Отрезанные друг от друга на протяжении многих веков, Индия и Китай по странной прихоти судьбы оказались под влиянием британской Ост-Индской компании. Индии пришлось долго терпеть это; в Китае этот контакт был непродолжителен, но все же успел принести опиум и войну.
Сейчас колесо судьбы описало полный круг, Индия и Китай вновь обращают взоры друг к другу, и воспоминания о прошлом живы в их памяти; паломники нового типа пересекают по суше или по воздуху разделяющие их горы, неся слова бодрости и доброжелательства и создавая новые прочные узы дружбы.
ИНДИЙСКИЕ КОЛОНИИ И КУЛЬТУРА В ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ
Чтобы узнать и понять Индию, нужно много странствовать во времени и пространстве, нужно забыть на время о ее нынешнем положении с его нищетой, ограниченностью и ужасами и получить представление о том, чем она была и что она создала. «Чтобы узнать мою страну,— писал Рабиндранат Тагор,— нужно обратиться к той эпохе, когда она поняла свою душу и вышла за свои географические границы, когда она проявила свою сущность в лучезарном великодушии, которое озарило восточный горизонт, и люди, населяющие другие берега, проснувшиеся в восхищении перед жизнью, признали ее равной себе; но не к современной эпохе, когда она укрылась за узким барьером неизвестности, замкнувшись в жалкой гордости своей исключительности, в нищете разума, который тупо вращается вокруг самого себя в бессмысленном повторении прошлого, утратившего свой свет и ничего не завещающего паломникам будущего».
Нужно не только вернуться вспять во времени, но и попутешествовать — если не физически, то мысленно — по различным странам Азии, где Индия распространяла свое влияние во многих областях, оставив бессмертное свидетельство своего духа, своей силы и своей любви к прекрасному. Сколь немногие из нас знают об этих великих достижениях нашего прошлого, сколь немногие сознают, что, если Индия была великой в мышлении и философии, она была не менее великой и в действии. Историю, которую создавали вдали от своей родины мужчины и женщины из Индии, еще предстоит написать. Большинство на Западе все еще думает, будто древняя история связана в основном со средиземноморскими странами, а в средневековой и современной истории господствующее положение занимает маленький задорный европейский континент. Поэтому и свои планы на будущее они строят исходя и^ того, что якобы одна Европа что-то значит, а все остальное можно подогнать к чему угодно.
Сэр Чарльз Элиот писал, что «неправильное представление о роли Индии в истории создают написанные европейцами книги, в которых повествуется о подвигах захватчиков, вторгавшихся в Индию, и после этого остается впечатление, будто народ Индии был слабым мечтательным народом, отрезанным от остального человечества своими морями и горными границами. В такой картине не принимаются во внимание интеллектуальные завоевания индусов. Между тем даже их политические завоевания имеют значение; они были замечательны по дальности, если не по размерам занятых территорий... Но такие военные или коммерческие вторжения ничтожны в сравнении с распространением индийского образа мышления»42.
Элиот не знал, вероятно, когда писал эти строки, о многих недавних открытиях в Юго-Восточной Азии, которые произвели переворот в представлении о прошлом Индии и Азии. Знакомство с этими открытиями подкрепило бы его доводы и показало бы, что деятельность индийцев за границей, даже помимо распространения индийского образа мышления, была довольно значительной. Мне вспоминается, как я был удивлен и воодушевлен, когда около пятнадцати лет назад прочитал впервые подробное изложение истории Юго-Восточной Азии. Передо мной открылись новые панорамы, новые исторические перспективы, новые представления о прошлом Индии, и мне пришлось соответственно пересмотреть свой образ мыслей и прежние представления. Чам-па, Камбоджа и Ангкор, Шри-Виджая и Маджапахит внезапно возникли из небытия, приняли живой образ, полный того инстинктивного чувства, которое сближает прошлое с настоящим.
Вот что писал о Сайлендре, этом могущественном полководце и завоевателе, совершившем подвиги и в других областях, д-р X. Г. Куорич Уэлс: «Этот великий завоеватель, подвиги которого можно сравнить лишь с подвигами величайших воинов, известных истории Запада, и слава которого гремела в его время повсюду от Персии до Китая, создал за одно-два десятилетия обширную морскую империю, которая просуществовала пять столетий и сделала возможным чудесный расцвет индийского искусства и культуры на Яве и в Камбодже. Однако в наших энциклопедиях и историях... вы не найдете упоминания об этой широко раскинувшейся империи или о ее благородном основателе... Сам факт, что такая империя существовала когда-то, вряд ли известен кому-либо, кроме горстки востоковедов»*. Военные подвиги этих ранних индийских колонистов важны потому, что они проливают свет на некоторые стороны индийского характера и гения, которые до сих пор не были оценены. Но еще большее значение имеет та богатая цивилизация, которую они создали в своих колониях и поселениях и которая просуществовала свыше тысячи лет.
