Отец согласился с моими расчетами – включая и необходимость повторить, если нам понравится в первый раз.
– Хорошо, дочка. Если задержишься – позвони, чтобы мы не волновались.
И, Морин…
– Да, отец?
– Насладись от души, дорогая.
– Oh, mon cher papa, tu es aimable! Je t'adore! <Дорогой папа, какой ты милый! Я тебя обожаю! (фр.)> – Обожай лучше сержанта Теда. Может, у него теперь долго не будет случая – так ты уж постарайся. Я люблю тебя, лучшая из девочек.
* * *Обычно я, когда желаю быть соблазненной, решаю это загодя, создаю или помогаю создать удобный случай и содействую всем авансам номинального соблазнителя. (И наоборот: когда я не желаю быть соблазненной, то просто не допускаю удобного случая.) В ту ночь у меня не было времени на утонченный, подобающий леди ритуал. Был только один шанс и два часа на его осуществление – второго шанса не будет, Теодор уедет за море. Попрощаться с воином следовало сейчас.
Поэтому Морин вела себя не как леди. Как только мы свернули с бульвара Бентона и сумерки скрыли нас от посторонних глаз, я попросила Теодора обнять меня за талию. Когда он сделал это, я взяла его руку и положила на грудь. Большинство мужчин понимает это правильно.
Теодор тоже понял, и у него перехватило дыхание. Я сказала:
– Нам некогда стесняться, дорогой Теодоро. Не бойся ласкать меня.
Его ладонь охватила мою грудь.
– Я люблю тебя, Морин.
– Мы полюбили друг друга с первой встречи, – уточнила я. – Просто не могли об этом сказать. – Я опустила его руку за ворот своего платья, и она обожгла меня.
– Да, – хрипло сказал он, – я не смел сказать.
– Ты бы никогда и не сказал, Теодор. Так что я решила набраться смелости и сказать тебе, что чувствую то же самое. Вот, кажется, и наш поворот.
– Да, кажется, он. Мне нужны обе руки, чтобы вести машину по этой дороге.
– Да, но только пока мы не доберемся до места. А там уже твои руки… и все твое внимание понадобятся мне…
– Да!
Теодор въехал в лощину, развернул автомобиль, выключил фары, заглушил мотор, поставил ручной тормоз и повернулся ко мне. Он обнял меня, и мы поцеловались, слившись друг с другом – наши языки, соприкасаясь и ласкаясь, сказали все без слов. Я испытывала полное блаженство. Я по-прежнему считаю, что по-настоящему глубокий поцелуй более интимен, чем совокупление; женщина не должна так целоваться, если не намерена сразу же после этого поцелуя отдаться мужчине так, как он хочет.
И я без слов сказала это Теодору. Как только наши языки встретились, я подняла юбку и положила его руку себе между ног. Он еще колебался, и я направила его руку повыше.
Колебания кончились – Теодору нужно было толь ко дать понять, что я знаю, чего хочу, и что все его действия будут приветствоваться. Он нежно потрогал меня, потом просунул внутрь палец. Я дала ему войти, а потом стиснула изо всех сил – и поздравила себя с тем, что неустанно упражнялась с тех пор, как родила Этель, – целых два года. Люблю удивлять мужчин силой своего сфинктера. Дети так растянули мой проход, что я, если бы не работала над собой непрерывно, стала бы "широкой, как амбарная дверь, и расхлябанной, как старый башмак", – так говорил отец, по совету которого я и следила за собой с самого начала.
Теперь мы отбросили всякое стеснение и действовали без оглядки. Но я хотела еще кое-что ему сказать, поэтому чуть отвела свои губы и со смешком, щекочущим ему рот, проговорила:
– Ты не удивился, что я без панталон? Я их сняла, когда поднималась наверх… не могла же я прощаться с моим бравым воином в панталонах.
Смелей, любимый мой солдат, – мне ничего не будет, я в положении.
– Что ты сказала?
– Неужели мне опять надо проявлять смелость? Я беременна, Теодор; никаких сомнений, уже семь недель. Так что резинки не надо…
– У меня ее и нет.
– Значит, хорошо, что она не понадобится. Но разве ты не собирался любить меня?
– Нет, не собирался. И в мыслях не было.
– Так вот сейчас ты меня возьмешь. Теперь уж не отвертишься. Я достанусь тебе голенькая, дорогой, без резинки. Хочешь, чтобы я разделась совсем? Я разденусь, если хочешь. Я не боюсь.
Он впился в меня поцелуем.
– Морин, по-моему, ты ничего на свете не боишься.
– Нет, боюсь. Ни за что не пошла бы одна ночью по Двенадцатой улице.
Но бояться секса и любви? Что же в них страшного? И ты не бойся, милый. Я буду любить тебя, как умею. А если чего-то не сумею – научи меня, и я попробую. (Теодор, хватит разговоров – бери меня!) – Сиденье очень узкое.
– Я слышала, молодежь снимает заднее сиденье и устраивается на земле.
Там, сзади, и полость есть.
– Ага.
Мы вышли из машины, и тут произошла история прямо в духе Кейсона Копса.
Вудро.
Мой любимчик, которого я бы в тот момент охотно придушила, спал на заднем сиденье и проснулся, когда я открыла дверцу. То есть это я думала, что он проснулся – может быть, он не спал и все слышал, запоминая незнакомые слова для будущих расспросов – или для шантажа.
Ох уж этот мальчишка! И что из него только вырастет?
Вслух я произнесла полным счастья голосом:
– Вудро, негодник ты этакий! Сержант Теодор, посмотрите-ка, кто спит на заднем сиденье. – Я протянула руку назад, стараясь застегнуть Теодоровы бриджи.
– Сержант Тед обещал взять меня в Электрик-парк!
И мы, уже под присмотром, отправились в Электрик-парк.
Интересно, старалась ли еще какая-нибудь женщина "погубить себя" так же, как я?
* * *Двадцать часов спустя я лежала в своей постели. По правую руку от меня лежал мой муж капитан Брайан Смит, по левую – мой любовник капитан Лазарус Лонг. Каждый положил руку мне под голову и ласкал меня свободной рукой.
– Брайан, любимый, – говорила я, – когда Лазарус завершил пароль, произнеся: "…но только пока не настали тяжелые времена", я чуть не упала в обморок. А когда он сказал, что происходит от меня – то есть от нас с тобой – то есть от Вудро – я почувствовала, что схожу с ума. Или утке сошла.
Брайни щекотал мой правый сосок.
– Не волнуйся. Вертлявые Ляжки. У женщин это не так заметно – лишь бы не забыла, как стряпать. А ну-ка перестань.
Я ослабила хватку.
– Неженка. Не так уж я и сильно.
– Я несколько не в форме. Капитан Лонг, насколько я понимаю, вы решили открыться – в ущерб своим же интересам – лишь для того, чтобы сказать мне, что меня не ранят и не убьют.
– Нет, капитан, совсем не поэтому.
– Тогда сознаюсь, что ничего не понимаю.
– Я открыл, что я говардовец из будущего, чтобы успокоить миссис Смит. Ее безумно тревожило то, что вы можете не вернуться. И я сказал ей, что уверен в вашем возвращении. Поскольку вы один из прямых моих предков, я изучил вашу биографию еще в Бундоке и знаю, о чем говорю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});