Форма входа
Читем онлайн Русалия - Виталий Амутных
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— Князь, — не долго думая Иггивлад перенес свое внимание на Свенельда, — послушай мое… мою… новую…
— Вот еще! Мне твои несуразицы выслушивать! — и он тоже исчез.
По понятной причине с некоторым запозданием оценивая изменения окружающих обстоятельств Иггивлад был несколько удивлен, обнаружив отсутствие объектов своего внимания. И хотя здесь, в становище, на изрядном удалении от догорающего города, особенного оживления не наблюдалось, все же какие-то человеческие тени от случая к случаю возникали перед его расплывающимся взором. А ему сейчас совершенно необходимо было приискать хоть какого-то слушателя.
— Стой! Погоди! — бросался он то за тающим конником, то за гурьбой обозных людей, волокущих огромное бревно.
Наконец ему удалось настичь менее прыткую тень, которая оказалась тучным Зайцем — сподручником кашевара. Помимо того, что Заяц был тучен и немолод, что ограничивало скорость его перемещения в пространстве, он еще и, подобно Иггивладу, в общей кутерьме успел принести неурочную жертву каким-то напитком. Оттого песнопевцу выпала возможность не только угнаться за ним, но и повстречать, если не взаимопонимание, то нечто похожее на уважительность.
— Я, Заяц, видя… на величавые дела нашей княгини, сложил песнь, — не без достоинств возвестил Иггивлад, лишь только ему удалось завладеть вниманием кашевара. — Еще никто ее не слыхал. Даже сама Ольга, хоть имела жадание[292], да не имела случая преклонить к ней свой слух. Ты первым будешь. Слушай. Гусли я с собой не взял. Их чинить надо. Так слушай. Как из города великого из Киева… из Киева… Нет, как это? Как из города великого из Киева… В общем там так: как прибили Игоря древляне, пришла Ольга под стены Искоростеня вместе с сыном своим Святославом…
Лицо старого Зайца терявшееся в сумраке стало более различимо Иггивладу, поскольку приблизилось к его лицу вплотную.
— Да что ты врешь, — вместе со словами сочинителя накрыла плотная волна хмельных испарений, — сын у Ольги — четырехлеток. Куда бы она с ним пошла?
— Да ты слушай! С сыном, без сына, какая разница? А эти, значит, древляне, затворились в городе, и ни туда, ни сюда. И вот послали к ней древляне человека спросить, чего она хочет, и сулили ей меха и мед, и все такое…
— Ну ври, ври, — уронил голову на грудь Заяц.
— А Ольга и говорит им, не надо, мол мне ваших мехов, а дайте мне от каждого двора по три голубя и по три воробья…
Кашевар хоть, казалось, навсегда ушел в себя, тут вновь вскинул голову и уставился на Иггивлада круглыми от изумления глазами.
— Ну, а древляне, конечно, обрадовались, что за такую плату Ольга соглашается от города отступить. Ну, и прислали ей голубей с воробьями. А княгиня хитра была, взяла, да и привязала к каждой птице по ветошке, и пустила их. Полетели голуби с воробьями в свои гнезда, — и город подожгли…
Помолчали.
— Ну, ты, вспевак[293], и брехун! — покачал головой Заяц. — Да всем ведомо, что братанику ихнего князя Ольга золотые горы посулила, — тот со своими людьми ворота-то и отворил. А что про горобцов[294] ты наврал… Так сам, дурья твоя башка, попробуй птахе хвост поджечь, — посмотришь, в гнездо она тогда полетит или еще куда. Ты про такие глупости лучше никому больше не сказывай, а то до Ольги дойдет, что ты ее дурой считаешь, — несдобровать башке твоей мякинной.
— Что ты можешь понимать? — наконец решил обидеться Иггивлад. — Про птиц — это особенный способ художества. Греки называют — «метафора». Что ты, бык рогатый[295], умеешь про метафору понимать?
— А вот я тебя сейчас заушу[296], — не торопясь проговорил Заяц, — и поймешь, что я умею.
И тут же увесистая затрещина подтвердила его намерение.
На стылой голой земле самозабвенно колошматили друг друга два опьянелых немолодых человека. А в стороне от этого дурашного побоища все еще резали, кололи, все еще ловили и вязали разбегавшихся древлян. Серо-розовый рассвет поднимался над пространством, усеянным сотнями трупов, залитым лужами крови, застланным черным дымом. Так русские в который раз побеждали русских.
Скоро поднялся сильный ветер. Наметившуюся было розовость неба стремительно пожрали тяжелые тучи… И полетел снег. Белый, как свет Святовита.
Передовые отряды крохотных ледяных звездочек, достигнув красной земли, испуганно таяли, и все же им удалось охладить ее раны, с тем, чтобы новые белые рати могли уверенно пеленать чистейшими простынями кровоточащие следы недавнего измывательства. Вскоре все вокруг стало белым бело, и только едкий запах гари не мог быть похоронен под роскошным искристым нарядом.
С того дня снег шел, почитай, не прекращаясь. Он сыпал и сыпал по всей русской земле, погружая ее в прекрасный сон о светлом пути к дыханию дыхания, глазу глаза, уху уха, разуму разума, о старинном пути, на котором идущий встретит синий, красновато-коричневый, зеленый, красный и, конечно, белый цвета.
Но спустя некоторое время глядя из окошка смотрильни уже своего терема на бесконечный белый мир, Ольга думала о другом, она вдохновенно размышляла о том, что теперь пришла пора ей самой продолжить полюдье в оставшихся северных областях на запад по Луге и на восток по Мсте, установить повсеместно погосты[297] и назначить дани. Это нужно было успеть осуществить как можно скорее, поскольку вослед за тем киевская княгиня ожидала пришествия куда более знаменательных и отрадных событий.
