Гвардейцы-коммунисты слушали внимательно, и радостно было сознавать, что они понимают историческую связь событий. Царицын — Мадрид — Сталинград — как витки круто поднимающейся вверх спирали, в которой каждый круг шире, полнее и богаче содержанием.
Испания в те дни мне вспоминалась часто, и вот почему. Многие генералы, участники Сталинградской битвы (Р. Я. Малиновский, Н. Н. Воронов, М. С. Шумилов, А. И. Родимцев, Н. И. Бирюков, П. Л. Романенко, П. Г. Прозоров и другие товарищи), пять лет назад тоже служили волонтерами в войсках республиканской Испании, боровшейся против фашистских интервентов и фалангистов Франко. Встречаешься — и на какую-то минуту в наших северных блиндажах вспыхнет горячее солнце далекой страны, эпизоды пережитого при первой встрече с гитлеровским зверьем за Пиренеями. Кроме того, 376-й немецкой дивизией, стоявшей в районе Осинки — Логовский, командовал некий фон Даниэльс. Эту же фамилию носил командир фашистской части на Арагонском фронте под Уэской, и я долгое время считал, что в Осинкпх сидит тот же матерый гитлеровский волк, которого мы били в Испании. В ночь на 19 ноября мелькнула мысль: «Ну, приятель, теперь ты, кажется, попадешь в ловушку и расплатишься за все — и за Сталинград, и за Уэску, и за тот проклятый осколок, который остановил сердце Лукача!..» К сожалению, командир разгромленной нами 1 февраля 1943 года 376-й немецкой пехотной дивизии фон Даниэльс был лишь его однофамильцем.
Уже перевалило далеко за полночь. Из частей доносили, что к наступлению люди готовятся с подъемом, как к светлому празднику.
Ночью в медсанбат 24-й дивизии пришел Прохоров, сел на табурет среди раненых офицеров и сказал:
— Я к вам пришел, товарищи, с просьбой. Утром идем в бой. Дивизия получила новое пополнение, конечно, у меня есть офицеры, которые поведут бойцов. Но вы — опытнее, у вас — закалка. Мы ведь пойдем в бой не за смерть, а за жизнь… Прошу, кто может держать оружие, вернуться в строй и вести вперед свои подразделения.
Двадцать офицеров как один встали перед своим комдивом. Таков был душевный настрой.
Под утро пришла весточка от Радецкого: «Противник нервничает. Всю ночь ведет ружейно-пулеметный огонь, Из блиндажа не высунешься. Адъютант попробовал — тотчас пулей шапку пробили…»
Звонок Меркулову:
— Серафим Петрович, как дышишь?
— Готовы выполнить приказ Родины!
— Это хорошо. А конкретно?
— Проходы в минных полях готовы, снято девяносто восемь мин…
— Как румыны?
— Слева постреливают, а в общем спокойно. Соединился с гвардейцами:
— Как противник, Виктор Сергеевич?
— Спит, товарищ командующий.
— Что же, готовься разбудить по-гвардейски!..
Над Доном занималось хмурое утро.
— Небесная канцелярия подвела, — невесело пошутил Лучко.
Мы с Горбиным стояли в траншее у оптических приборов, вглядываясь в даль. Ни черта не видно! Туман отгородил плацдарм плотным занавесом. Медленно падал снег и таял в каше тумана, лишь уплотняя его непроницаемость. Подошел представитель 16-й воздушной армии (сам Сергей Игнатьевич Руденко находился у Чистякова, но не забывал и нашу шестьдесят пятую; особенно мы были благодарны летчикам за отличную авиаразведку). Доложил:
— Ввиду нелетной погоды авиация работать не будет.
Час от часу не легче! А стрелки часов неумолимо приближаются к 7.30…
Бабаскин и Манило нервничают. Трудно начинать артподготовку вслепую. Все будет зависеть от качества проведенной артиллерийской разведки. У меня, признаться, тоже на душе кошки скребут, но надо как-то поднимать настроение товарищей.
— О чем задумались, боги войны? Ваши способности известны: «ноль-ноль-пять — по своим опять»!..
Бабаскин рассмеялся и безнадежно махнул рукой.
— Вы позаботьтесь, полковник, об организации артразведки, когда начнется бой в глубине.
— А сейчас будем вести огонь сразу на разрушение?
— Другого-то ведь ничего не придумаешь. Заверещал зуммер полевого телефона. У провода К. К. Рокоссовский:
— Какова у вас видимость, Павел Иванович?
— С трудом просматриваю на двести метров, — ответил я с тайной надеждой услышать приказ об отсрочке до улучшения погоды.
Командующий фронтом помолчал, потом сказал:
— Начинать будем вовремя. Желаю успеха. Скоро буду у вас.
Секундная стрелка перескочила последнее деление и как будто остановилась на 7.30. И тотчас в тылу Дружилинских высот, слева и справа, раздался мощный рев. Полки тяжелых гвардейских минометов дали первый залп.
Мелькнули в облаках огненные хвосты «катюш» и исчезли за занавесом тумана. Оттуда пронесся вибрирующий гул разрывов. Далеко справа снова послышался рев «катюш» — начал огонь Иван Михайлович. И вот уже вся наша артиллерия ударила по вражеской обороне.
В воздухе сплошной гул. Завеса тумана стала желтовато-багровой. Артиллерийская подготовка продолжалась 80 минут. Орудия и минометы вели с максимальным темпом огонь по заранее пристрелянным огневым точкам противника.
На НП царило напряженное ожидание. В 8.30 к гулу и грохоту орудийного огня прибавились новые звуки: перестук пулеметов, дробь автоматных очередей, залповый огонь из винтовок. Готовясь к броску, давала свой голос пехота. Боевой порядок дивизий был построен в один эшелон, чтобы сразу обрушиться и ворваться в первые траншеи противника всеми наличными средствами. Этот порядок себя вполне оправдал.
В 8.50 раздался залп тяжелых минометов — сигнал к атаке. На мгновение стало тихо, и вдруг весь плацдарм ожил и заполнился массой людей. В стереотрубу было видно, как солдаты выскакивали из окопов, бежали за танками и вместе с ними исчезали в тумане. Донеслись первые разрывы ручных гранат.
Пошли!
Первые две линии траншей на береговой возвышенности были взяты сразу. Развернулся бой за ближайшие высоты. Оборона противника была построена по типу отдельных опорных пунктов, соединенных траншеями полного профиля. Каждая высота — сильно укрепленный пункт. Овраги и лощины минированы, подступы к высотам прикрыты проволокой, спиралями Бруно.
Гвардейцы справа, прижимаясь к 76-й дивизий соседа, двигались хорошо. В центре хуже: Меркулова вынудили залечь перед Мело-Клетским. Что же делается у Макаренко?
— Слышите, товарищ командующий? — сказал, указывая рукой налево, Горбин. Он отошел от бесполезной стереотрубы и напряженно вслушивался в многоголосый шум невидимого боя. Да, на участке 321-й дивизии начиналась горячая пора: оттуда доносились характерный лающий голос немецких шестиствольных минометов и все нарастающая трескотня пулеметов и автоматов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
