– А вот ты, Тутану, как раз и станешь таким, кто землю одним своим видом поганит.
– Это я-то? Я?
Напыжившись как индюк, Тутану подступает к Бабою.
– Эх, Лефтерие, жалко мне тебя, да и боюсь: вот шлепну я тебя, а ты и готов, и придется есть кутью на твоих похоронах. Ежели у тетушки Розики муки на кутью наберется.
– Где там!..
– Тогда мы по селу с сумой пойдем, милостыню попросим, не дадим тебя без кутьи хоронить.
Отец Бабоя умер давно. Сошел с ума. Отвезли его в больницу, там он и помер. Работал старший Бабой на своем клочке земли и в имении Пьенару. Жену привез из города: она кроила и шила нашим бабам юбки, кофты, платья. Отец был заядлый книгочий. Читал беспрестанно, особенно зимой, когда снегу много, а работы мало. А как он помешался, поп Бульбук пустил по селу слух:
– Бабой от чтения умом рехнулся. Ежели кто много читает, – поучал он мужиков, – всенепременно сходит с ума. От книги добра не жди, одна порча для мозгов. Я вот, мил человек, только в церкви и читаю.
– Смотри, батюшка, как бы и это чтение тебе во вред не пошло, – сказал ему как-то Удудуй.
– Истинная правда, мил человек. Я и так уж, бывало, пропущу страничку то здесь, то там, больно уж длинна церковная служба. Дьявольски длинна…
Лефтерие так и рос, уткнувшись носом в книги, оставшиеся от отца.
– Были бы у меня деньги, Дарие, все бы на книги потратил. Досыта никогда не начитаешься…
Иногда я прихожу в школу раньше всех. Пробираюсь к кафедре, верчу глобус. Верчу медленно, чтобы охватить взглядом все суши и моря. И кажется мне, что это не жалкий картонный глобус крутится под моими пальцами, а я сам разъезжаю по всему свету. Путешествие по стране, поперек которой большими буквами написано «Китай», я проделываю в крестьянской телеге, запряженной двумя крохотными лошадками с резвыми ножками и крепкими копытцами, которым любая дорога нипочем.
Бабой рассказывал мне об этой стране. У людей там раскосые глаза, они носят чудные островерхие шляпы, широкие платья… Я странствую по их дорогам. Езжу по селам и городам. Вижу, как они трудятся и живут, слышу их голоса и даже понимаю их речь…
А вот эта белая страна под полярным кругом – ледяная пустыня, но и тут живут люди; люди эти низенького роста, одеваются в шкуры, спят в юртах, а кормятся рыбой. По их стране я мчусь в санях, а в сани запрягаю оленя – у него тонкие ноги и ветвистые рога, на которых словно бы держится небо… Извилистыми тропами я пересекаю горы… На лодке переплываю моря… А океаны преодолеваю, спрятавшись в трюме парохода… И мне жаль, что я не вижу бескрайних водных просторов.
– Что ты здесь делаешь, Дарие?
– Глобус рассматриваю, господин учитель.
– Ну и как?
– Интересно.
– Зайди ко мне после обеда.
Учитель снимает крохотную комнатенку в доме Войку Бучука, что держит лавку на развилке дорог. В комнатенке много полок, уставленных книгами.
– Хочешь почитать что-нибудь, кроме хрестоматии?
– Хочу.
Учитель дает мне две книги. Я беру. Читаю до самого вечера. Проглатываю, как голодный человек – ломоть хлеба. Потом отношу назад.
– Прочел?
– Да.
– Тогда расскажи, что понял.
Я пересказываю учителю содержание книг. Не забываю ни малейшей подробности.
Беру почитать большую толстую книгу в картонном переплете со множеством картинок. Все, что мне хотелось знать о каждой стране, собрано в этой книге.
– Это география для учащихся гимназии, – объясняет мне Бабой.
– Может, и мы попадем в гимназию?
– Ты, может, и попадешь. А я нет. Я умру. Скоро. Чахотка никого не жалеет.
Жажда знаний у меня все ненасытней.
Переходя во второй класс, я уже много чего знал и составил себе целый план, чтоб до конца начальной школы прочитать все книги, что стоят на полках учителя.
Но учитель повесил на дверь замок и уехал в город.
А Илиеску читал одни газеты.
И вот я перешел в третий класс.
Уехал и Илиеску. Нас передали новому учителю – Дуду Фусулану. У этого другая болезнь: он шатается вечерами по селу и пристает к женщинам и девушкам. Его бьют дубинками парни, колотят мужья.
Утром Фусулан является в школу изрядно потрепанный. Делает перекличку. Задает нам что-нибудь переписать. Потом оставляет одних. Велит какому ни то пятиклашке отмечать тех, кто начнет бузить. Кому староста запишет плохое поведение, того Дуду Фусулан выдерет.
