320
Шопенгауэр пытается избежать этой ошибки и не берет на себя смелость положить эти понятия в основу правил и всеобщих законов как раз и навсегда данные, а лишь представляет каждое из вышеупомянутых понятий как некий обобщенный закон морали. Из этого, однако, не следует, что Шопенгауэр придерживается модной в то время линии Гегеля, трактующего эти понятия исключительно с точки зрения истории; не следует ожидать, что Шопенгауэр расскажет какую-либо поучительную историю и затем объявит ее философией, как если бы эта проблема заключалась лишь в том, чтобы попытаться проложить путь между началом и концом мира, а затем определить наше место на этом пути. Помимо ряда других возражений, которые могут возникнуть при рассмотрении этого вопроса, предпринимается попытка пофилософствовать в свете закона достаточного основания, попытка скорее найти ответы на такие вопросы, как "откуда, каким образом, куда и почему", а не на вопрос "что" (том I).
По мнению Шопенгауэра, существует еще один аспект, к решению которого он подходит совершенно иначе и который отличает его подход к проблеме морали от его предшественников и современников, кратко говоря, это - его отношение к такому понятию, как "теологическая этика". Большинство философов, занимающихся проблемами морали и придерживающихся общепринятого понимания этой проблемы, заявляли, что в основе и в оправдании моральных убеждений должна быть воля и цели внешнего "трансцендентного" бытия, причем это бытие представлялось в виде сверхчеловека, или Бога, а иногда (менее определен
321
но) это бытие представлялось завуалировано, в виде "свода правил" или "Заповедей". Такая концепция понимания внешнего бытия была общепризнанна не только на тех основаниях, что являлась неотъемлемой характеристикой законности любой моральной системы (так как без нее не было бы смысла полагать, существуют ли обязанности вообще и действительно ли необходимо подчиняться моральным правилам); но также эта концепция считалась необходимой для мотивации людей придерживаться в своей жизни признанных моральных правил, так как перед ними была перспектива поощрения или наказания (в той или иной форме) за то, что они совершили в жизни.
Шопенгауэр уверяет, что он не собирается касаться "гипотез" подобного рода. Кант разрушил спекулятивную теологию, разоблачая пустые, голословные "доказательства" существования Бога (ОМ, 2), и, таким образом, "отделил теологию от философии". После этого, когда речь заходила о псевдометафизике, он, по крайней мере, не поднимал бровей от удивления, говоря о мистических "заповедях", "бесконечности" и "сверхчувствительности", когда было бы больше к месту говорить о таких понятиях, как "облако - кукушка - земля", - ни к чему "подавать пустые блюда, накрытые салфетками" (том I).
Шопенгауэр полагал, что моральная философия - была ли она общепринята или нет - вступила в период кризиса, и основанием для его предположения были понятия, аналогичные тем, которые лежали в основе мнений, не так давно выраженных в эстетическом экзистенциализме Сартра и его последователей. Сартр полагал, что если мы отбросим идею Бога как создателя человека по своему подобию в соответствии с предопределенным образцом и с предопределенной ему ролью или целью, то мы должны внимательно отнестись к логическим следствиям наших убеждений. Было бы совершенно неверно, например, продолжать придерживаться точки зрения о существовании некоторых априорных ценностей, представляющих собой нечто в виде "интеллигибельных небес".
322
Как раз напротив, если Бог не существует, то и возможность обнаружения предшествующих ценностей, предписанных свыше, также исчезает [1]. Понятия ценностей и норм морали, закрепленных и данных свыше и существующих независимо от выбора человека и его притязаний, являются такими же мифическими, как и идея о существовании предустановленной "природы" или "сущности", которой каждый из нас, как индивидуальное человеческое существо, должен соответствовать. Основываясь на данной концепции, Сартр пришел к следующему заключению: ответственность за то, какие моральные правила и законы мы признаем, а также за действия, которые мы совершаем, и за черты характера, которыми мы обладаем, ложится на нас, и только на нас, так как все это мы выбираем (или должны выбирать) сами. Но как мы скоро увидим, данная позиция, в общем, отличается от той, которой придерживается Шопенгауэр.