За последнюю четверть века на историю этого обширного района в Юго-Восточной Азии, который иногда называют Великой Индией, пролито много света. Но имеется еще немало пробелов, немало расхождений, и ученые продолжают выдвигать свои противоречащие друг другу теории. Однако история в общих чертах ясна, а по некоторым вопросам имеются в изобилии и дополнительные сведения. В материалах нет недостатка, ибо имеются ссылки в индийских книгах и записи арабских путешественников и, что еще важнее, китайские исторические летописи. Есть также много старых надписей, медных табличек ит. п., а на Яве и в Бали существует богатая литература, основанная на индийских источниках, часто пересказывающая индийский эпос и мифы. Греческие и латинские источники также дали некоторые сведения. Но главное — имеются великолепные руины древних памятников, особенно в Ангкоре и Боробу-дуре43.
Начиная с первого столетия христианской эры и далее ин-дийские колонисты последовательными волнами эмигрировали на восток и юго-восток, достигая Цейлона, Бирмы, Малайи, Явы, Суматры, Борнео, Сиама, Камбоджи и Индо-Китая. Некоторые из них добрались даже до Формозы, Филиппинских островов и Целебеса. Даже на Мадагаскаре говорят на индонезийском языке с примесью санскритских слов. Понадобилось, должно быть, несколько сот лет, чтобы расселиться подобным образом, и, возможно, не все эти места были достигнуты непосредственно из Индии, а до некоторых из них добирались через промежуточные поселения. С первого столетия н. э. и примерно до 900 года н. э. было, вероятно, четыре главные волны колонизации, но и в промежутке между ними поток людей двигался на восток. Однако самая замечательная черта этих предприятий заключалась в том, что они, очевидно, были организованы государством. Широко разбросанные колонии возникали почти одновременно, и почти всегда эти поселения были расположены в стратегических пунктах и на важных торговых путях. Названия, которые давались этим поселениям, были древнеиндийскими. Так, Камбоджа, как она известна сейчас, называлась
Камбуджа — по имени хорошо известного в древней Индии города в Гандхаре или в долине Кабула. Это дает возможность примерно определить период этой колонизации, ибо в то время Гайд-хара (Афганистан) должна была быть важной частью арийской Индии.
Чем были вызваны эти необычайные экспедиции через опасные моря и какой мощный стимул двигал ими? Они бы не могли быть задуманы или организованы, если бы им не предшествовала на протяжении многих поколений или столетий деятельность отдельных лиц или небольших групп, стремившихся к ведению торговли. В древнейших санскритских книгах имеются неясные ссылки на эти восточные страны. Приводимые в них названия не всегда легко попять, хотя иногда это и не представляет труда. Ява определенно происходит от «Ява двипа», или остров проса. Даже сейчас джавой называют в Индии ячмень или просо. Другие названия, приводимые в старых книгах, также обычно связаны с наименованием минералов, металлов или каких-либо промышленных либо сельскохозяйственных продуктов. Сама эта номенклатура уже наводит на мысль о торговле. Д-р Р. С. Маджумдар указывает, что «если литературу можно считать верным отражением народного духа, то главной страстью в Индии на протяжении столетий, непосредственно предшествовавших христианской эре и следовавших за ней, должны были быть торговля и коммерция». Все это указывает на развивающуюся экономику и на постоянные поиски отдаленных рынков.
В 3 и 2 веках до нашей эры эта торговля постепенно возрастала; за отважными торговцами и купцами, возможно, последовали миссионеры, ибо это был как раз период, следовавший за правлением Ашоки. В старых санскритских текстах содержится много описаний опасных морских путешествий и кораблекрушений. Из греческих и арабских источников видно, что регулярная морская связь между Индией и Дальним Востоком существовала, по крайней мере, еще в 1 веке р. э. Малайский полуостров и индонезийские острова лежат на прямом торговом пути между Китаем и Индией, Персией, Аравией и районами Средиземного моря. Эти страны имели не только географическое значение. Там были ценные минералы, металлы, пряности и лес. Малайя славилась тогда, как и сейчас, своими оловянными рудниками. Вероятно, наиболее ранние путешествия совершались вдоль восточного побережья Индии — Ка-линга (Орисса), Бенгалия, Бирма и далее к Малайскому полуострову. Позже были открыты прямые морские пути из Восточной и Южной Индии. Именно этим морским путем приезжали в Индию многие китайские паломники. Фа Сянь в 5 столетии, посетив по пути Яву, сетовал на то, что в то время там было много еретиков, то есть людей, исповедующих не буддизм, а брахмани-ческую религию.
