Яра, проходя мимо купчихи, склонилась и намекнула, что Вышебор в последнее время то и дело находит повод напиться. Он и Моисея уже отправлял в город на рынок за хмельным. Мирина должна догадаться, чем это может грозить. Так что хватит с Вышебора и пива.
Купчиха помедлила, хмуря соболиные брови, призадумалась, но тут на пороге появился управляющий Творим. Сел со всеми за стол. Мирина на него смотрела с вызовом, позабыв, о чем ключница только что упоминала.
– Неужто думаешь, Творим, что без твоего присутствия у нас мало что заладится? Или опять явился, чтобы Озару невесть что наболтать на меня? А может, думаешь, что без тебя не смогу дела по закупам решить? Однако справилась я, все отметила.
– Так уж и справилась, – буркнул Творим, невозмутимо наблюдая, как Яра накладывает ему в миску желтоватый бок гусятины с яблоками. Любил вкусно поесть управляющий.
Мирине страсть как хотелось этого болтуна зловредного выгнать взашей из-за стола. Но не дело это – своему управителю в гостеприимстве отказывать. Да и не стоило ей с ним ссориться: Творим пусть и наглец, однако знающий и умелый тиун, замену которому непросто подобрать. Да и не впервой купчихе тайно сохнувшего по ней тиуна на место ставить. Потому, выждав паузу, заметила, что, дескать, вот поедим сейчас, а затем я покажу, как справилась, и приказы нужные отдам.
Сама же вдруг с приветливой улыбкой повернулась к сидевшему по правую руку от нее Радко:
– А ты что скажешь, Радомил? Я слышала, что тебе Добрыня давеча сказывал. Пойдешь ли опять к нему в дружину, если покличет? Не забыл княжий дядька, что ты был стрелок из лука отменный. Ну и мы все помним, как ты на стрельбищах городских всегда отличался. Так я говорю, други мои? – обратилась она к собравшимся.
Радко скорее отметил ее доброе отношение, чем о грядущем подумал. А Мирина, словно бы для того, чтобы подразнить Творима, сделалась особенно ласкова с молодым деверем. То глянет на него лукаво, то велит Яре еще попотчевать угощением Радко. Даже приказала вина подать. Вышебор этому обрадовался, стал невестку расхваливать. А она самолично плеснула в чашу Радко зелена вина. Но сама пила осторожно, разводя хмельной напиток ключевой водой.
Зато довольный Вышебор с ходу опорожнил целый кубок и еще подставил. При этом, наблюдая, как мило воркуют Мирина и его брат, склонился к Моисею и прошептал:
– Говорил же я тебе – не просты они. Вон при Дольме сварились, как два бойцовых петуха, а сейчас чисто кошки мурлычут. Потому думается мне, что эти двое и отделались от нашего Дольмы. А сами… Ты только погляди каковы! Давно указывал на то, а ты мне все не верил.
Хазарин не поднимал глаз от кубка. А как глянул – ну разве что огнем его темные глаза не полыхнули. Желваки на скулах заходили. Но смолчал, сдерживая дыхание.
Зато Вышебор разошелся:
– Что ты, Радко, с нашей вдовицы глаз никак отвести не можешь? Был бы тут Дольма, уж он бы, как и ранее, приказал Моисею отхлестать тебя плеткой.
– Унялся бы ты, Вышта, – резко бросил ему младший Колоярович.
Все знали, как Вышебор не любил, когда его этим сокращенным именем – Вышта – называют. Лещ попытался было успокоить братьев, но Вышебор уже сказал:
– Не тебе, меньшой, так меня называть. Я и в дружине был только Вышебором! Выше самого высокого леса – так-то! А ты… Думаешь, нужен ты в дружине воеводы? Стрелок – ха! Может, и был когда-то, но уже сколько лет не упражнялся с луком. А всякий знакомый с ратным делом знает – без разминки каждодневной навыки сходят на нет. И никакой ты сейчас не стрелок. Только бабам задирать подолы и горазд.
И засмеялся, указывая на Мирину.
Купчиха так и замерла, щеки вспыхнули. Сидела, пережевывая кусок птицы, слова вымолвить не могла.
А вот Радко подскочил:
– Не будь ты увечным, Вышта…
Казалось, бросится сейчас на Вышебора. Бивою его даже удерживать пришлось. Яра поспешила положить руку на плечо парня, что-то сказала негромко.
