— Здравствуйте, господа! Буоно джиорно, синьори!
Незнакомцы расплылись в улыбках и загомонили:
— О, здравствуйте, здравствуйте, молодой синьор! Кто вы и откуда знаете наш язык?
— Я венецианец, — сказал Франческо. — Я сын графа Ульриха де Шато-д’Ора и Анжелы, дочери торговца рыбой Бенедетто, а сейчас нахожусь на службе у моего отца в оруженосцах.
— Уж не тот ли это Бенедетто, который лет пять назад умер от чумы? — спросил солидный бородатый мужчина, в этом отряде, по-видимому, старший. — Его дочь действительно была обвенчана с крестоносцем по имени Ульрих… Это был законный брак. Помнится, сударь, и матушка ваша тоже скончалась… царствие ей небесное!
Франческо склонил голову и перекрестился. Все присутствующие осенили себя крестным знамением.
— Куда вы направляетесь, синьоры? — поинтересовался Франческо.
— Наш путь лежит в Визенфурт, мы рассчитываем успеть к началу ярмарки, пока еще не сильно упали цены.
— А когда вы рассчитываете добраться туда?
— Сегодня к вечеру. Кстати, забыл представиться, меня зовут Джованни Виченцо, я хозяин этого судна и товара, а это мои компаньоны и слуги. Я думаю, что у синьора… Как ваше имя?
— Франческо, синьор. Пока рано именовать меня графом де Шато-д’Ор, ибо вопрос о наследовании титула еще не ясен…
— Итак, у синьора Франческо наверняка есть какие-нибудь просьбы к нам?
— Да, сударь. Это правда. Я просил бы вас перевезти меня на тот берег. Вместе с конем.
— О, — воскликнул синьор Виченцо, — это совсем не сложно…
— А в качестве платы за эту услугу вы можете взять у меня десять лошадей и все, что свалено в этой куче.
Виченцо прищурился, разглядывая сваленное в кучу вооружение, и сказал:
— Синьор Франческо, этим оружием недавно бились, оно в крови. Похоже, что людей, носивших его, уже нет в живых…
— Вы правы, сударь, так оно и есть. Это военные трофеи…
— Позвольте спросить, с кем же идет война?
— Война идет между домом Шато-д’Оров и епископией. Войска епископа тайно идут на Шато-д’Ор… Это первая стычка между воинами обеих сторон.
— А как к этому отнесется его светлость маркграф?
— Не имел чести беседовать с ним лично, — сказал Франческо.
— Итак, вы предлагаете нам купить, я подчеркиваю, купить, военные трофеи. Дабы нас не обвинили в грабеже и убийстве, нам надлежит оформить сделку… Антонио! — потребовал синьор Виченцо. — Перо и бумагу!
Юркий худощавый юноша, видимо, из монастырских послушников, принес чистый свиток пергамента.
— Неужто это так уж необходимо? — сказал Франческо. — Может, ограничимся устным соглашением?
— Нет, — сказал синьор Виченцо. — Или наш договор будет письменным, или его не будет вовсе… Пиши, Антонио: «Я, синьор Франческо, сын графа Ульриха де Шато-д’Ора и венецианской уроженки Анжелы, дочери рыботорговца Бенедетто, оруженосец графа Ульриха де Шато-д’Ора, продаю синьору Джованни из рода Виченцо, члену Большого совета города Венеции, захваченные мною по праву войны в открытом и честном бою с воинами его преосвященства епископа марки следующие военные трофеи:
Лошадей..... 10
Седел.... 10».
Проворные слуги уже начали рассортировывать и переписывать барахло, по мере поступления новых вещей внося их в реестр. Франческо уже изрядно утомился от перечисления попон, стремян и переметных сум, кольчуг, щитов, мечей, луков, стрел и прочего и прочего. Свиток же все вытягивался и вытягивался. Наконец синьор Виченцо закончил составление перечня, поставил свою подпись и, обмакнув в чернила палец Франческо, притиснул его к бумаге. Франческо хотел что-то объяснить, уточнить и дополнить, но купецкие люди уже начали погружать закупленное добро. Как выяснилось, Франческо помимо перевоза на тот берег еще полагалось выплатить двести цехинов. В число проданного вошел и плот. Венецианцы его несколько укрепили и столкнули с прибрежной отмели. Франческо оставил себе лишь подходящего коня и копье — с тем и был переправлен на тот берег. Купеческое судно отчалило, вслед за ним пошел и плот. Спустя несколько минут они уже были далеко от берега, а вскоре и вовсе скрылись за поворотом реки.
Франческо проводил их взглядом, а затем деловито принялся подсчитывать выручку. Помимо двухсот цехинов, полученных от продажи трофейного имущества, по кошелькам монахов собралось около тысячи монет разного достоинства на общую сумму почти в триста цехинов. По тем временам это было очень много. Франческо ссыпал деньги в самый большой кошель и привязал его на шею, под кольчугу. Теперь вновь предстояло выбирать дорогу. Франческо долго не решался сесть в седло, так как еще не знал, куда же следует ехать. Можно было двигаться по течению реки, в Визенфурт, чтобы попытать счастья и найти мессира Ульриха, заработав у него вполне заслуженную порку. А можно было ехать вверх по течению, в Шато-д’Ор, чтобы предупредить его гарнизон о возможном нападении монахов. Однако не исключено, что на этом пути он столкнется с монахами. Да и дорога эта столь длинная, что монахи вполне могут, опередить его и ворваться в замок. Была еще одна дорога — та, по которой Андреа и Франческо прискакали на берег реки, спасаясь от «великана». Дорога запутанная и трудная, да и запомнил он ее плохо, слишком уж был напуган. И тем не менее, поразмыслив, Франческо выбрал именно ее. Он проверил сбрую, оружие и сел в седло. Проехав мимо береговых круч, выбрался наверх и при дневном свете легко отыскал начало той просеки, по которой они с Андреа, тогда еще Андреасом, выехали к реке. Перекрестившись, Франческо погнал своего каракового жеребца в лес.
АУДИЕНЦИЯ У ЕГО СВЕТЛОСТИ
Еще раз вернемся в раннее утро этого напряженного дня. Ульрих де Шато-д’Ор, спавший в полном целомудрии со вдовой-гончарихой, пока нас интересовать не будет. Гораздо сложнее обстояло дело на сеновале во дворе дома гончарихи, где проводили ночь Марко и Марта. Часа три они проспали, не обращая внимания друг на друга, но перед рассветом Марта потянулась к Марко всем своим мощным телом, жаждавшим удовлетворения неуемной, гиперразвитой чувственности, порожденной беспорядочнейшей и разнообразнейшей половой жизнью, которую она до этого времени вела.
— Отец мой… — прошептала Марта. — Не обессудь только и не ругайся… Надобно мне, надобно, чтобы это было…
Марко, обняв ее за шею, сказал, виновато:
— Ты, дочка, не балуй. В чужом месте, чуть не посреди двора… Грешно. Закрыться-то и то нечем, задницу святым небесам казать придется… Срам. Ты хоть подумай, в какой грех меня вводишь… Там, на дворе вашем, грех был от незнания, а тут уж нарочно получается…