Есть у учителя и другой способ развлечься во время занятий. В кофейне через дорогу, которую содержит тетушка Ленка, он играет в карты. С моим шурином Альвицэ, сборщиком налогов, писарем, попом и инспектором налогового управления. Иногда ему случается выиграть, и выигрыш он тут же пропивает. Но выигрывает он редко, чаще проигрывает. И тогда приходит в класс разозленный.
– Кто-нибудь разговаривал?
– Вот они, господин учитель! – отвечает староста и протягивает ему список.
Фусулан берет розгу, выкликает проштрафившихся, ставит их к доске и сечет, пока не выдохнется. Потом распускает нас по домам. А сам опять идет в кофейню.
Нас ничему не учат. Я тоскую по чтению, но во всем селе только у Лефтерие есть кой-какие книжки. Их я уже прочел. Как-то я откопал у него маленькую книжицу, на обложке которой было написано: «Азия». Целая книжка про континент, о котором я знал так мало!
– Дай почитать, Лефтерие!
– Бери.
Я взял. Начал читать – это оказалась трогательная повесть о любви: «Ася»[12] Ивана Тургенева…
– Ты чего вздыхаешь, Дарие?
– Сам не знаю, мама…
– Над книжкой, что ли, плачешь?
– Да.
– А ты читай такие, чтоб посмеяться. Плакать-то сама жизнь заставит! Особливо, ежели сердце жалостливое или смелости не хватает. А мне и невдомек, что ты у нас такой боязливый.
– Людей я не боюсь.
– А если людей не боишься, тогда больше и бояться-то нечего…
– Раньше я грома боялся, когда гроза. А теперь знаю, что это такое. Прошлый год в школе нам Брагадиру про гром рассказывал.
– А знаешь, что такое гром? Это когда найдут тучи, а дождя нет, вот и выезжает Илья-пророк покататься в своей колеснице по небу. А у колесницы у этой колеса огненные. И кони у святого тоже огненные, пламя так и пышет. Под ударами копыт да от грохота колес тучи содрогаются, стряхивают на землю дождь. Дьявол пугается, прячется. А Илья-пророк глаз с него не спускает. Прицелится и пустит огненные стрелы. Тут тебе и гром, и молния. Попадет стрела в дьявола, шкуру ему и опалит. Потому после грозы всегда паленым пахнет… А то, бывает, поставишь в воскресенье на рубашку заплату или вобьешь в стену гвоздь. Так там завсегда нечистая сила угнездится. Святой и это примечает. Выйдешь в рубашке, что в воскресенье залатал, тут тебя громом и поразит. И дом от молнии загорится. И дерево, если в него молния ударит.
– А зачем ты соль на порог сыплешь, когда дождь?
– А это только когда очень сильный дождь. Ежели разверзнутся хляби небесные и льет как из ведра, вот тогда соль на порог и сыплют. От соли дождь стихает…
– Мам, ты и вправду во все это веришь?
– Все люди верят. И мать моя верила, и бабушка тоже. Старые люди небось поболе нашего знали. А если ты что другое слышал, так расскажи, я тоже знать буду… Значит, грома ты теперь не боишься?
– Нет.
– Только не хоронись в грозу под деревьями. Молния часто в высокие деревья попадает…
– Наверно, из-за Агюцы, он ведь тоже от дождя под деревом прячется?
– Э, да ты, видать, и сам все знаешь…
Книги есть еще в церкви – это часословы, по которым священник отправляет службу. Но мне не хочется заглядывать в них. Да и голову забивать не стоит…
Среди зимы наш учитель вдруг как в воду канул. Одни говорили – в реке утонул, провалился под лед, когда ночью к бабам на хутор пробирался. Другие уверяли, что учитель просто сбежал куда глаза глядят…
Прислали нам нового учителя – дряхлого старичка, лет за семьдесят. Еле ноги волочит. Бороду носит и очки за уши цепляет. Нос у него длинный, тонкий, над усами нависает. Учитель все слышит, как кот, только видит плохо. Одежонка на нем потрепанная, башмаки стоптаны, кэчула по краям повытерлась. А больше в гардеробе господина Иноченциу Кокуза ничего и нет.
– Ну, ребятки, давайте учиться грамоте, да… Человек без грамоты как слепой…
– Да, господин учитель…
Но тут встает Кэрэбаш и говорит:
– А я не люблю учиться. Мне больше овцы по душе. От них и молоко, и брынза, из шкур шубу сшить можно. Овец я как-нибудь сосчитаю. Так зачем мне учиться? Вон отец Бабоя читал, читал да и свихнулся, в сумасшедший дом запрятали…
Рот у Иноченциу Кокуза растягивается до ушей. От смеха. Смеемся и мы.
– Отец твой небось богач, Кэрэбаш…
– Работает справно, вот и разбогател, господин учитель…
– А сколько у него работников, Кэрэбаш?
– Много, господин учитель, человек пятнадцать. На поле, в страдную пору, бедняков-поденщиков нанимаем. Есть им нечего, вот они за кормежку и нанимаются…
