город. Но это — убийство,
