Ее ночные рубашки были поношенными, вышивка на кокетке поблекла от множества стирок. Края манжет обтрепались и были аккуратно подшиты мелкими стежками.
Одежду его матери едва ли можно уместить в одной комнате, а вещи Джиллианы легко умещались в саквояже.
Справившись со своей задачей, Грант вышел из спальни как можно тише, чтобы его не услышала Арабелла в смежной комнате. Он просто не знал, что ей сказать.
– Что ты затеял, украв одну из помощниц кухарки, Грант? И куда, скажи на милость, направляешься с этим саквояжем? – Его мать вышла в холл, уперла кулаки в пышные бедра и гневно воззрилась на него. – И не смотри так на меня, я твоя мать, невзирая на твой возраст и титул. Я жду от тебя ответа, Грант.
– Ты уверена, что готова его услышать?
Графиня казалась уже чуть менее раздраженной, однако не отступала.
– Что ж, хорошо, мама, – сказал Грант, остановившись прямо перед ней. – Я перебираюсь во дворец.
Мать побледнела, и он прекрасно понимал почему. Она избегала появляться в этом здании после смерти его отца.
– Это ненадолго, – продолжал Грант. – До тех пор, пока не разберусь, кто именно желает мне смерти и кто виновен в смерти Джеймса и Эндрю.
Графиня отступила на шаг, словно опровергая все, что он только что сказал.
– Что ты имеешь в виду?
– Кто-то пытался отравить меня, мама, и в результате чуть не погибла мисс Камерон. А с моими братьями они добились своего.
Ее дрожащая рука взметнулась к горлу.
– Не хочешь же ты сказать, что… – Графиня резко осеклась, и черты ее лица на мгновение смягчились, но тут же вновь ожесточились. – Я не могу в это поверить, Грант. Э го дикое предположение, такого не может быть. Джеймс и Эндрю умерли от заболевания крови.
– Поговори с доктором Фентоном. А лучше с Лоренцо.
Он прошел мимо нее.
– Кто мог это сделать, Грант? Если это правда, то кто желает смерти моим сыновьям?
Он не ответил. На эти вопросы у него не было ответов.
– Она с тобой? Мисс Камерон с тобой?
Он не остановился, не обернулся.
– Тебя не волнует репутация семьи?
Услышав это, Грант остановился.
– Неужели все мои усилия за прошедшие двадцать лет были напрасны, Грант, и ты продолжишь деятельность своего отца в попытке опозорить нашу семью?
Грант медленно повернулся и размеренным шагом подошел к матери.
– Для тебя репутация дороже жизни, мама? Или Джеймс с Эндрю теперь твои любимые сыновья только потому, что они мертвы? Они больше не шумят и не доставляют хлопот. Ты больше не получишь ни одного письма из школы о Джеймсе, и тебе не придется беспокоиться по поводу выбора постельных партнерш Эндрю. Они больше не будут сорить деньгами и никогда не приведут в дом друзей и теперь уже никогда не поставят тебя в неловкое положение.
– Как ты можешь такое говорить? Я скорблю по ним каждый день.
– Скорбишь? Или ты просто благодаришь Бога за то, что им хватило воспитанности, чтобы умереть тихо и скромно? А я бы предпочел видеть их живыми, мама, пусть шумными, грубыми и скандальными.
– Неужели ты настолько ненавидишь меня, что можешь говорить такие вещи?
– Мне кажется, ты предпочитаешь мученичество жизни, мама, и мне тебя жаль. Думаю, жизнь пугает тебя. Иначе почему ты замуровала себя здесь, в Роузмуре, словно это мавзолей?
– Из-за чувства вины.
Грант в изумлении уставился на свою мать.
– Из-за чувства вины, мой дорогой сын, и у меня нет намерения объяснять тебе это. Думай, что хочешь, Грант, и поступай, как хочешь. Я не могу изменить твои планы.
Графиня медленно направилась к своей спальне, оставив Гранта теряться в догадках, что же она скрывает.
Глава 22
Когда Джиллиана снова проснулась, ее первой мыслью было, что это наказание не только за ее любовь к Гранту, но и зато, что она спала с ним. Вслед за этим она порадовалась, что Гранта нет в комнате, – это наблюдение она сделала, приподняв голову и определив, что находится в спальне Гранта во дворце.
Как долго она уже здесь?
– Ну вот, теперь вы чувствуете себя лучше, – сказал Лоренцо. Он улыбнулся и подошел к ней с подносом в руках.
Она осторожно села, удивляясь, что ее не тошнит. Джиллиана собралась было отказаться от еды, которую он принес, но обнаружила, что на подносе вовсе не завтрак, а настоящий клад из вещей, обожаемых любой женщиной: зеркальце в серебряной оправе, щетка для волос, длинный гребень с широкими зубьями, чтобы лучше распутать волосы; зубная щетка, миска и кувшин с водой, а еще баночка с эликсиром для полоскания рта.
– Бог ты мой, да вы просто чудо! – воскликнула она, садясь повыше. – Что заставило вас подумать обо всех этих вещах?
– Я ведь женат, малышка. Любой мужчина, который любит женщину, скажет вам, что настроение женщины соответствует тому, как она выглядит. А вернее, как ей кажется, что она выглядит. Видите ли, я встречал красивых женщин, которые не считают себя красивыми. И видел женщин, которые, как вы бы сказали, невзрачны. Но они считают себя красивыми и ведут себя так, словно они самые прелестные создания на всем свете.
Джиллиана откинулась на подушки и посмотрела на Лоренцо с большей благосклонностью, чем прежде.
– Подозреваю, что вы очень мудры во всем, что касается женщин. Это проистекает из большого опыта?
– Признаюсь, что весьма неравнодушен к женскому полу. Однако я не волокита, если вы это имели в виду. У меня есть своя прекрасная женщина – жена.
Джиллиане хотелось задать еще много вопросов Лоренцо, в особенности о том, что с ней случилось и как долго она была больна, но он поклонился и исчез, оставив ее одну в спальне.
Как, однако, странно, что она не может вспомнить ничего происходившего после вчерашнего вечера. Да и было ли это вчера? Она пришла во дворец, чтобы понаблюдать за опытом с болотным газом, – то, чего ей, пожалуй, не следовало бы делать. Но ей очень хотелось и было все труднее и труднее не слушаться своих желаний в том, что касается Гранта.
Они любили друг друга, этого она не могла забыть.
Джиллиана переложила подушки, на что у нее ушло больше времени, чем требовалось, потом с облегчением прислонилась к украшенному резьбой изголовью. Медленно начала она расчесывать спутавшиеся волосы. Почему она легла спать, не заплетя их в косу? Заболела? Но если так, то почему ее не лечат доктор Фентон и Арабелла?
Вопросы все множились, но ответов на них Джиллиана не находила. Приступ слабости накатил на нее, и она отложила гребень, вынужденная отдохнуть. Джиллиана не любила болеть. Вообще-то она болела редко. Конечно, случались простуды, и время от времени она температурила, но никогда прежде не чувствовала себя так, как сейчас, когда из нее словно выкачали силу.