Весна на Итиль снисходит прежде, чем добирается до полянских земель. Встреченная Словишей на этой могучей реке, она смотрелась явлением столь значительным и решающим, что все прочее казалось всего лишь мелкими искрами разгорающегося костра Хорса, поющего во славу творений, разгоняющего тьму и страх. Верно, столь острое восприятие Словишей перемены времени года было связано с тем, что после череды тягостных, а порой и опасных событий, посыпавшихся на него с той ночи, когда наймиты работорговцев Хазарии — охотники за детьми устроили под покровом мрака кровожадную бойню. Словиша оказался в той трети пленников, которую гурганским волкам удалось доставить в хазарскую столицу живой; правда, изнуренного дизентерией, со шрамами на лице и руках от солнечных ожогов, со сквозной раной в икре, время от времени мучительной болью напоминающей незадачливый побег, но все-таки живого. Всех выживших чернобородые ловцы детей передали маленькому сухонькому еврею, изъеденному то ли хворью, то ли праздностью, и он разместил их в странном — низком и длинном — сарае. Словиша был так слаб, что ему не стали даже связывать руки, но положили на соломенную подстилку в стороне от остальных. Таковские (вельми умеренные) условия после перенесенных тягот бесконечной дороги возымели над ним чудотворное воздействие, — Словиша быстро пошел на поправку, и уже через три дня маленький тощий старичок велел прислужникам, осуществлявшим надзор над новоприбывшим товаром, опутать ему веревками руки.
Сперва Словиша был продан хозяину очень большого и очень богатого дома, грузному, мордатому, расфуфыренному, как и его дом, еврею в летах, с маленькими гладкими женскими ручками и удивительно переменчивым голосом: от хриплого и густого до пронзительно-визгливого. Невольник и не знал, что приобретен был он за весьма солидную сумму, как человек молодой, здоровый, способный писать по-русски, читать по-гречески, а кроме того, владеющий всякими рукомеслами. Помня о том, что настоящим рабом становится тот, кто со временем перестал стыдиться своего рабства, Словиша при первой же возможности решил задать стрекача, даже не очень представляя последовательность своих дальнейших действий. Его поймали тут же. Водворили на прежнее место. Пригрозили, лишили вкусной пищи. Через пять дней Словиша бежал вновь. Связанного его секли, поскольку несвязанный он живодеру в руки не давался. Бросили в яму. Лишили всякой пищи. Стойко переживая физические страдания, как то надлежит всякому одухотворенному существу, и понимая, что достоинство подразумевает готовность пожертвовать собой ради права быть свободным, он смиренно приготовился умереть. Умереть не пришлось. После выхода из ямы он бежал на следующий день. Его вновь поймали, убивать, конечно, не стали, ведь за него были заплачены хорошие деньги. Хозяин большого и богатого дома просто перепродал беглеца в другие руки. Правда, слава о его непоседливости успела пощебетать на ухо торговцам невольничьим товаром, поэтому перепродан Словиша был с некоторым убытком для прежнего покупщика.
От следующего своего утеснителя, — невысокого, но необыкновенно широкоплечего буртаса, бритоголового, бритобородого, со слегка раскосыми совершенно безумными глазами, — Словиша сбежал осенью, приняв во внимание прежние неудачи, решив на этот раз все прежде хорошенько продумать. Продуманное удалось осуществить. Буртас держал мастеровых из разных народов и знал десятка два русских слов, столько же греческих, хазарских, и втрое больше ходовых здесь — еврейских. Мучительно составляя из этой словесной наличности чудаческое фразы, Словиша в определенный день наплел тому, будто для того, чтобы изготовить четыре гудка[298], которые заказал человек с Острова, надобно дерево масличина[299], которое растет только в эллинской земле, а, как известно, только вот в Итиль прибыл караван греческих фортид, на одной из которых вполне может оказаться груз дорогого дерева, и следовало бы поторопиться, пока этот товар не отдан перекупщикам, а посланник малика (он так и сказал для важности — малика!) говорил, мол, о срочности… Буртас послал его выбирать материал под приглядом двух надзирателей из числа прочих своих илотов. В многолюдной кипучей гавани Словише удалось увернуться от попечительных глаз аргусов и, как говориться, смазать пятки. Укрываясь то за верблюдами, то за пестрыми тюками, он действительно поспешал к кораблям, но не греческим, а русским, которые, он знал, вскоре уходят вверх по реке. Он бросился в ноги людям, имевшим такие родные, такие русские лица, умоляя взять его с собой. Русские люди оказались вятичами, чье соседство с каганатом несколько исказило их природу. Они отдали беглеца первому же конному отряду гурганцев, объезжавших дозором это оживленное место. Этот побег принес Словише несколько новых шрамов.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Русалия - Виталий Амутных бесплатно.
Похожие на Русалия - Виталий Амутных книги
- Рабиндранат Тагор - Крипалани Кришна - Историческая проза
- Райские псы - Абель Поссе - Историческая проза
- Изменники Рима - Саймон Скэрроу - Историческая проза / Исторические приключения
- Достойный жених. Книга 2 - Викрам Сет - Историческая проза / Русская классическая проза
- Пурпур - Вибеке Леккеберг - Историческая проза
- Америго Веспуччи. Фернан Магеллан - Америго Веспуччи - Историческая проза
- Крепость - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Три сестры - Хезер Моррис - Историческая проза
- Проклятые короли: Железный король. Узница Шато-Гайара. Яд и корона - Морис Дрюон - Историческая проза / Проза
- Вечный свет - Фрэнсис Спаффорд - Историческая проза / Русская классическая проза