Вышебор же смеялся:
– Нянчатся тут все с тобой, как с глуздырем[104]. А ты и есть глуздырь, никак не воин. Да я и без ног тебя одними ручищами сверну. Это бабы перед тобой заваливаются с охоткой, а вот мне в охотку тебя помять будет. Так я говорю, Мирина? Помять мне твоего разлюбезного, что ли?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Глуп ты, Вышебор, – сухо ответила вдова, наконец-то прожевав. – И чтобы ты знал да успокоился, скажу: вы оба с Радко для меня в одной цене. Что тебя вынуждена терпеть, что его. От обоих вас никакого толку, одна морока.
– А весело тут у вас, – хохотнул со своего места тиун. – Надо было раньше мне зайти да посмеяться.
Он и впрямь засмеялся, глуповатый Медведко стал ему вторить, а там и чернавки захихикали. А чему? Но уж лучше смеяться, чем опасаться, что кровные братья и впрямь схлестнутся.
Радко посмотрел на всех и лишь тряхнул кудрями.
– Ну и сидите тут, – сказал он, оправляя пояс. – Надоели вы мне пуще лихоманки трясучей[105].
И, бросив выразительный взгляд на Мирину, добавил:
– А я и впрямь пойду к дружинным избам воеводы Добрыни. Там меня примут. Ибо воинское побратимство куда добрее, чем такие родичи.
Яра попыталась остановить его, да и стриженая Будька повисла на рукаве.
– Куда тебе уходить на ночь глядя? Да и дождь вон опять пошел.
Дождь и впрямь зашуршал по кровле, и Радко остановился, однако перво-наперво поглядел туда, где во главе стола восседала Мирина. Остановит ли? И потускнел лицом, увидев, что купчиха продолжила попивать из чаши, даже не взглянув на него. Однако то, что для Радомила все от Мирины зависело, собравшиеся заметили. Вышебор опять толкнул Моисея в бок, чтобы и хазарин то отметил.
– Мирина! – все же окликнул Радко купчиху, и даже голос его предательски дрогнул. – Мирина, ты и впрямь считаешь, что я такая же обуза всем, как и Вышебор?
Но красавица, обиженная, что Радко ее с лихоманкой сравнивал, не ответив на мольбу в голосе парня, повернулась туда, где сидел управляющий.
– Раз место рядом со мной освободилось, придвиньтесь, почтенный Творим. Нам еще поговорить кое о чем надо.
Управляющий просиял. Поправил лихо кунью шапку, смотрел довольно. Даже за руку взял купчиху, а она ничего, улыбается и не отнимает десницу. Но все же нашла, как Творима на место поставить, чтобы не увлекался.
– Говорил Добрыня сегодня, что однажды меня сосватают за боярина. А что? Разве я не гожусь для того, чтобы восседать возле нарочитого супруга на пирах княжеских? А вас, милый Творим, я сделаю главным во всем своем хозяйстве. Любо ли вам это?
Творим только заморгал, не зная, что ответить. Пусть хозяйка и глупышкой кажется, но с ее Долей удачливой да красой несказанной всякое может случиться. Только заполучить ее самому вряд ли удастся. Надо же, сам Добрыня ей именитого мужа пообещал!
А вот Радко вздрогнул, закусил губу, чтобы не дрожала. Сдерживался, но потом часто заморгал, словно стремясь удержать слезу. Наблюдавшей за ним Яре даже стало жалко парня. Вот глупый… нашел кого полюбить. Любая девка его, а он будто околдован Мириной. Вон как дышит тяжело. А потом сказал:
– Так ты уже присматриваешь себе нового суженого, Мирина?
– А что? Или думал, что я буду вдоветь до седых волос? Придет и мое время полюбиться с тем, кто меня достоин.
И этого оказалось достаточно, чтобы Радко кинулся прочь. Было слышно, как калитка грохнула, когда уходил.
Мирина лишь посмеивалась:
– Какой же он слабый! Чуть что – и в бега.
И тут Яра не сдержалась:
– Зря ты так с Радко, Мирина. Он к тебе всей душой, а ты его как щенка гоняешь.
– А что мне до того Радко? Захочу, так сама его со двора погоню. Если донимать будет.
– Так уж он тебя и донимает. Может, тебе есть за что и поблагодарить парня?
Мирина хищно прищурилась на ключницу:
– На что это ты намекаешь?
– Ни на что. Но ты слишком уверенно себя тут чувствуешь, не понимая того, что однажды и тебе, возможно, от Радко защита понадобится. Мало ли что станется.