1 Сартр Ж.-П. Existentialism and Humanism (Экзистенциализм и гуманизм).
Действительно, так же как и Сартр, Шопенгауэр начинает свои размышления, основываясь на утверждении о том, что теологическая этика в настоящее время находится в упадке. Как принято полагать, Шопенгауэр не считает возможным признать, что религиозные догмы могут служить практической цели - удерживать поведение человека в рамках благоразумного, поскольку только эмпирические исследования могут решить этот вопрос. Также считается, будто Шопенгауэр был готов в конце концов признать, что некоторые религиозные док
323
трины могут вести к глубокому пониманию различных вещей. Однако, как мы уже видели, он категорически отрицает, что религиозным утверждениям можно полностью доверять и принимать их как истинные: интерпретировать их в этом смысле и затем пытаться объяснить с точки зрения философии кажется Шопенгауэру абсурдным.
Поскольку полагают, что аллегорические доктрины религий представлены так, как если бы их сообщали и познавали как истинные, "интуитивно", как если бы эти истины были необходимы для моральной философии, то к истинам такого рода можно прийти другим независимым путем, например с помощью системы, сходной с системой Шопенгауэра. Но в такой системе, которая не признает утверждений, лежащих в основе всей "трансцендентной" метафизики, даже не может возникнуть вопрос о постулировании благосклонного творческого божества или сверхприродного законодателя, существующего "вне" или "по ту сторону" мира. А философское размышление о внутренней природе самого мира показывает, что на самом деле не существует никакого задуманного этического замысла для мира и что человеческое существование, вместе с иными феноменальными проявлениями воли, обречено на вечное противоречие и страдание.
Таким образом, метафизика, в том смысле, как понимал ее Шопенгауэр, не может быть ни основанием, ни критерием для этики, если мы признаем существование некой известной цели высшего морального бытия или (в качестве альтернативы) целого ряда самосуществующих объективных ценностей, которые неким таинственным образом включены в саму суть реальности.
324
Но разве из этого следует, что мы должны оставить мысль о поиске основы моральной философии и этических понятий в метафизике и считать моральные устои, которые мы принимаем, лишь грубой данностью, которая не поддается дальнейшему философскому объяснению или оправданию и понятна без ссылки на то, что находится вне этих данных понятий? Шопенгауэр отвергает данное предположение. Согласившись с таким предположением, мы вынуждены будем принять чисто "аналитическое" рассуждение, в результате чего мы будем ограничены сферой эмпирической психологии. Но это не могло бы удовлетворить того, кто искренне заинтересован в решении проблем морали. Даже если старые основания оказались более непригодными, тем не менее остается уверенность в том, что этика никогда не будет уничтожена, но, с другой стороны, как может она существовать, если мы предполагаем, что она "парит в воздухе" или является не более чем феноменом человеческого рассудка?
Как заметил Кант, "метафизика должна предшествовать моральной философии и в любом случае быть абсолютно необходимой для нее"; и именно к Канту мы могли бы обратиться за решением стоящей перед нами проблемы, поскольку, помимо его достижений в сфере разоблачения заблуждений, которые делают несостоятельными все доказательства существования Бога и бессмертия души, он также предпринял попытку предоставить новые основания для морали взамен тех, которые он сам разрушил. К сожалению, однако, здесь он был менее успешен, поскольку многими его "категорический императив" воспринимается как удобная подушка, опираясь на которую этика впредь может оставаться в комфортабельном и безмятежном вечном покое.
325
Поскольку этическая теория Канта была безоговорочно принята большим количеством людей, включая академических философов, то возникла необходимость тщательно рассмотреть ее еще раз и выявить ее серьезные недостатки. Поэтому в первой части своей книги "Об основании нравственности" Шопенгауэр отмечает, что его попытка критически пересмотреть идеи Канта и дать им новую оценку может быть полезна обществу. И свой взгляд на проблему он выражает в характерном для него полемическом стиле: ироничном, язвительном и едком.
Этика Канта
