— По правде, Себастьян Грайден — не мой отец, он меня усыновил.
— Смеёшься?
— Это не шутка.
— Ты сын его врага? — предположил Гил. — И он убил твоего настоящего отца?
— Вряд ли, — Феликс рассмеялся. — Я родился в борделе, одна из шлюх умудрилась родить меня тайком. А кто мой отец, вообще не знаю, может, их даже много.
— Это несмешная шутка, — Гил нахмурился.
— Мама на меня особо внимания не обращала, а потом и вовсе сбежала с каким-то наёмником и больше я о ней не слышал. И как оказалось, я был её платой за свободу.
— В смысле?
— Она продала меня в тот же бордель, где и работала, — сказал Феликс. — А когда я чуть подрос, хозяин сказал, что эти деньги надо отрабатывать.
— И что с тобой делали?
— Ничего хорошего, — Феликс начал рассматривать ногти. — Я их отрабатывал. Чаще других ко мне приходил отец Теодор. Он устраивал целое представление из этого. Я от него прятался, а он меня находил, а потом…
Грайден-младший отпил вина, слишком торопливо, и закашлялся.
— Нас было два мальчика, от которых старый боров был без ума. И это продолжалось долго, пока однажды мы не решили, что пойдём на всё, но следующего раза не будет. Мы украли нож с кухни и ждали, когда он придёт. Я спрятался в комнате, под кроватью, а нож в руке держал. Помню, как он заходит, делал вид, что ищет меня, а потом откинул кровать в сторону. И я ткнул ему ножом прямо сюда!
Феликс показал пальцем в горло. До сих пор хорошо помнится огромная лужа крови, в которой отражался свет свечи.
— Крови было много, ужас. Но мы особо не оплакивали отца Теодора, а полезли в его кошель. Денег было много, но скажи, что может случиться с двумя пригожими мальчиками из борделя, которые и мира-то не видели? В общем, деньги мы потеряли, из города сбежали, так как нас стража искала, и оказались в лесу зимой.
— И что дальше? — спросил Гилберт.
— Там банда была, такие ублюдки, которых я никогда не видел ни до, не после. Мой друг им не понравился и они его прямо сразу и прикончили у меня на глазах, копьём в живот, мол, что нечего его кормить. А меня… а я их атаману приглянулся. Сбежал от одного ублюдка, чтобы попасться другому. И тогда я думал, что умер и попал к Вечному. И что это навсегда. Никогда не закончится. Ходил вслед за бандой по этому лесу и мечтал, чтобы уже умереть. И постоянный холод, как же я его ненавижу.
— И как ты выбрался?
— Однажды ночью бандиты увидели человека, который оказался в лесу. В доспехах, с мечом и мушкетом. Собрали всё оружие и решили его прикончить, даже мне нож дали. В таких-то доспехах это должен был быть настоящий богач, а то и рыцарь. Он ещё костёр развёл, чтобы его наверняка нашли.
Феликс замолчал, вспоминая ту ночь. Бандиты увидели, что он так и не снял броню, а оружие было наготове. Хочешь умереть, спросил тогда атаман шайки. Я уже мёртв, ответил незнакомец, а потом заметил Феликса и смотрел на него, не обращая внимания на угрозы бандитов. А потом он пристрелил из мушкета ближайшего к нему бандита и начался бой. Коренастый невысокий мужчина в хорошей броне бегал, как старинная заводная игрушка, которую Феликс однажды видел на ярмарке. Воин метался от одного до другого, каждого награждая ударом меча. Бил наверняка, после таких повреждений очередной бандит то умирал, то терял конечность и истекал кровью.
— Они не долго сражались, бандиты хоть и озверевшие, но были совсем слабые от голода и холода, а воин прикончил их всех. Только атаман долго сопротивлялся, но всё-таки сдох, сука. И мы остались вдвоём, я и тот воин. Помню, что он ко мне идёт и прихрамывает. Медленно так, а с доспеха и с меча кровь стекает. Я с ножом стою, жду, а в голове мысль, что теперь всё, конец. Теперь-то всё закончится и я наконец умру. А он нож у меня отобрал и за собой повёл. Накормил, попросил помочь рану перевязать. Несколько дней шли, а я даже не знал, что думать. Бежать не пытался, настолько мне всё безразлично стало. Казалось, что куда бы я ни пошёл, везде будет плохо, а то и хуже. Привёл он меня в какой-то дом, большой, со слугами и говорит, что теперь я здесь жить буду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Феликс потянулся за вином, но оно уже кончилось. Гил терпеливо ждал развязки.
