Вот и сейчас — стоило Эпифоклу, Алкею и Фаону устроиться на скамьях в парилке, как появившийся откуда-то слуга принес им легкое, медовое вино, уверяя, что с его помощью тело гораздо быстрее очищается от грязи и освобождается от усталости, и с приятной улыбкой тут же плотно затворил за собой дверь.
Нынешние посетители парной комнаты представляли из себя весьма забавную группу — что-то вроде наглядного анатомического образца трех возрастов, которые переживает за жизнь мужчина.
Эпифокл с тонкими ногами и седой, мокрой бородой, слипшейся от воды и ставшей сильно похожей на козлиную, в обнаженном виде на редкость напоминал старого сатира.
Алкей с удивлением поглядел на ввалившийся, старческий живот Эпифокла, который почему-то оказался на месте упитанного пуза, и только теперь догадался, что роль живота все это время выполнял привязанный к поясу мешок с золотыми монетами — философ привык повсюду таскать его с собой.
Оказывается, именно поэтому Эпифокл и не ходил так долго в баню, боясь расстаться со своим сокровищем, и лишь заманчивое предложение поэта о возвеличивании да дружелюбная атмосфера, которая царила в доме Сапфо, заставили старика все-таки пойти на риск и оставить свою драгоценную ношу в своей комнате под периной.
Усмехнувшись в бородку, Алкей решил пока ничего не говорить взбалмошному старику про его внезапное похудение, боясь в самый ответственный момент настроить старого «сатира» против себя.
Правда, маленький, сморщенный фалл Эпифокла ничем не напоминал те фаллы, сшитые из кожи, которые выносились на поднятых руках сразу несколькими мужчинами, изображающими сатиров во время праздников в честь Диониса или Деметры — богини плодородия, или приделывались спереди участникам процессии, взявшим на себя роли сатиров и силенов.
И даже ничем не напоминали напряженные члены других фаллических божеств, с какими те обычно изображались на вазах или на досках.
Одна нога Эпифокла почему-то оказалась тоньше другой, чего под просторным хитоном, куда поместился даже набитый монетами мешок, было не заметно, и тут уж языкастый Алкей не смог удержаться от комментария:
— Мой друг, а ты у нас случайно не Полуденный бес с ослиной ногой, или какая-нибудь еще нечисть, в которую верят в здешних краях неграмотные служанки? Хорошо, что тебя не видит сейчас Диодора, а то она от страха точно бы ошпарила тебя кипятком!
— Хм, хм, — улыбнулся Эпифокл. — Я, разумеется, тоже слышал, что в глухих деревнях простой народец больше верит не во всемогущих богов-олимпийцев, а в демонов и разные прочие глупости. Но я к этим бредням не имею никакого отношения.
— А вот моя матушка Алфидия рассказывала, что однажды собственными глазами видела домового Синтрипса, который нарочно разбивает всем на кухне глиняные горшки и тарелки, а у горшечников так и вовсе может разом перебить все готовые изделия, — вспомнил Фаон. — А еще она у меня очень верила в случайные встречи, и когда собиралась на праздник, предпочитала встретить по дороге именно мальчика, а не девочку, или какое-нибудь полезное домашнее животное, а не вредное. А уж если встречала крысу, то и вовсе возвращалась домой.
Алкей так громко рассмеялся, что даже чуть было не поперхнулся медовым вином.
— Тебе, мой прекрасный дружок, следует как можно скорее вымыть из головы все глупости, которые тебе насовала туда твоя старушка, — сказал Алкей, лаская мальчика взглядом. — Иначе над тобой будут смеяться приличные люди, и хорошо еще, если открыто, а не за глаза.
— А для этого, Фаон, тебе самому нужно жить среди воспитанных, образованных людей, они научат настоящему блеску и славе, — с готовностью подхватил мысль Алкея Эпифокл. — Какой толк, если ты поедешь в Афины к старому деду Анафоклу, который наверняка — страшный, глупый скряга, и ничего больше. Подумай сам, чему он может тебя научить? Я слышал, что Анафокл прожил жизнь под башмаком мачехи твоей матери и даже с радостью сплавил по ее совету из дома собственных дочерей, зато осыпал благодеяниями сыновей этой коварной змеи. Правда, теперь сыновья погибли на войне, но все равно… Запомни, Фаон, человеку легче пролезть в игольное ушко, чем переменить самого себя, хотя бы и на пороге смерти.
— Но… говорят, что мой дед очень богат, и говорят, что теперь я его главный наследник. Правда, я сам никогда его не видел, и, возможно, что ты говоришь правильно… — задумался Фаон и вдруг звонко воскликнул, разгоняя клубы пара: — Но я тоже хочу быть богатым! Да, я очень хочу быть богатым и знаменитым!
— Похвально, весьма похвально для настоящего мужчины, — кивнул Алкей и незаметно подмигнул Эпифоклу, чтобы старик продолжал «обработку» юноши в том же духе. — Мне нравится, что ты ищешь себе в защитники Плутоса, сына Деметры. С таким покровителем точно не пропадешь!
И встав в картинную позу, чему не мешали разбросанные повсюду шайки и банные принадлежности, Алкей с чувством прочитал одно из своих любимых стихотворений, которое и друзья высоко ценили за краткость и чисто мужскую точность в выражении мысли:
Помнят в Спарте АристодемаКрылатое слово, в силе слово то.Царь сказал: «Человек — богатство».Нет бедному славы, чести — нищему[28].
Обнаженная фигура Алкея на фоне клубов пара представляла собой яркий образец мужчины, достигшего среднего возраста.
Алкей был высок, широкоплеч, но, пожалуй, несколько суховат, чтобы сойти за атлета, и слегка тонконог, чтобы его можно было принять за бегуна.
И еще, Алкей оказался не в меру черняв и имел буйную растительность на груди и в нижней части тела, так что его небольшая, холеная бородка немного напоминала хорошо возделанный на вершине горы садик, выставленный напоказ среди прочих, стелющихся понизу, диких зарослей.
Но вместе с тем Алкей принадлежал к числу тех мужчин, которые пристально следили за своим здоровьем, постоянно пользовались целебными мазями и травяными настойками, так что его тело обещало еще долгие годы служить верой и правдой.
— Хм, какой толк в богатстве, Фаон? — отрешенно закатил Эпифокл к потолку заметно покрасневшие от жары глазки. — Если подумать — что в нем хорошего? Одна суета!
— Ты нарочно так говоришь, — бойко возразил ученому юноша. — Потому что у тебя уже есть целый мешок с золотом, а у меня нет. Отдай мне свой мешок, и тогда я поверю, что ты говоришь правду!
— Молодец, Фаон! — снова похвалил юношу Алкей. — Я с каждой минутой убеждаюсь все больше, что из тебя выйдет толк. Как справедливо сказал один мудрец: деньги — это человек. Лучше всего жить в довольстве — бедняки слишком быстро теряют друзей.