— Я испугался, трястись начался, думал, что лучше бы в том лесу умер. И теперь всё ещё хуже. А он такой передо мной на колени опустился и спрашивает, что ты что, меня не узнал? Я отвечаю нет, а он… а он говорит, это же я, отец твой. Столько тебя искал и наконец нашёл…
Дальше слова не шли, и Феликс замолчал на минуту.
— Я тогда зарыдал, как девка, навзрыд, а он со мной. Конечно, я ему не поверил, никак он моим отцом быть не мог, но какая разница? Остался у него, взял его фамилию, он меня воспитывал. Не сказал бы, что я был идеальным ребёнком, но отца это устраивало. Тогда только обиделся, что я к Касу ушёл. Папа тогда сказал, что из-за меня он в отряд вернулся и начал его менять, чтобы у меня было достойное место жизни, ведь другого он дать мне не мог. А недавно рассказал, что в том лесу смерти себе искал, а нашёл жизнь. Вот, пожалуй, и всё, Гил, рассказал тебе всё, что скрывал.
Они сидели молча. Феликс думал о своём, а Гилберт уставился в кубок с вином.
— Спасибо, что доверился, — наконец сказал Гил. — Я даже не ожидал, это…
— Я бы попросил тебя остаться. Мне бы не хотелось, чтобы дело моего отца так погибло. Ведь из-за меня он так старался, и чтобы от того жуткого прошлого не осталось ничего. И мы сможем всё изменить, это в наших силах. Останутся только старые байки, но мы сможем никогда не допускать вновь.
— Я… я подумаю, Феликс. Да, наверное ты прав.
— Да, подумай. Но сначала мы должны пережить ту битву.
Глава 25
— Это всё полное дерьмо! — воскликнул Сэджин, когда остался один, если не считать древней машины, взиравшей на него с тусклой светящейся стены. — Почему мы не можем встретить их на входе в долину? Почему мы запускаем их внутрь?
— Для этого анализа мне нет необходимости переходить на резервные мощности, справлюсь на имеющихся, — безжизненный голос Пророка, говорящего через Короля Пауков, раздражал. — Противник располагает достаточным количеством людей, чтобы массой продавить любую оборону. Но в долине порядок нарушится и большинство вооружённых солдат будет в центре, в толпе, не имея возможности атаковать. А ваши войска, окружив их, смогут воевать в более комфортных условиях, насколько позволяет местность и выбранная тактика.
— Сколько погибнет?
— Включение столь подробного уровня прогнозирования потребует запуска процессоров на полную мощность. При неисправности крио-установок для охлаждения, ядра расплавятся, что вызовет цепную реакцию и… упрощённо для вас, замок взлетит на воздух, а с ним и вся эта территория на многие тысячи шагов вокруг, заразив ещё больше. Наложит проклятие Старого мира, если вам это понятнее. Вы не понимаете истинную мощь этого оружия.
— Что насчёт того тумана? Почему нельзя использовать его?
— Ветер нестабильный, может задеть ваши войска.
— Откуда ты знаешь про ветер? — спросил Сэджин.
— Определять направление ветра я могу, вообще не выделяя на это мощности. Нужен только один метеозонд. При использовании токсичных отравляющих веществ большая часть союзной армии погибнет, как и все окрестные деревни. Но вы успеете выбраться с вероятностью в 99.15 процента. И гарантирую, что никто не захочет штурмовать замок, который настолько опасен.
— Это исключено.
— Как и ожидалось, — сказал Пророк. — Вы не должны были согласиться, поэтому я не предлагал. В таком случае, придерживаемся изначального плана. Расчёт боевых вероятностей — ничто для моих возможностей. Хотя без Инфосети и массового использования дальнобойного стрелкового оружия, расчёты выходят своеобразными, но…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я ухожу, — Сэджин поднялся. — И больше мы с тобой не увидимся, я оставляю это место лорду Дренлигу.
Стены потухли и стало совсем темно. Светятся только глаза Короля Пауков.
